Воскресенье наступило раньше, чем Эмма успела к нему подготовиться.
Назначенная на вторник встреча с доктором Розенштейном была, мягко говоря, неловкой. Похоже, он теперь не знал, как с ней обращаться. Он попытался вести себя, будто ничего не изменилось, но после того, как она молча смотрела на него целых пять минут, наконец, сдался и сделал несколько телефонных звонков. Как только прозвенел таймер, Эмма вышла за дверь его кабинета, пронеслась мимо Марго и подмигнула Касперу.
На пятничной групповой терапии они с Каспером держались на расстоянии, но он всю неделю ей писал. Ничего конкретного, но явно зондировал почву. Эмма отвечала ему легко — возможно, кокетливо, но ничего такого, что могло бы ее скомпрометировать. Просто пациентка, которая с удовольствием общается со своим психотерапевтом.
Эмма знала, что он также пишет и Марго, впрочем, в содержании этих сообщений у нее не возникало никаких сомнений. Пока мать была в ванной, Эмма взяла ее телефон и просмотрела их СМСки. Оказалось, что у Каспера пошлые мысли, а Марго только рада исполнить все его просьбы. Фотографии члена уже были достаточно омерзительными, но увидеть в текстовом сообщении грудь своей мамы? Эмму чуть не вырвало.
«Подумать только. При обычных обстоятельствах мать бросила бы Джерри. Она переехала бы к Касперу и потащила с собой меня, потому что ей нравится делать вид, будто она меня ненавидит, но ей нужен свидетель. Нужен благодарный слушатель… Ночами он бы трахал ее, а днем пытался бы трахнуть меня, и так продолжилось бы мое убогое существование. Ага, но не в этот раз, Судьба. Катись к чёрту».
Готовясь к вечеру, Эмма ни о чем не думала. Она не знала, хорошо это или плохо. С Чёрчем у них практически все всегда было распланировано. Либо только им, либо ими обоими. Эмма решила, что будь она одна, поступила бы точно так же.
И хотя с тех пор, как она попала в больницу, голова у нее прояснилась, планы по-прежнему оставались туманными. Хотелось ли ей навредить Касперу? Если честно, Эмма не знала. Она его ненавидела. Он был олицетворением всего самого ненавистного в ее жизни, и ей хотелось просто сжечь его чучело. Но она никогда не причиняла боль никому, кроме себя.
Может, ей и его начать шантажировать? Использовать его, скомпрометировать, трахнуть, если придется, для того, чтобы… что? Свободу она уже получила. Может, заставить его уволиться? Отправить его куда-нибудь подальше, чтобы он больше не смог навредить никому в «Солнечном ранчо»? Нет, тогда он просто устроится куда-нибудь еще и снова начнет злоупотреблять своей властью. Как и многие другие мужчины в ее жизни. Такого допустить она не могла.
И не допустит.
— Посмотрим, — выдохнула она и, взглянув на свое отражение, собрала волосы в большой пучок. — Я молодая женщина, идущая на свидание со своим молодым психотерапевтом, и мы еще посмотрим, чем окончится эта ночь.
Его ложь сработала — Марго с радостью разрешила дочери посетить местную группу психологической поддержки для страдающих депрессией. Все, что угодно, лишь бы помочь бедной Эмме. Все, что угодно, лишь бы порадовать Каспериана. Поэтому она отвезла Эмму в пресвитерианскую церковь, в которой проходили занятия, а потом сообщила, что ей придется идти домой пешком, потому что у Марго дела в городе со старой подругой.
«Кажется, мне улыбнулась удача».
Когда старый «Бьюик» скрылся за углом, Эмма повернулась и пошла к ближайшему рынку. Каспер ждал ее на краю парковки. Не на самой парковке, потому что Эмме было прекрасно известно об установленных там камерах видеонаблюдения. Ей не хотелось оставлять никаких следов их «свидания», поэтому она попросила его встретить ее у обочины.
— Ты выглядишь просто… восхитительно, — сказал Каспер. Его взгляд метался между дорогой и ее грудью.
