Пока Эмма ехала домой, она до мяса обгрызла ноготь большого пальца. Наконец девушка свернула на удобную парковку у магазина и, собрав всю мелочь из подстаканников и между сиденьями машины Джерри, зашла внутрь и купила себе табак. Она села на переднее сиденье и дрожащими пальцами свернула сигарету. За курение в машине Марго ее убьет, но Эмма все равно закурила, потому что у Марго практически не осталось времени злиться на дочь. Так почему бы не побаловать ее бонусом?
«Так вот значит, кто я? Вот кем я хочу быть на самом деле? Или просто пытаюсь стать похожей на него? Откуда мне знать, что правда, а что нет? Нахрен терпение, у меня нет на это времени. Я оказалась между молотом и электрическим стулом, мне нужны ответы прямо сейчас».
Когда Эмма вернулась домой, там никого не было. Она понятия не имела, где Чёрч парковал свой внедорожник, потому что рядом с домом его никогда не было видно. Внутри стояла мёртвая тишина, Марго куда-то ушла, и когда Эмма постучала в дверь подвала, ей никто не ответил. Поэтому она вернулась в комнату Чёрча, свернула в сигареты весь табак, закурила и уставилась в потолок.
«Один, два, четыре, шесть, восемь, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять…»
Где-то через час, два или целую жизнь она услышала в дверях чьи-то покашливания. В комнату вошел Чёрч.
— Сегодня будет хуже, чем вчера, да? — вздохнул он, присаживаясь на край кровати.
— Так всегда и бывает, — ответила Эмма, выпустив изо рта колечко дыма.
Оно поплыло к его голове, по мере движения увеличиваясь и превращаясь в призрачную корону.
— Я хочу, чтобы ты знала, — медленно произнес он, тщательно подбирая слова. — Я не сомневаюсь, что ты можешь сделать все, что захочешь. Ты раз за разом это доказывала. Я верю в тебя больше, чем ты сама. Да и как я могу не верить? Ты — вторая половина моей души.
Услышав выбранное им слово, она удивленно поморгала и, наконец, посмотрела ему в глаза.
— В самом деле?
Чёрч кивнул.
— А значит, не верить в тебя — это всё равно что не верить в себя. Невозможно. Когда я говорю с тобой определенным образом, знай, что точно так же я говорю и с собой. Это самая высокая честь, которую я могу кому-либо оказать, и ты единственная, кто этого удостоился.
Из уст Чёрча это и впрямь наивысшая похвала.
— Ты действительно считаешь, что я не хочу навредить маме? — спросила она грубым от сигаретного дыма голосом.
Чёрч долго молчал, потом положил руку ей на голень.
— Думаю, да… это то, с чем не следует спешить. Мы говорим не только о Марго, но и о жизни и смерти. Ты говоришь, что хочешь ее убить, и я тебе верю и сделаю все, что в моих силах, чтобы твои фантазии стали реальностью. Но мне кажется, это не должно случиться сию секунду. Подожди. Спланируй. А затем осуществи. Марго всего сорок, и тебя никто не подгоняет. Люди, совершающие преступления в порыве эмоций, практически всегда попадаются, а всё потому, что они не могут трезво мыслить. Ты хочешь это сделать? Тогда убедись, что всё пройдет как надо. Второго шанса, скорее всего, уже не будет.
«Всё пройдёт как надо, да? Не похоже на мои последние попытки убийства. Обе эти сучки по-прежнему живы, и у одной из них уже почти закончились сигареты. Надо было купить две пачки».
— А что, если у нас нет времени? — спросила она, затушив в блюдце окурок.
— Почему у нас нет времени?
— Завтра доктор Розенштейн звонит в полицию, — объяснила она. — Он волнуется о своем зяте и попросил жену сделать пару звонков.
— Это завтра, а между тобой и его исчезновением все еще нет никакой связи.
— Только если добрый доктор решит не рассказывать копам о моей глубокой ненависти к Касперу и о том, что я использовала его в качестве инструмента для шантажа, чтобы выйти из клиники.
— И всё же, думаю, мы можем…
— Но если Марго тоже пропадёт, то это уже похоже на побег двух влюбленных. Это даст нам еще больше времени, а после всего, что мы сделали, первое же расследование приведет их к Райану — бывшему пациенту Каспера, который завидовал вниманию, которое мы с моей матерью уделяли глупому терапевту. Мы ведь так планировали, да? Чёрч, все это рано или поздно должно было случиться. С таким же успехом можно действовать и сейчас, пока все фишки еще могут упасть на нужное место.
