Глава 28
Клубок дыма в сторону и Глеб подаёт подкуренную сигарету мне.
— Будешь? — смеётся.
— С ума сошёл⁈ Я не курю, — возмущаюсь.
— Расслабляет… — констатирует. — Особенно после секса…
— Ненормальный! — кладу голову ему на плечо, а он сильнее прижимает к себе, выкинув сигарету вниз.
Закутывает нас в плед и поджимает мои ноги ближе к своим, чтобы мне удобнее и теплее было сидеть у него на коленях.
Уплываю от тепла и его близости. Утыкаюсь носом в шею, вдыхаю дурманящий мужской запах, смешанный с горьким сигаретным. И мне нравится…
— Морозов, ты счастливчик.
— Почему это? — трётся носом о мою щёку.
— У тебя шикарный вид с балкона, — показываю на светящийся через Амур китайский город.
— Знаю. Поэтому и купил её. Люблю, когда красиво… Двушка, но при этом цена из-за этой иллюминации конская.
— Тебе бы вид на заправку, как у меня. А тут смотришь и радуешься.
— Переезжай ко мне, — шепчет в шею, слегка целуя.
— Ты серьёзно? — смотрю на него во все глаза.
— Вполне, — улыбается. — Временно я к тебе на ночь ездить не могу, у меня болезный в квартире. Причём на головушку. А без тебя я спать больше не хочу.
— Я не могу, — опускаю глаза.
Мне не позволят переехать.
— Зачему? — задаёт дурацкий вопрос из юмористического шоу.
— Потомукто, — да, я тоже смотрела.
Он смеётся, а я прижимаюсь снова к любимому. Глеб начинает покачивать меня, как маленькую девочку.
Меня так только в детстве качали, мне годика два или три было. Мама успокаивала, когда я ночью пугалась ссор родителей.
— У тебя есть загран паспорт? — неожиданный вопрос.
— Нет. А зачем?
— Жаль. Можно было бы на выходных съездить в Китай, пройтись по магазинам, поужинать и домой.
— В смысле в Китай? Вот так просто? Без визы? — смотрю на него, как на умалишённого.
— Белка, признавайся — откуда ты? — серьёзно.
Он догадался?
— Из Хабаровска… Я же говорила…
— А ощущение, что ты в Чили жила. Никакой визы не надо, покупаешь во-о-н там, — показывает пальцем на здание, — билетик туда и обратно, и едешь. Насколько знаю, в Хабаре всё точно так же, только ехать до таможни надо.
— Я никогда не ездила в Китай.
— Ну, значит, надо это исправить, оформить загран и поедем.
Кто ж мне с моей фальшивой биографией разрешит его получить.
Только сейчас я вспоминаю, что за день ни разу не взяла в руки телефон.
А если Аксёнов звонил или писал?
Где я нахожусь, он наверняка знает, сам сказал, что следилка в телефоне. Но я не предупредила, что собираюсь здесь остаться.
Под предлогом, что хочу в туалет, сбегаю от Глеба и проверяю смартфон. Ничего. Только одно сообщение от Риты.
Может у него сегодня выходной?
Семья есть, с которой тоже нужно время проводить.
Но предательский мороз по коже всё равно ползёт. Набираю сообщение, что у меня всё хорошо, и думаю отправлять или нет. У меня от этого человека кровь в жилах стынет, после того, как он меня поцеловал. Я до сих пор не помню, как это было, что я чувствовала, только неприятное послевкусие на губах. Но и не общаться с ним я не могу.
Нажимаю на значок " отправить" и ловлю себя на том, что жутко боюсь его ответа.
— Кому ты пишешь? — голос Глеба за спиной.
Я поворачиваюсь и почему-то бледнею.
— Рите… Она написала, что они хорошо отдохнули. Ответила, что у нас тоже весело, — лгу.
— А чё тогда так испугалась? Я такой страшный? — хмурит брови.
— Нет, — улыбаюсь.
Неожиданно раздаётся звонок в дверь, и я подпрыгиваю от неожиданности.