На Эмме была теплая зимняя куртка и свитер, но, сев в машину, она сняла с себя и то, и другое, оставив лишь простую футболку с v-образным вырезом, белую, хлопковую, но без лифчика. Соски почти неприлично выделялись под тканью. Картину довершали узкие джинсы и полусапожки. Ничего такого провокационного. И все же, с ее длинными ногами, милыми чертами лица, тонкой, ведущей прямо к декольте шеей, Эмма не сомневалась, что Касперу будет сложно устоять.
Если он вообще попытается.
— Спасибо, — вздохнула она. — Для меня такое счастье выбраться из этого дома, хотя бы ненадолго.
Пока они ехали, Эмма провела пальцами по стеклу. На улице было очень холодно. Интересно, пойдет ли снег? Она надеялась, что пойдёт. Снег всегда казался ей волшебством. Делающим все вокруг чище. Укрывая все девственно чистым, ангельским покровом.
— Хочешь начать прямо сейчас? — облизав губы, спросил он. — Мы можем сразу поехать ко мне. Наверное, лучше поговорить сейчас, пока чувства свежи и…
— Я хочу пиццу, — выдохнула Эмма и откашлялась. — Или чего-нибудь типа того. Еды. И вина. Я не ела вне дома с тех пор, как попала в больницу.
«Мне просто нужно немного времени. Чтобы рассеялся этот туман. Чтобы он убедил меня в том, что на самом деле отвратителен до мозга костей. Чтобы я вспомнила о том, что все отвратительны до мозга костей. И наконец поняла, чей голос звучит сейчас у меня в голове: мой или Чёрча…»
Они поехали на юг и примерно на полпути между домом и «Солнечным ранчо» наткнулись на небольшой, переписной посёлок. (Переписной посёлок — населенный пункт без официально определенных границ с населением свыше 1 тысячи человек — Прим. пер.) Там не было ничего стоящего, но нашелся незатейливый бар с грилем. Каспера, похоже, одолевали сомнения, и это заставило Эмму улыбнуться. Она возвращалась к истокам. Забегаловки были для нее вторым домом, она выросла в их подсобках, благодаря музыкальным автоматам научилась разбираться в музыке, на раздражительных барменах оттачивала свое остроумие.
Когда они вошли в бар, ей в лицо ударил резкий запах дыма, от чего у нее чуть не задрожали колени. Марго выдавала ей сигареты, словно драгоценные камни. Она получала по одной в день, но легче от этого не становилось. Эмма жадно втянула носом воздух, и никотин пробудил в ней счастливые воспоминания.
Воспоминания об ожогах на бледной плоти и о парне, который хотел навсегда оставить на ней свой след.
— Мы можем найти другое место, — предложил Каспер, вернув ее в реальность.
— Здесь прекрасно.
Они расположились за столиком возле столпившихся вокруг бильярдных столов байкеров, которые делали ставки на победителя. Эмма широко им улыбнулась и повесила пальто на спинку стула. Здесь никому до них нет никакого дела. Никто не обратит на них внимания.
Никто их и не вспомнит.
— Итак, скажите мне, доктор Каспериан, — начала она, когда изможденная официантка приняла их заказ.
— Брось, Эмма. Думаю, тебе пора звать меня Дрю, — предложил он.
Эмма искоса ему улыбнулась.
— Но Дрю это так скучно. Так официально. Друзья ведь дают друг другу прозвища. Что скажешь насчет… Каспера?
Он усмехнулся и потер затылок.
— Полагаю, это лучше, чем звать меня по фамилии. Что ты хочешь знать?
— Почему ты стал психотерапевтом? — перегнувшись через стол, спросила она. — В смысле… это страсть всей твоей жизни? Помогать людям?
— Думаю, можно назвать это страстью, — кивнул Каспер, слегка ухмыльнувшись, от чего еще больше упал в ее глазах, хотя она уже не думала, что такое возможно. — У меня всегда хорошо получалось разговаривать с людьми, поэтому мне казалось вполне естественным заняться этой работой.
Эмма была уверена, что обычно он так не отвечает.
— У тебя хорошо получается разговаривать с женщинами, — она решила перейти сразу к делу.