Чёрч уставился на нее своим жутким взглядом. Его лицо не выражало никаких эмоций, а глаза буравили ей душу. На мгновение, всего лишь на мгновение, она затосковала по старым добрым временам. Когда ему было достаточно на нее взглянуть. Она могла этим жить, черпать из этого энергию, а не задаваться всё время вопросом, кто она такая.
«Чистокровное я чудовище или сотворенное человеком? Это вообще имеет значение? Мне это важно? Ему это важно?»
— Ты никогда не спрашивала меня, каково это, — сказал он.
— Прости, что?
— Когда я убил Каспериана. Ты никогда не спрашивала меня, что я при этом почувствовал.
— Хорошо. Что ты при этом почувствовал?
— Ничего. Словно выключил свет. Словно отшвырнул ногой какой-то мусор. Но не думаю, что у тебя будет так же, Эмма. Это тебя изменит, и пути назад уже не будет. Я в тебе не сомневаюсь — я просто хочу убедиться, что сейчас ты к этому готова. Ты только что пережила огромное потрясение. Ты готова пережить еще одно?
Эмма спустила с кровати ноги и встала. Схватив еще одну сигарету, вышла в коридор.
— А я вообще когда-нибудь была готова? — буркнула она. — Была я готова переехать в середине первого класса? Была я готова к тому, что в одиннадцать лет меня изнасилуют? Или к тому, чтобы поселиться в этом захолустном городишке? Или убить ради тебя? Нет. И каждый раз, когда что-то из этого происходило, мне доставалось больше, чем в предыдущий, но я, блядь, все еще жива, так ведь? Я справилась. Справлюсь и с этим.
— Теперь все по-другому, — возразил Чёрч и, обойдя её, уперся руками по обеим сторонам от Эммы, прижав девушку к двери подвала.
— С чего бы?
— Есть я, — ответил он, глядя на нее сверху вниз. — Всё это время ты просто пыталась выжить. Но тебе больше не нужно этого делать — теперь у тебя появилась возможность жить полной жизнью. Добиться успеха.
— Господи, когда ты превратился в Опру Уинфри? — простонала она.
— Не провоцируй меня, Эмма. Я сейчас добрый. Могу стать злым.
— Что ты хочешь от меня услышать? — закричала она, смяв в кулаке сигарету. — Я, блядь, не знаю, чего хочу! Все, что я знаю, что он мертв, мы его убили, и все вот-вот обрушится на нас. Я просто пытаюсь быть на шаг впереди, ясно?!
— О, и ты думаешь, что действовать с бухты-барахты и прикончить собственную мать во время нервного срыва — это именно то, что тебе нужно?
— Нервного срыва? Иди ты нахуй, — выругалась она. — Если у меня и нервный срыв, то по твоей вине. Ты уверял меня, что я для этого создана. Что я чудовище. Что я всё смогу. А теперь твердишь, что я недолжна и мне не стоит. Чёрч, пару месяцев назад твои игры прокатывали. Сейчас как-то не очень.
— Я не играю с тобой ни в какие игры. Если бы это было так, мы бы сейчас не разговаривали, и ты это знаешь.
Оооо, как же ее бесило, когда он становился самодовольным.
— Знаешь что? Уезжай. Если ты не хочешь принимать в этом участие, тогда просто уезжай. Для всех остальных ты в Нью-Йорке, верно? Вот и поезжай туда. Уезжай, а я сделаю всё сама. Я буду громом, молнией, молотом, наковальней и любой другой идиотской метафорой, которую ты только сможешь выдумать. Я стану чем-то великим. После всего, через что я прошла, это меньшее, чего я заслуживаю.
— О нет, Эмма, — усмехнулся он. — Тебе так легко от меня не избавиться. Ты хочешь испортить себе жизнь и наделать глупостей, прекрасно. Прекрасно. Тогда я буду за тобой подчищать.
— Мне твоя помощь не нужна.
— Нет, нужна. Так же, как и мне твоя. И чем скорее ты это поймешь, тем скорее мы с этим покончим. Теперь. Когда ты хочешь это сделать? — спросил он и, отступив на шаг, прислонился к стене.
Эмма нахмурилась и взглянула на свои руки.
— Завтра он звонит в полицию, — сказала она, растопырив пальцы. — Чтобы определить, что Каспер действительно пропал, им потребуется… сколько, пара дней? Тогда они начнут задавать вопросы. Нам нужно сделать это до того, как они доберутся до Марго.