— Белка, с тобой всё в порядке? Расслабься, это суши привезли, — направляется в прихожую.
У меня в руках дребезжит телефон. Сообщение от Аксёнова.
Ок?
Всего две буквы?
Но они словно камень с души снимают.
Выдыхаю и успокаиваю свои натянутые нервы.
— Не проси! — Глеб ругает Дикого, который опять попрошайничает еду со стола. — У тебя диета. Камушки свои коричневые ешь.
Пёс скулит и жалобно смотрит на меня.
— Даже не вздумай! — грозит мне палочками Морозов.
По моим глазам видно, что мне жалко пёсика и хочется отдать ему свою порцию. Пару недель назад я его боялась, как огня, а сейчас готова накормить последним куском хлеба. Нет, последним куском ролла.
— Ну, один кусочек… — умоляю его.
— Сначала кусочек суши, потом сосисочку. А дальше он котлеты со стола таскать начнёт.
— Не преувеличивай!
— Алина, это не преувеличение! Мы уже всё проходили. Я кое-как отучил его еду не воровать со стола. А ты мне своей жалостью всё воспитание пустишь коту под хвост. Он, — тыкнул пальцем в Дикого, — не подмышечная болонка. Он зверь. Охотник.
— Ружьё ему ещё дай! — обижаюсь.
— Его задача дичь загонять, а не сожрать её.
— Он же не охотничья собака!
— Ему нравится.
— Морозов, ты живодёр!
— У меня вся семья охотники. Так что это преемственность поколений. Прадед пушниной занимался. Белке в глаз бил. Извини, — давит смешок после паузы.
— У тебя, что денег нет, мясо в магазине купить? — смотрю на него с недоумением.
— Есть. Но это другое. Не знаю, как объяснить…
— Где твоё оружие? — оглядываюсь.
— Не ищи. Его здесь нет. Всё в доме у родителей. Небезопасно хранить карабин в городской квартире. А там, у отца, надёжный сейф.
— Чего ещё ожидать от человека, который в военной части вырос.
— А что в этом плохого? — удивляется.
— Ничего. Только мне кажется, что военные они какие-то чёрствые, излишне дисциплинированные, — задумчиво вожу палочками в воздухе.
— Что в этом плохого? — повторяет вопрос и приподнимает на меня глаза Морозов. — Или тебе нравятся утончённые, изнеженные белоручки?
— Не до такого же маразма. Мне кажется, в мужчине должны сочетаться мужественность и нежность.
— Качок в розовых колготках? — усмехается.
— Смешно. Просто женщинам хочется рядом такого мужчину, который будет её на руках носить и в случае чего заступиться сможет.
— Тогда я тебя разочарую, таких не очень много. И с каждым годом становится меньше. Мужской пол слишком любит себя.
— Но ты же такой, — смотрю на него ласково.
— Считай, тебе повезло, — щелкает пальцами мне по носу. — Но это ещё раз доказывает, что армия делает мужиков, а не соплежуев. Я служил там, где поблажек не давали никому. Либо ты, либо тебя нагнут. Физподготовка по восемь часов в сутки. Всё отточено до мелочей. Ещё и мозгами надо уметь работать, так как ты разведчик, а не в тылу бумажки при штабе перебираешь. Такие, как мы, на передовой работают. И наши имена никогда нигде не появятся, бойцы невидимого фронта. Про таких не пишут статей и не показывают по телевизору. Пришли, прощупали почву, зачистили и ушли.
— Ты был на заданиях? — поднимается волнение.
— Не переживай. Не был… Туда отправляют только контрактников, а меня мать отговорила. Но браконьеров в море и нарушителей границ приходилось брать.
— Это же работа пограничников.
— На учениях был случай. Только не проси рассказать, — остановил меня. — Там ничего интересного. Просто борзые японцы нарушили нейтральные воды. В наших, оказывается, рыба жирнее, — фыркает.
— Я рада, что ты не пошёл служить дальше. Иначе мы бы не встретились…
— Мы не знаем, что нам предначертано, но я уверен — если судьба, то она тебя и на необитаемом острове найдёт.