Каспер вскинул брови.
— Ты так думаешь?
— Я думаю, что мое присутствие здесь — явное тому доказательство.
— Я же не виноват, что такой сладкоречивый, — заигрывал он, широко ей улыбаясь.
Им принесли напитки — Эмма взяла на себя смелость и заказала за них обоих. Водка с содовой для нее и двойной бурбон для него. Чистый.
— Мы сейчас не на сеансе, — сказала она и, наклонившись к нему, продемонстрировала свое декольте. — Так что давай будем друг с другом откровенны, хорошо?
— Звучит неплохо.
— Скольких девушек из «Солнечного ранчо» ты трахнул?
Когда он резко откинулся на спинку стула, Эмма на секунду задумалась, а не перегнула ли она палку. Но потом решила, что ей все равно.
— Это чертовски трудный вопрос, Эмма. Как бы ты отреагировала, если бы я спросил тебя о чем-то подобном? — спросил он.
Эмма одарила его лучезарной улыбкой.
— Спроси ты меня об этом, я бы завелась, — поддразнила она. — Хочешь знать, со сколькими парнями я трахалась? С приличным количеством. Наверное, мне должно быть стыдно, но это не так. Хотя уверена, что тебе все это известно, я говорила об этом с Розенштейном. Все ведут себя так, будто это чертово ранчо — что-то вроде монастыря, но в нем такое сильное сексуальное напряжение, что я удивляюсь, как это банда девчонок до сих пор не прикончила кого-нибудь из санитаров. Если ты этого не заметил, то ты не человек.
Похоже, ее маленькая речь его успокоила, а может, все дело было в бурбоне, к которому он пару раз приложился, пока Эмма говорила.
— Хорошо, да, конечно, я это заметил.
— Хм-м, интересно, следует мне ревновать или нет, — сказала она, постукивая пальцем по подбородку.
— Тебе следует ревновать, — ответил он. — С того момента, как ты туда попала, ты не обращала на меня никакого внимания. Я много раз к тебе подкатывал, но ничего не вышло. Ты крепкий орешек, Эмма Хартли.
«О, еще какой».
— Если хочешь самого лучшего, то придется постараться, — ответила она.
Каспер допил виски.
— Я много старался, — сказал он и, потянувшись через стол, провел по ее руке пальцем. — Конечно, пару раз хорошенькие девушки привлекли мое внимание. Но все это время ты не выходила у меня из головы. Эти длинные ноги. Эти прекрасные глаза. Мне всего лишь хотелось тебе помочь. Позволь мне помочь тебе, Эмма. Так же, как я помогал всем остальным девушкам.
У нее по коже побежали мурашки, и ей хотелось схватить его пустой стакан, разбить о стол и воткнуть осколки ему в шею. Хотелось орать до тех пор, пока сюда не примчится вся орава байкеров и не выбьет из него все дерьмо, потому что, сэр, в этих краях с дамами так не обращаются! Ей хотелось понять, почему, ну почему она привлекает таких мужчин. Куда бы она ни пошла, что бы ни сделала, они всегда ее находили.
Если бы у нее был пистолет, она бы выстрелила Касперу в голову прямо здесь и сейчас.
«Дело вовсе не в нем… дело во мне… Я вовсе не хотела убивать себя… Я хотела убить все, что делало меня такой… В конце концов, я вскрыла вену не тому человеку…»
— Эй, — произнесла она низким гортанным голосом, хриплым и сексуальным, хотя мыслями была далеко отсюда. — Давай закажем еще выпить, потому что думаю, мне пригодится любая помощь, на какую ты только способен.
Каспер не соврал, когда сказал, что живет рядом с лечебницей. Когда-то «Солнечное ранчо» было большим фермерским хозяйством, занимавшим несколько гектаров. Он жил в старом флигеле, перестроенном в симпатичный загородный коттедж.
«Его тебе тоже твой дорогой зять подарил? Нашел тебе работу, где ты можешь незаметно проворачивать свои делишки, дом, где тебе не нужно платить за аренду. Тебе все преподнесли на блюдечке. Деньги, работу, жильё, секс. Ты заслуживаешь, чтобы теперь у тебя все это отняли».