— Пара дней, хм.
— Может, неделя.
— Одна неделя, — вздохнул он. — Нам нужно выяснить ее распорядок дня. Знать, где она находится в любое время суток. Придумать план, как затащить ее в подвал, а потом, когда она спустится, ты сможешь делать с ней все, что захочешь. Звуки из подвала не доносятся до соседних домов, я проверял. И почему-то мне не кажется, что Джерри будет до этого дело.
— Одна неделя, — усмехнулась Эмма и покачала головой. — Дорогой Санта, надеюсь, ты положил мне под ёлку несколько мешков для мусора, клейкую ленту и электропилу. Боже.
— Думай об этом так — всего одна неделя, и тебе больше никогда не придется об этом беспокоиться. Слышать ее голос. Никогда больше не придётся ее бояться.
— Никогда. Какая прекрасная мысль, — прошептала Эмма. — Теперь бы только спланировать все так, чтобы Марго не догадалась.
— Не догадалась о чём?
Эмма с Чёрчем, словно две марионетки, тут же повернули головы в сторону гостиной. Перед входной дверью стояла Марго. Дьявол во плоти. Или нет, подождите, разве не Эмма дьявол? В последнее время она часто путалась.
Марго уставилась на них, быстро переводя взгляд широко распахнутых глаз с Эммы на Чёрча. В одной руке она держала сумочку и пакет с продуктами. Другой — упиралась в бедро в какой-то деловитой позе.
— Не догадалась о чём? — повторила она. — И какого черта он здесь делает?
Чёрч молча скрестил руки на груди.
— Привет, Марго, — холодно сказала Эмма.
— Не заговаривай мне зубы, — прорычала мать и, бросив на пол сумки, пошагала вперед. — Какого черта ты тут забыл? После того, что ты со мной сделал! Знаешь, что он со мной сделал?
— Я думала…
— Ты меня душил! — закричала она, тыча пальцем Чёрчу в лицо.
Эмма заморгала от удивления. Ей никто об этом не рассказывал.
— В моем собственном доме! Тебе повезло, что ты уехал из города и, что твой отец очень щедрый человек, иначе, гадёныш, ты бы сейчас сидел в тюрьме! Немедленно убирайся из моего дома.
Чёрч выпрямился во весь рост. Марго была невысокой, наверное, среднего роста. Она нервно сглотнула, но не отступила. Вместо этого женщина направила свой гнев на Эмму.
— И ты. О, боже, ты. Я знала, что рано или поздно ты облажаешься. Ты поедешь в государственную больницу. Туда, где тебя привяжут к кровати и засунут в нос питательную трубку. Сколько это уже продолжается? — спросила она, показывая пальцем на них обоих. — Никаких контактов, Эмма. Помнишь это правило? Вы оба только что обрекли себя на полный кошмар.
Она развернулась и зашагала к своей сумочке. Эмма взглянула на Чёрча и поймала на себе его взгляд.
«Вот оно. Никаких планов. Никакой недели на подготовку. Ничего. Он сказал мне, что я действую необдуманно. И был прав».
Он кивнул, и по телу Эммы разлилось тепло. С тех пор как Чёрч вернулся в ее жизнь, они часто ссорились. Но было приятно знать, что они по-прежнему могут общаться без слов. Он открыл дверь в подвал.
— Не знаю, куда ты собрался! — закричала Марго, роясь в сумочке. — Ты и оглянуться не успеешь, как здесь будут копы. А для тебя, юная мисс, я попрошу, чтобы они пригнали спец фургон. Поверить не могу, что ты такая глупая, Эмма. Я же предупреждала, что этот парень тебя использует, пережуёт и выплюнет, именно так он и сделал. Оставил тебя со здоровенным шрамом и с мозгами набекрень.
Она выхватила мобильник, но не успела даже его разблокировать, как Эмма вырвала его у нее из рук.
— Ты с ума сошла?! — закричала Марго. — А ну, отдай быстро, не то я…
Эмма изо всех сил швырнула телефон на пол и с удовольствием услышала отвратительный хруст. Когда они обе посмотрели вниз, то увидели, что экран разлетелся вдребезги, а задняя панель полностью отломилась.
«Так быстро. Всё происходит так быстро. Словно поезд сходит с рельсов».
— О, — выдохнула Марго и рассмеялась.
В этот момент из подвала донёсся какой-то шум. Тихий стук.