— Расскажи мне ещё, — выдохнула Эмма, подавив рвотный рефлекс, когда Каспер перегнулся через переднее сиденье и присосался к ее шее.
— Тебе действительно нравится об этом слушать? — задыхаясь проговорил он и обхватил ладонями ее груди, от чего Эмму еще больше затошнило.
— Меня это возбуждает, — ответила она, зарывшись пальцами ему в волосы. — Мне нужно знать, с какими конкурентками я имею дело.
Он фыркнул.
— Детка, ты птица другого полета. На прошлой неделе я заставил ту цыпочку Дженни мне отсосать.
Бедная, бедная суицидница Дженни. Это она плакала на краю футбольного поля. Наверное, она много плакала. Наверное, ей очень скоро снова придется вскрыть раны у себя на запястьях.
— Как ты ее уговорил? — спросила Эмма.
— Детка, ты такая безбашенная. Мне это нравится, — простонал он. — Это ее последний шанс. Уже пятая госпитализация. Ее семья уже дошла до ручки, пытаясь ей помочь. Чтобы остаться здесь, она готова на все. На всё, что угодно.
Заказав ему еще выпивки в баре, а себе набрав еды, после бурбона номер четыре Эмма решила со всем этим покончить. Она пошла в ванную, долго смотрела на себя в зеркало, не обращая внимания на голоса у нее в голове, а потом вернулась к Касперу. Прижалась губами к его уху и попросила отвезти ее домой.
К нему домой.
Поездка была интересной. Он явно был пьян и вел машину, держась одной рукой за руль, а другой попеременно шаря то по своей промежности, то по ее телу. К счастью, до этого Эмма предусмотрительно надела свитер и куртку. Его дом находился всего в паре километров от закрытого въезда в «Солнечного ранчо», подъездная дорожка была темной и тенистой, а сам коттедж — где-то в сотне метрах от дороги.
«Просто идеально».
— А как насчет моей матери? Сколько раз ты ее трахал? — закрыв глаза, простонала Эмма.
Каспер расстегнул молнию у нее на куртке, распахнул ее и потянул за свитер.
— Тебе действительно хочется это знать? — хмыкнул он. — Это тебя заводит?
— Думаешь, раньше мы с ней не спали с одними и теми же мужчинами? — усмехнулась она и, наконец открыв глаза, уставилась на крышу машины. — Это случалось так часто, что и вспоминать не хочется.
— Я трахал ее много раз, — продолжил он, его руки, наконец, пробрались ей под одежду. — И эту цыпочку Дженни Я тоже трахну. Но ты, Эмма… ты особенная. Ты — суперприз. Такая сильная. Такая особенная. Такая красивая.
Красивая. Скольким женщинам он это говорил за годы своей работы психотерапевтом?
Откуда-то из подсознания, из какого-то темного уголка ее разума, очень знакомый голос зашептал:
«Я никогда не называл тебя красивой».
— Перестань, — громко сказала она, прежде чем его пальцы коснулись ее груди. — В смысле… пойдем в дом.
Что делать. Что делать. С Лиззи она не колебалась. Почему на этот раз все не так?
«Потому что ты, — снова раздался из пустоты ее сознания всё тот же голос. — Всего лишь половина машины, пытающаяся справиться со всей задачей. Ты не знаешь, что делаешь. Ты ничего не знаешь».
Эмма чуть не выпала из машины. У нее поехала крыша. Не дожидаясь Каспера, она направилась к его дому. Ее пальцы нервно потянулись к волосам и, вытащив из пучка шпильки, бросили их на крыльцо.
— Мне это нравится, — выдохнул Каспер, спотыкаясь позади неё на ступеньках, когда она, наконец, распустила свой конский хвост, и длинные волосы Эммы заструились у нее по спине. Он зарылся пальцами в ее локоны. — Я часто об этом думал.
— В самом деле? — выдохнула она, защелкнув у себя на запястье браслет и наслаждаясь болью.
— Вот бы потянуть за них, — прорычал он, мягко дергая. — Поиграть ими. Увидеть, как они разметались по моим подушкам, простыням, по моей груди. Боже, ты такая красивая.
Если он еще раз произнесет это слово, она его придушит.
— Давай просто… давай войдем в дом, — предложила она, указывая на дверь. — Поговорим о чем-нибудь.
— Нет, нет, нет, — усмехнулся он и, с трудом вставив ключ, отпер входную дверь. — Время разговоров кончилось, Эмма. Групповая терапия, «Солнечное ранчо» — мы только и делаем, что разговариваем. Пора показать тебе парочку методов самопомощи.
Входная дверь распахнулась, и Эмма увидела полированный паркетный пол и теплый свет. Мебель, которой по-видимому редко пользовались. Если бы ее спросили, она бы предположила, что Дрю Каспериан редко бывает дома.
Нет, скорее всего большую часть своего свободного времени он таскался по коридорам «Солнечного ранчо».
— Спасибо, не нужно. Я просто хочу… А!
Тут ее резко развернули кругом, и она удивленно вскрикнула. Даже сквозь куртку и свитер она чувствовала, как ей в бицепс впились пальцы Каспера. Сжимая его. Оставляя синяки. Не успела она его послать, как Каспер обрушился на ее губы, а его язык проник ей в рот.
— Все женщины только и делают, что болтают, — простонал он, оторвавшись от нее, чтобы отдышаться.
— Ты что, издеваешься? Твоя работа в том и заключается, чтобы болтать, — заметила она.
— Да, но сейчас у меня выходной, так что за работу пора тебе, — сказал он, и Эмма почувствовала, как он потянул ее за руку. Явно желая, чтобы она опустилась на колени.
— Да, конечно, — рассмеялась она. — Этому не бывать.
— Эмма, ты ведь не хочешь, чтобы я сообщил о твоем поведении доктору Розенштейну? — пригрозил он, обжигая ей шею бурбоновым дыханием.
— И что же ты ему сообщишь? «Пациентка Хартли отказалась сосать мой член»? — засмеялась она.
— Пациентка Хартли неуправляема, — возразил он и, оттянув воротник ее свитера, стал целовать обнаженную кожу. — Она нарушает правила. Не хочет выполнять предписания. Рекомендую снова поместить ее на лечение в клинику.
— Твою ж мать, — выдохнула она, когда он прижал ее к стене всем своим весом. — Так вот как ты это делаешь. Ты не оставляешь им выбора. У тебя там свой маленький…неважно, гарем. А тем, кто тебе откажет, или посмеет жаловаться или поставить под угрозу твою работу, ты портишь личное дело. Ты и Розенштейн. Да и кто станет слушать кучку свихнувшихся дамочек?
— Я никого из них ни к чему не принуждаю. Они получают удовольствие. Это взаимовыгодная сделка. Как и в случае с тобой. Ты здесь по собственной воле. И получишь удовольствие. Просто смирись с этим.
«Чего я тут добиваюсь? Хочу на своем опыте испытать то, о чём я и так уже знала? Найти предлог сделать то, что уже давно хочу сделать? Это просто смешно. Пора положить этому конец, Эмма».
— Каспер, отстань от меня.
Его руки опустились ей на грудь.
— Ты такая красивая.
Эмма стиснула зубы и изо всех сил оттолкнула его от себя.
Но она никогда не была особенно сильной.
— Да, да, ты мне это уже говорил, — проворчала Эмма. — Это уже не смешно. Отстань от меня!
— Ой, да ладно, все в порядке, — проворковал Каспер. Реально проворковал. Ее чуть не вырвало. — Я сделаю так, что тебе станет лучше. У меня дар исцеляющего прикосновения.
— Не надо мне больше твоих исцеляющих прикосновений. Отвали! Отпусти меня!
Теперь она уже в серьез с ним боролась, пытаясь от него освободиться. Но он навалился на нее всем своим весом, прижав к стене. Его руки шарили по ее телу, губы скользили вверх-вниз по шее.
— Поверь мне, тебе понравится, — заверил он ее.
Эмма начала кричать. Но не от страха или волнения. Сейчас ее переполнял первобытный гнев, ненависть и чистая злость. Она вопила, брыкалась и металась и, сумев высвободить руку, заколотила по его плечам.