— Я рада, что это случилось. Теперь я избавлюсь от тебя навсегда. Весь остаток своей жизни ты проведешь в смирительной рубашке, питаясь через трубку, а я буду получать твоё пособие по инвалидности. Никто не поверит ни единому твоему слову, потому что ты сумасшедшая. Я выйду замуж за доктора Каспериана и забуду об этой адской дыре и о тебе тоже. Спасибо, что облегчила мне задачу.
Она шагнула к стационарному телефону, но Эмма преградила ей путь. Мать свирепо на нее зыркнула и направилась в коридор, к телефону, стоящему у нее в спальне, но Эмма подрезала ее и там.
— Ты меня ненавидишь, — выдохнула она и уперлась рукой в стену, не дав матери пройти. — Да, сколько я себя помню. Зачем тебе вообще понадобилось рожать ребенка?
Марго запрокинула голову и рассмеялась.
— Думаешь, я тебя хотела? — хмыкнула она. — Конечно же нет, черт возьми. Но аборт оказался нам не по карману, а тот, что я сделала сама, не сработал, потому что ты проклята, Эмма. А потом твой папа предложил мне выйти за него замуж и уехать из этого гребаного трейлерного парка, тогда я подумала, что, может, всё как-нибудь обойдется. Но ты с самого первого дня создавала мне неудобства. Хорошо, что все это время от твоего существования была польза, не то я давно бы от тебя избавилась.
— Польза, — усмехнулась Эмма. — Приятно знать, что смогла тебе услужить.
— Эмма, нам нужно было на что-то жить, — указав на себя, раздраженно бросила ее мать. — Какой от тебя прок, если ты не можешь в этом помочь? И все было не так уж и плохо! Некоторые мужчины были к нам очень добры!
— У нас с тобой разные понятия доброты.
— Ах, тебя обидели, к тебе приставали, тоже мне, великое дело. Думаешь, папа меня не бил? Думаешь, мать меня не секла? Но я выросла и всё это пережила. В семнадцать я ушла от них и больше не вспоминала. Так что перестань барахтаться в нашем дерьмовом прошлом и просто забудь об этом.
— Это трудно сделать, когда ты меня не отпускаешь! — к концу фразы Эмма уже визжала. — Знаешь, иногда я не знаю, что хуже — то, что ты обращаешься со мной, как с проклятой, и спишь и видишь, как бы от меня избавиться, или то, что ты не даешь мне уйти. Знаешь, что мне кажется? Мне кажется, что я напоминаю тебе обо всем, чем ты могла бы стать, но так и не стала. Я не какая-то потрёпанная, вышедшая в тираж шлюха-аферистка. Ты меня ненавидишь и хочешь быть мной, поэтому не можешь меня отпустить, но и видеть меня не можешь. Чёрт, похоже, я не единственная чокнутая в нашей семье.
Марго влепила Эмме пощёчину. Это был второй раз, когда мать её ударила. Девушка не пошевелилась, просто уставилась на маму, чувствуя, как горит от боли щека.
— Чокнутая, это уж точно, — проворчала Марго. — Чокнутая, как твой отец. Теперь пошла вон с дороги.
— Нет.
— Послушай, мне плевать, что у Джерри на тебя своего рода стояк, и что ты трахаешься с его полоумным сыном — тут я распоряжаюсь твоей жизнью. Поэтому убирайся с моего пути, или тебе не поздоровится.
«О, Марго, ты даже не представляешь как».
— Нет.
Лицо матери исказилось от ярости, она снова вскинула руку, но всё вокруг словно замедлилась. Эмма задумалась, а понимает ли Марго, как нелепо выглядит. Она протянула руку и просто схватила мать за запястье.
— Хочешь усложнить себе жизнь? — спросила Марго, пытаясь вырваться из ее хватки. — Да что с тобой такое?!
— Я больна, мама, — выдохнула Эмма, и, похоже, из всего, что они тут друг другу наговорили, это напугало ее мать больше всего. — Я слышу голоса и не знаю, кому из них верить.
— Что? — прошептала Марго, впившись ногтями в руку Эммы.
— Я сбита с толку, растеряна и все, чего я хотела, — с дрожью в голосе проговорила Эмма и, нависнув над матерью, пошла прямо на нее. — Это чтобы ты оставила меня в покое. Просто оставила меня в покое. Но ты никогда этого не сделаешь! И вот мы здесь, и мне хочется врезать тебе в глотку и повыдирать все твои чертовы волосы. Я в курсе, что это нехорошо, но боже, мне пиздец как этого хочется, и это ты меня такой сделала!