— Я тебя прикончу, мать твою, — обещала она. — Я тебя выпотрошу и полюбуюсь твоими внутренностями! Я причиню тебе столько боли, что ты пожалеешь о каждой гребаной девчонке, которую когда-либо трахал…
И тут она взвизгнула. Голова Каспера будто бы просто… взорвалась. Когда его кровь забрызгала ей лицо, Эмма машинально зажмурилась. Она почувствовала на губах влагу, поэтому сжала и рот.
Теперь двигалось только его тело. Он дрожал и дергался, цепляясь за нее пальцами. Нервные окончания бились до последнего, понимая, что их хозяина покидает жизнь. Он издал сдавленный звук, потом нечто похожее на слово, затем выдохнул и рухнул на нее.
Эмма, наконец, открыла глаза. Каспер еще не умер, но уже не представлял угрозы. Только не с ломом в голове.
«Боже, какие у тебя огромные глаза!»
Какое-то время она пыталась высвободиться, не зная, что делать с его еще не совсем мертвым телом, затем заглянула ему через плечо. У Эммы тут же отвисла челюсть, и она его отпустила. Дергающееся тело упало на пол, пальцы наугад цеплялись за половицы, пытаясь избежать того, что уже произошло.
— Ты, — выдохнула она. Это слово вырвалось из нее белым облаком. В доме было холодно. Входная дверь открыта. Войдя, он не закрыл за собой дверь.
— А ты ждала кого-то другого?
Этот голос. Этот голос. Словно ангел. Словно Дьявол. Словно все то, что она всегда хотела, но никогда не могла получить.
— Чёрч.
Он вышел из тени коридора.
Казалось, Эмма не видела его целую вечность. В жизни он был еще более внушительным, чем в ее воспоминаниях. Из-за его высокого роста Эмма чувствовала себя маленькой, а из-за широких плеч — миниатюрной. Эти голубые-преголубые глаза вырывали ей душу прямо из тела.
«Глупая девчонка, нельзя забрать то, что и так уже давно принадлежит ему».
— Ты пришел, — вымолвила, наконец, она.
Чёрч еще какое-то мгновение смотрел на нее, потом перевел взгляд на лежащее на полу тело.
— Конечно, пришел. И судя по всему, слишком поздно, — пробормотал он, подтолкнув ботинком ногу Каспера.
Увидев труп — а теперь это действительно был труп — Эмма вернулась к реальности.
Какого хрена. Какого, мать его, хрена. Это была ее битва. Ее война. Не Чёрча. Конечно, она запуталась, съехала с катушек и ничего не планировала, но это она должна была сделать сама. А он просто ворвался и лишил ее этого. Столько времени от него ни слуху, ни духу, а потом вдруг бац, он появляется и отбирает у нее моменты триумфа.
«Нифига не меняется».
— Какого хрена ты наделал?! — закричала она.
Ее внезапный всплеск эмоций, казалось, немного его удивил.
— И какого же хрена я по-твоему наделал? — спокойно спросил он, снимая перчатки.
— Ты его убил! — продолжила она.
Чёрч кивнул и, присев на корточки, стал внимательно разглядывать кровь, что хлестала из проделанной им дыры в голове.
— Естественно, я его убил. Жаль.
— Ты не хотел?
— Не так, — вздохнул он, надавив на лом.
Раздался омерзительный хлюпающий звук, и на мгновение Эмме показалось, что ее сейчас вырвет. Убийство получилось классным: кровавое месиво, что-то там еще.
— Мне хотелось видеть его лицо. Хотелось видеть, как он… страдает.
Ах, да. Все всегда должно вертеться вокруг Чёрча. И мечты всей его жизни — заставить человека бояться. Помучить его. И прикончить.
— Так не пойдёт! — вскрикнула она, снова его удивив.
Чёрч выпрямился.
— Ты не можешь просто взять и убить его.
— Прости, что? Ты уже забыла все то, чему я так старался тебя научить? — усмехнулся он. — Я могу делать все, что захочу.
Эмма перешагнула труп. Она поскользнулась на луже крови, но это ее не остановило. Девушка сильно толкнула Чёрча в грудь.
— Уже нет, придурок. Ты лишился этой привилегии. Это был мой звездный час, а ты просто его у меня украл!
Теперь он казался рассерженным.
— Эмма, и что же я, по-твоему, должен был сделать? Позволить ему тебя изнасиловать? Сидеть в углу и молча смотреть, как он тебя трахает? Кому-то нужно было что-то сделать.
— Может, у меня и был план, Чёрч!
— Эмма, мне абсолютно насрать на твой план. Твой план предполагал то, что этот хрен тебя лапал. Это неприемлемо. Поэтому я сорвал твой план. К тому же, нам обоим прекрасно известно, что у тебя не было никакого плана. Это тебе не по зубам.
— Знаешь, мне не нравится такое отношение, — проворчала она. — Я уже не та малышка Эмма, которая ловила каждое твое слово. Ты ее сломил, так что теперь тебе придется иметь дело с этой версией.
— Я не собираюсь иметь дело с дерьмом, — ответил он, подходя к ней. — И эта версия такая же сломленная, как и предыдущая.
Это было уже слишком. Они столько времени провели врозь, упустили столько моментов. И вот эта ночь.
И хуже всего то, что он был прав. Она и впрямь попыталась прыгнуть выше своей головы. Вечер прошел не по плану, и ее чуть не изнасиловали.
Но Эмме не хотелось, чтобы он теперь строил из себя ее спасителя в сияющих доспехах. Не хотелось, чтобы ее вообще кто-нибудь спасал, кроме нее самой. Ему этого не понять, по крайней мере пока.
Так что теперь вечер был испорчен, а обе их мечты превратились в растёкшееся по полу кровавое месиво, а она даже не могла разобраться в своих ощущениях от их встречи, потому что чертовски разозлилась.
Споткнувшись, Эмма отошла от трупа и обрадовалась, что позади не слышит шагов Чёрча. Она направилась к входной двери, захлопнула ее и, не взглянув на Чёрча, протопала по коридору.
Добравшись до ванной, она сбросила с себя теплую куртку и полусапожки, но больше ни с чем не стала заморачиваться. У нее все наперекосяк, так какой в этом смысл? Она включила душ и все еще одетая шагнула под поток воды.
Вода у сливного отверстия сначала стала розовой, потом красивой ржаво-красной. Какое-то время Эмма смотрела, как она вращается у ее ног, а потом подняла лицо к душу и крепко зажмурила глаза. Пусть вода смоет все мысли, чувства и эмоции, полностью обнажив ее душу.
«Он пришел за мной. Он знал, где меня найти. Это всё реально. Нам не нужны слова. Нам вообще ничего не нужно. Мы неразрывно связаны. Теперь мы связаны во всех смыслах».
Эмма не знала, когда именно начала плакать, но, когда штора для душа резко дернулась в сторону, не попыталась скрыть слез.
— Хочешь, я расскажу тебе, откуда мне известно, что ты все еще сломлена? — нежным голосом спросил Чёрч.
— Да, — прошептала она, глядя, как он сбрасывает на пол пальто.
— Если бы ты больше не была сломленной, я не смог бы любить тебя так, как сейчас.
— Что ты имеешь в виду? — с трудом произнесла она.
Ее голос был едва слышен. Надежда едва теплилась. Чёрч расшнуровал ботинки и бросил их в сторону.
— А то, что для того, чтобы мы идеально дополняли друг друга, нам обоим нужно быть разбитыми осколками. Мой кусочки не подойдут твоим, если у тебя нет таких же сколотых граней. Если ты цела и невредима.
Он говорил с ней так, словно это была самая очевидная в мире вещь. Словно всё это само собой разумеется, и какая же она глупая, что сама этого не поняла. Он медленно вошел в ванну, снова поглощая ее своим присутствием. Напоминая ей о каждом мгновении, что они провели вместе.
«Какой же он красивый осколок».