После такого Марго и впрямь начала терять самообладание — она завизжала и начала дергать Эмму за руку. Она оказалась на удивление сильной, и обе женщины, пошатываясь, прошли по коридору и врезались в стену.
— Думаешь, мне нравится быть такой?! — Эмма даже не сразу сообразила, что все еще говорит. Все еще кричит. Но слова всё срывались и срывались с ее губ. — Я не хотела такой быть! Не просила делать из меня чудовище! Это ты меня в него превратила! Я не хотела, чтобы всё так вышло!
Марго тоже закричала и, размахнувшись свободной рукой, стала колотить Эмму по плечам. Они потеряли равновесие и повалились на пол клубком спутанных конечностей. Марго удалось схватить Эмму за волосы и, дёрнув изо всех сил, ударить ее головой об стену.
— Я отдала тебе все! — завопила мать. — Ты украла у меня молодость, мою фигуру и моих мужей! Я давала тебе крышу над головой, кормила тебя, заботилась о тебе, а ты ничего для меня не сделала! Неблагодарная, гадкая девчонка!
Забавно, но все те годы, что Эмма накапливала целую выгребную яму гнева и ненависти, ей и в голову не приходило, что у Марго может быть такая же. Что Марго, возможно, тоже когда-то досталось. Конечно, все это уже не имело значения. Эмма тоже страдала, но никогда не направляла своих внутренних демонов на ни в чем неповинных людей.
«Ну, если не считать того раза, когда ты пыталась задушить кое-кого подушкой. Но это не считается — это было ради любви».
Вот к чему все свелось. Даже Чёрча нельзя было винить во всех тех ужасных поступках, совершенных Эммой за последние пару месяцев. Все они корнями уходили к этой жуткой женщине. Словно ходячая болезнь, она заразила свою дочь гноящимся злом, но не потрудилась ее научить, как с ним бороться. Она создала чудовище, но посадила его на хлипкую цепь.
И теперь оно освободилось.
С криком, копившемся в ней двадцать два года нескончаемого ада, Эмма рванулась вверх. Она была выше матери. Моложе, быстрее, сильнее. Ей не нужно было ее бояться. Она со всей силы оттолкнулась от пола, и ударила макушкой прямо Марго в нос. Женщина взвизгнула и была вынуждена слезть с дочери. Они обе вскочили на ноги, оказавшись на верхней ступеньке ведущей в подвал лестницы.
— Что ты собираешься делать? — прорычала Марго, у нее из ее носа текла кровь, а Эмма тем временем вцепилась ей в блузку. — Глупая сучка. Ты без меня ничто. Думаешь, ты была бы способна на такое, если бы не я? Это я сделала тебя такой, какая ты есть. Ты не сможешь мне навредить, и знаешь, почему? Потому что мы с тобой похожи, Эмма. Похожи.
Ее слова напомнили Эмме о Каспере и докторе Розенштейне. Напомнили ей о том, как они обе шантажировали этих людей одной и той же информацией, но ради достижения личных целей. От такого Эмму замутило. Ее ярость закипела с большей силой; дернув Марго за рубашку, она принялась трясти ее взад-вперед, вынуждая ее подойти к самому краю верхней ступеньки.
— Думаешь, мы похожи? — прошипела она. — Да ты понятия не имеешь, на что я способна.
Марго рассмеялась.
— Ты всегда так на меня злилась, когда я указывала тебе, что делать. Даже в детстве. Я уж думала, ты — Мисс Независимость. Думала, ты не такая как я. А ты теперь исполняешь приказы от человека, который тебя использовал и бросил умирать? Боже мой, как же повторяется история. Думаешь, мы разные? Дорогая, мы да практически близнецы.
Нет. Нет, нет, нет, нет. Она не допускала даже мысли о том, что каким-то образом стала похожа на свою мать.
Эмма вскрикнула и толкнула Марго. На мгновение на лице ее матери отразился шок — она реально не ожидала, что ее дочь причинит ей боль и царапнула ногтями по стене в поисках опоры. Сообразив, что ничего такого нет, она в последнюю секунду схватила Эмму за волосы. Затем в дело вступила гравитация.
Вскрикнув, Эмма полетела вперед и тяжело приземлилась на Марго. Голова с отвратительным треском ударилась о деревянную ступеньку. Потом они перевернулись, Марго кувырком покатилась с лестницы, Эмма упала на бок. Она больно ударилась ребрами и не сомневалась, что парочку точно сломала, но отмахнулась от этой мысли. Девушка поняла, что упирается ногами в стену, и оттолкнулась от нее. На лестнице не было никаких перил, поэтому Эмма слетела с края ступенек. С криком она упала на пол подвала.
Из неё вышибло весь воздух. Там не было даже ковра, чтобы хоть как-то смягчить удар, лишь голый бетон. Из глаз хлынули слёзы, Эмма металась по полу беспомощно открывая рот и пытаясь набрать в лёгкие воздух. Она смутно догадывалась, что Марго в результате скатилась к подножию лестницы, сильно ударилась о стену и рухнула на пол. У Эммы начало темнеть в глазах, и, чтобы с этим справиться, она помотала головой.
«Не закрывай глаза. Не закрывай глаза. Ночью, когда ты спишь, приходят плохие люди, а она им не запрещает, ей все равно, и о, мама, как ты могла позволить им делать со мной такое? Мне страшно закрыть глаза».
— Не закрывай глаза.
Внезапно перед ней возник Чёрч. Лицо его оставалось бесстрастным, но во взгляде читалось беспокойство. Она сосредоточилась на нем, и темнота исчезла.
— Не могу… дышать… не могу…, — с трудом прохрипела она, ее голос казался чуть громче прерывистого дыхания.
— Можешь, — сказал он.
Она царапала себе грудь, как будто это могло как-то помочь, поэтому Чёрч взял ее ладонь в свою руку и сжал. Другой рукой он ощупал ее грудную клетку.
— Делай маленькие вдохи. Раз-два. Раз-два. Вдох-выдох. Просто потерпи.
Боже, как она ненавидела эту фразу. Эмма покачала головой.
— Она… она… она…
— Она без сознания. Или мертва. В любом случае, в ближайшее время она не очнется. Расслабься.
Эмма кивнула и полностью сфокусировалась на его глазах. На этих удивительных голубых озёрах. Слушала его дыхание и пыталась синхронизировать их сердцебиение.
Чёрч между тем осматривал ее грудную клетку и, когда его пальцы коснулись чувствительного места у нее на боку, слегка нахмурился. Да, точно сломаны ребра.
— С тобой всё в порядке. Я только отойду в другой конец комнаты и сейчас вернусь.
Не дожидаясь ответа, Чёрч ее отпустил и исчез из поля зрения. Эмма сосредоточилась на дыхании и изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Сейчас ей стало легче, но это также означало, что шок от падения прошел. Девушка почувствовала в левом боку жжение, и, хотя теперь она могла дышать полной грудью, у нее не получалось. На глазах снова выступили слёзы.
— Я не хотела, чтобы все так вышло, — прошептала она, когда Чёрч вернулся.
— Знаю, Эмма. Знаю. Прими это.
Он просунул ей в рот три таблетки, а затем подставил горлышко бутылки. Чёрч заботливо приподнял ей голову, и Эмма чуть не подавилась, осознав, что пьет водку. Не успела она всё это проглотить, как он резко обхватил ее за плечи и привел в сидячее положение.
Эмма вскрикнула. Громко.
— О, черт, — простонала она, когда, наконец, смогла подобрать слова. — Больно, мать твою. Что ты мне дал?
— Тайленол, это все что у нас есть. Знаю, это больно, но ты должна поднять руки. У нас ещё много дел и не так много времени, так что помоги мне, Эмма.
Он дал ей еще глоток водки, а потом заставил зажать в зубах карандаш, который она чуть не прокусила, когда Чёрч стянул с нее рубашку. Скомкав рубашку, Чёрч прижал ее к сломанным ребрам Эммы, и от острой боли ее кожа покрылась испариной. Девушка снова вскрикнула, когда он принялся туго обматывать ее эластичным бинтом.
Когда Чёрч закончил, Эмма снова готова была упасть в обморок, но он ей не дал. Вместо этого Чёрч перешагнул через нее и, подхватив подмышки, поднял на ноги. На мгновение она, тяжело дыша, прижалась к нему.
— Ты молодец, — выдохнул он, гладя ее по волосам. — Ты вела себя как чертова психопатка и тебя чуть не убили. Но ты молодец. Просто продержись еще немного.
— Еще? — тяжело дыша, произнесла она и почувствовала, как Чёрч кивнул.
— Ты еще не закончила.
Он вложил что-то ей в руку, потом подвел к стене, где все еще лежала Марго, и Эмма впервые заметила заднюю дверь. Раньше она была заколочена досками; ее закрывал большой кусок фанеры. Эмма попыталась воскресить в памяти заднюю часть дома.