Эмма поймала губами его нетерпеливые губы, и это показалось ей лучше всех ее воспоминаний. Чёрч запустил руки ей в волосы и, держа ее голову под идеальным углом, провел языком по зубам. Она застонала, на них лилась вода, а кровь кружила вокруг сливного отверстия.
— Я скучала по тебе, — всхлипнула Эмма и отстранилась, чтобы прикоснуться к его лицу. Чтобы убедиться, что он настоящий.
— Не так сильно, как я по тебе, — простонал он и, сжав руками ее задницу, поднял Эмму над ванной. — Боже, я никогда раньше ни по кому не скучал. Какое ужасное чувство.
— И я не думала, что ты придешь, не была уверена, что ты знаешь, — пробормотала она, целуя его вдоль линии подбородка, пока Чёрч выносил ее из ванны.
— Как ты можешь во мне сомневаться, Эмма? — спросил он, пока она покусывала мочку его уха.
— Понятия не имею. Я… сумасшедшая. Сломленная.
Они пролетели по коридору и тяжело ударились о стену. Ему удалось удержать их обоих в вертикальном положении, но Эмма откинулась назад и стянула через голову мокрый свитер.
— Знаю, — выдохнул он. — Прекрасно тебя понимаю.
Через пару дверей по коридору находилась спальня. Может, в метрах четырех или около того. Но Эмма никак не могла оторваться от его губ, чтобы об этом сказать. Чёрч сделал пару шагов, но затем упал на колени.
Слишком далеко. Это было просто невозможно далеко. После всего того, как они столько времени провели в разлуке, любое расстояние казалось непреодолимым.
— Наконец-то ты это сделал, — выдохнула Эмма, когда он разорвал ее футболку. Увидев, что на ней нет лифчика, Чёрч застонал. — Сделал то, что всегда хотел.
— Нет, — ответил он, стягивая через голову свой свитер. Ее ладони тут же скользнули под его майку и стали поглаживать его твердые мышцы и упругую кожу. — Нет, вот чего я всегда хотел.
Чёрч сунул одну руку за пояс ее брюк и тут же проник в нее двумя пальцами. Она вскрикнула от неожиданности, дернула бедрами и поскользнулась на мокрой одежде. Но он не дал ей упасть, потому что иначе и быть не могло. Он никогда не давал ей упасть.
Началось полнейшее безумие. Борьба за то, чтобы скорее попасть туда, где они оба чувствовали себя счастливыми, пусть даже всего пару мгновений. Он с такой силой сорвал с нее джинсы, что Эмма отлетела в сторону. Чёрч стянул свои брюки к бедрам, но дальше им было уже не до этого.
Эмма сжала в кулаки руки, вцепившись в его футболку. И вскрикнула, когда он ворвался в нее, спеша оказаться в единственном прибежище, что у него было. В единственном месте, которое у него отняли.
И пока они трахались, кричали, вспоминали друг друга и занимались любовью единственным известным им способом, от гостиной по коридору медленно растекалась тёмная лужа крови.
ЭММА
Человек приходит к врачу.
Врач спрашивает: «Чем я могу Вам помочь?»
Человек говорит: «Доктор, мне больно, когда я вот так двигаю рукой»
И вращает рукой.
Потом спрашивает: «Что же мне делать?»
Доктор ему отвечает: «Ну, не двигайте так рукой».
БА ДА ДУМ ТИСС.
Нет, постойте, постойте, у меня есть кое-что посмешнее.
Девушка попадает в больницу.
Врачи у нее спрашивают: «Чем мы можем Вам помочь?»
Девушка говорит: «Врачи, мне больно от каждого удара сердца и от каждой мысли, поэтому я вскрыла себе вены и выплеснула все наружу. Я поклялась, что никогда больше такого с собой не сделаю, но, о боже, я ведь обязательно это сделаю, правда?
И показывает им нож.
Девушка говорит: «Что же мне делать?»
Врачи ей отвечают: «Не позволяй сердцу биться, а мозгу — думать. Давай мы тебя подлатаем, а ты держи все в себе, и никогда больше этого с собой не сделаешь, потому что в следующий раз ты сделаешь это с кем-то другим».
Ха!… ну, может, это и не так смешно, как мне показалось…