Примерно с торца здания двор уходил вниз по склону, открывая заднюю часть подвала. Правда, Эмма никогда не бывала на заднем дворе, поэтому даже не заметила, что под террасой есть отдельный вход. Пока она ругалась на верху с Марго, Чёрч открыл эту дверь. К дверному косяку был прислонен зловещего вида топор, а снаружи лежал уже покрывшийся тонким слоем снега кусок фанеры.
Эмма посмотрела на руки и обнаружила в них тонкий свитер Чёрча. Тут же в открытую дверь ворвался сильный порыв ветра, и пробрал ее до костей. Она как можно скорее натянула на себя кофту. Ночью обещали грозу, и Эмме показалось, что вдали она слышит раскаты грома.
«Поговорим об обломах, Чёрч. Похоже, я — и гром, и молния».
— Что, небольшая перепланировка? — тяжело дыша, проговорила она и снова отхлебнула прозрачного пойла. — Мне там наверху не помешала бы твоя помощь.
— Мне показалось, что ты отлично справляешься, — пробормотал Чёрч, склонившись над Марго. Он приподнял ей веки, и женщина застонала. — Она скоро придёт в себя. Так что там дальше в твоем плане?
— В плане? — Эмма рассмеялась, но тут же об этом пожалела. Она схватилась за грудную клетку. — На случай, если ты не заметил, все произошло несколько неожиданно. Нет, блядь, никакого плана.
— Не тупи, — огрызнулся он, подхватил Марго на руки и понес в другую часть подвала. — Ты должна была об этом подумать, ты давно знала, что хочешь этого. Время, конечно, не самое идеальное, но кто в этом виноват? Так что тебе лучше решить, как ты хочешь убить свою мать, или же мы забросим ее в больницу.
Чёрч так обыденно это сказал, словно речь шла о прополке какого-нибудь запущенного сада. Она нахмурилась и увидела, что он усадил ее мать в то жуткое, привинченное к полу кресло. Чёрч привёл ее в вертикальное положение, и Марго снова застонала.
— Нет. Я не… мы не можем этого сделать, — пробормотала Эмма и, захромав к нему, поняла, что при падении повредила еще и колено.
Она нахмурилась и уставилась на сидящую в кресле сломанную куклу, в которой едва угадывалась Марго. Она казалась изуродованной, как зомби. Или чудовище. При этой мысли Эмма громко рассмеялась, а Чёрч замер, застегивая наручник на левом запястье Марго.
— Она сказала, что мы одинаковые, и я ей не поверила, — истерически засмеялась она. Чёрч повернулся и взглянул на нее. — Но посмотри на нее. Посмотри на меня. Мы абсолютно одинаковые.
— Эмма, тебе лучше присесть.
— Нет. Нет. Я хочу разбудить ее и закончить то, что начала. То, что она начала двадцать два года назад.
— Подумай, что ты делаешь! — сказал он и, выпрямившись, пристально поглядел на нее. — Это тебе не игра, Эмма. Это не спокойно спящая в кровати Лиззи. Это твоя собственная мать, и примерно через две минуты она очнётся. В процессе тебе придется смотреть ей в глаза. Ты когда-нибудь об этом задумывалась?
— Не совсем, но я не…
— В последний раз, когда ты думала, что сможешь убить человека, ты чуть не убила саму себя, — прорычал он и, шагнув к Эмме, забрал у нее бутылку. Снаружи гремел гром, отдаваясь о стены дома. — На этот раз это не вариант. Это мне придется собирать тебя, когда ты снова развалишься на части. Больше никаких больниц, никаких докторов, всё останется нашей тайной, которую мы будем хранить вечно, и я не хочу ставить наше будущее в зависимость от твоего нервного срыва. Я предполагал, у нас будет больше времени, чтобы тебя подготовить, но у нас его нет. Это всё. Поэтому тебе нужно очень, очень хорошо подумать, справишься ты с этим или нет. У нас еще есть возможность покончить с этим прямо сейчас — просто выбросим ее на больничной стоянке, а затем будем ехать, пока не выберемся за границу штата. Эмма, у нас еще будут другие возможности. Даже с ней. Так что либо перережь ей горло, либо садись в чертову машину, чтобы мы успели отсюда свалить.
Эмме хотелось послушать Чёрча. Хотелось услышать его слова, внимательно их переварить и честно поразмыслить над их ситуацией. Она была в долгу перед ним и перед собой, и прекрасно понимала, что им движет любовь. Должно быть, ему было трудно это говорить, пытаться положить конец ситуации, являющейся его самой большой фантазией. И он делал это ради нее. Вообще-то, это было даже немного трогательно. И самое меньшее, что она могла сделать, это потратить минуту и выслушать его.
Но Эмма так редко получала то, что хотела, поэтому глупо было надеяться, что на этот раз произойдет нечто подобное.
— О боже, — выдохнула позади них Марго, и они обернулись, Чёрч уронил бутылку водки.
Судя по проступившему у нее на лице ужасу, она уже какое-то время их слушала.
— Этот вечер становится все интереснее и интереснее, — фыркнул Чёрч, глядя на нее сверху вниз.
— Э-э-эм… Эмма, — запинаясь, пробормотала она. — Знаю, детка, у нас были разногласия. Знаю, что порой была с тобой строга. Я-я-я-я просто хотела, чтобы ты стала сильной. Пожалуйста, Эмма. Пожалуйста, ты же не хочешь, чтобы он причинил мне боль.
— Он? — усмехнулась Эмма, взглянув на Чёрча.
Затем снова посмотрела на него и поняла, что он часто задышал через нос, у него на скулах заходили желваки. Даже руки его были сжаты.
«Потому что Марго боится. Она чертовски напугана, и ему это нравится».
— Пожалуйста! — воскликнула Марго. — Я так с тобой обращалась, потому что… потому что…
— Потому что ты — отвратительное человеческое существо, которое получит то, что заслуживает, — возразила Эмма.
— Потому что этот мир ужасен и отвратителен. Потому что мой папа бил и домогался меня… и… и мне просто не хотелось больше оставаться одной.
Теперь Марго действительно плакала. Эмма попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь плачущей свою мать.
— Значит, твоя цель заключалась в том, чтобы позволить кучке взрослых мужиков обращаться со мной так, как когда-то обращались с тобой, а потом мы с тобой стали бы чем-то вроде верных корешей? — предположила Эмма.
Вспышка молнии на мгновение осветила темный дверной проем, а затем сразу же последовал удар грома. Падавший снаружи снег превратился в крупные капли дождя.
— Но ты была такой маленькой! — воскликнула Марго. — Такой слабой, и я ненавидела тебя за это, прости меня. Пожалуйста, не делай этого, пожалуйста.
— Почему?! — крикнула Эмма, заглушая вой ветра. — Почему бы мне этого не сделать? Ты всегда отвратительно со мной обращалась, а когда необходимость во мне отпала, ты захотела от меня избавиться. Запереть меня в психушке. Почему я вообще должна прислушиваться к твоим просьбам?
— Потому что я этого не заслуживаю! — закричала Марго. — У меня тоже была скверная жизнь, и я так боюсь, детка. Я все время боюсь. Меня пугаешь ты, он и будущее, я просто боюсь. Пожалуйста, отпусти меня. Мне так страшно.
«Оооо, Марго. Не те слова».
По-видимому, Чёрч устал убеждать их обоих в том, что этого лучше не делать. Он грозно шагнул вперед, и когда Марго автоматически отшатнулась, Эмма увидела, как Чёрч прерывисто вздохнул. Вот о чем он так долго мечтал. Он сделал еще шаг, и женщина отпрянула еще дальше, и это было похоже на причудливый танец. Марго пойдет за ним, куда угодно, потому что он главный. Он стал ее вселенной.
В этот момент он стал ее богом.
«Я понимаю. Теперь я понимаю, Чёрч. Я понимаю».
И тут вырубился свет.
ЧЁРЧ
Давайте кое-что проясним.
Мне хочется убивать. Хочется медленно мучить и пить страх своих жертв, а когда он ослабнет — вспороть и выставить напоказ их нутро.
Это не значит, что я думаю, будто все остальные испытывают такие же чувства или должны их испытывать. Если бы все чувствовали то же, что и я, это потеряло бы свою исключительность.
Я так давно этого хотел. Мечтал об этом. Планировал. Жаждал. Конечно, не обошлось без проблем, и, чтобы этого достичь, пришлось много трудиться. Долго убеждать.
Подтолкнуть здесь, поднажать там.
В смысле, мне ведь нужно было удостовериться, верно? Будет скверно, если все это произойдет лишь для того, чтобы у твоей замены на поле прямо перед ударом случился психический срыв.
Так что думаю, мы подошли к концу девятого иннинга, базы заполнены, по очкам — ничья, и вопрос не в том, сможет ли Эмма выбить мяч за пределы поля.
Вопрос в том, удалось ли мне убедить ее, что она действительно может играть в эту игру.