«Стоило мне на несколько часов оставить свой гарнизон, как у них чрезвычайное происшествие — пленные сбежали. Сам по себе этот факт меня мало волнует, что может сделать троица обессиленных голодранцев, даже вооружённых? Однако лишить их единственно возможного пристанища на этом острове — старой охотничьей хижины в самом его центре — я просто обязан. Кто бы мог подумать, когда мы её нашли, что хижина кому-то пригодится! А они непременно натолкнутся на неё, рыская по острову. Этого допустить нельзя. И тогда они обязательно приползут назад. Тепло и еда — инстинктивные стимулы, следовательно, — сильнейшие. Приползут! А пока...»
Обер-лейтенант Эрслебен, сидевший напротив, раскрыл папку и заговорил:
— Господин майор, разрешите доложить: сегодня в двадцать два ноль-ноль дежурный начальник смены унтер-офицер Штайдль получил заявку на передачу радиограммы в Берлин. Текст зашифрован особым шифром. Заявитель — гауптман Айхлер. — Он выдержал паузу. — Право вмешиваться в оперативный радиообмен имеете Вы как начальник отряда и я как командир дивизиона. Однако, согласно инструкций касающихся гауптмаиа Айхлера, полученных ранее, я должен беспрепятственно пропускать его радиограммы. Кроме того, на ней стоит гриф «Особой важности. Без задержек».
«... Вот оно. Судьба постучала в мою дверь раньше, чем я ожидал, — мелькнуло в голове Гревера. — Поэтому Эрслебен и заговорил таким официальным тоном. Его можно понять — с одной стороны, инструкция прямая и недвусмысленная, а с другой — все данные, запросы, сообщения визирую я».
— Итак, я оказался в деликатной ситуации, — продолжал Эрслебен, моргая белесыми ресницами.
«... Решение! Раздумывать некогда!»
В Гревере упругой волной поднялся совершенно естественный протест: на каком основании этот скользкий мерзкий садист Айхлер распоряжается его судьбой?! В том, что эта радиограмма имеет к нему самое непосредственное отношение, Гревер не сомневался ни на секунду. Задержать? Мотив? Пальцы Гревера нервно забегали по столу, и, чтобы скрыть нервозность, он полез во внутренний карман за сигарой.
— Какова загрузка передатчиков на сегодняшнюю ночь, обер-лейтенант? — спросил он, выпуская струйку нежно-голубого ароматного дыма и изо всех сил стараясь сохранить твёрдость в голосе.
— Ни минуты простоя, господин майор.
Гревер задумался. Потом взял бланк Айхлеровой радиограммы. При этом рука его невольно потянулась к авторучке. Он почувствовал неодолимое желание своей резолюцией запретить передачу, устранить угрозу, таившуюся в холодных цифрах. Но всё же сдержал себя. «Никаких письменных распоряжений, никаких доказательств! Эрслебену будет вполне достаточно моего устного приказа, который можно отдать в самой категоричной форме, хотя до прямого нажима дело, думаю, не дойдёт — он тоже не симпатизирует нашему «пропагандисту». Если доживём до разбирательства, он всегда сможет оправдаться, сославшись на мой приказ».
— Отдел пропаганды подождёт. Есть дела поважнее, ситуация усложнилась: сбежали пленные. Поэтому отложим передачу на двадцать четыре часа. Под мою ответственность.
«...В журнале регистрации будет запись о задержке за подписью или начальника смены, или самого Эрслебена. С ссылкой на меня, естественно. Чёрт побери, как ни крути, а уши торчат. Но это ерунда, доказательство косвенное, это мы потом как-то уладим».
Он снова проследил за кольцами сигарного дыма.
— Я намереваюсь предложить гауптману Айхлеру возглавить одну небольшую операцию тактического характера. Когда он вернётся, у меня состоится с ним беседа и, возможно, его намерения относительно загрузки наших передатчиков несколько изменятся. Думаю, ему не стоит их перегружать, попробую убедить в этом и самого гауптмана. И оставьте ваш официальный тон, обер-лейтенант, я благодарен вам за искренность. Не стоит придавать такого значения пустякам, вы слишком впечатлительны. — Гревер уже полностью овладел собой и в его голосе прозвучали по-отечески снисходительные нотки.
«Неприятель дал мне неплохой повод избавиться от моего излишне рьяного заместителя. В любом случае стоит попробовать. Непосредственный контакт с противником, боевые действия — прекрасная ширма. Пусть вылазку с целью разрушения охотничьей хибары возглавит Айхлер».
— А сейчас можете допросить английского радиста. Вероятно, вам будет интересно с ним пообщаться — профессиональные интересы. А я должен поставить задание кампф-группе{6}. Я вас больше не задерживаю.
Когда, щёлкнув каблуками, Эрслебен вышел из комнаты, майор Гревер, воодушевлённый своей идеей избавления от смертельной опасности, почти весело скомандовал:
— Ефрейтор Хипплер! Обер-фельдфебеля Рана — ко мне!
Обер-фельдфебель Ран вытянулся перед майором Гревером.
Тот долго молчал, как бы подчёркивая особую значимость предстоящего разговора.
— Как вы думаете, Ран, почему почти весь личный состав неприязненно относится к гауптману Айхлеру? Надеюсь, этот факт не составляет для вас тайны? — Гревер умышленно начал с вопроса, не констатируя очевидной неприязни, чем надеялся сразу загнать обер-фельдфебеля в угол. — Я понимаю, что психология — это не совсем ваша сфера, но мне хочется знать мнение опытного и, как мне кажется, умного человека. Пусть вас не удивляет такое желание, вспомните наш предыдущий разговор. К тому же, я не сторонник прусского принципа: дистанция командира от подчинённых — три шага. Вы, как я успел заметить, тоже.
Он медленно раскурил сигару, давая возможность фельдфебелю собраться с мыслями.
— Он немного... странный, — неожиданно мягко начал Ран, настороженный то ли вопросом, то ли опасением прямо высказать своё мнение о другом офицере. Ситуация была достаточно деликатной, и Гревер нарочно повёл себя нестандартно, надеясь спровоцировать Рана на откровенность и тем самым привязать его к себе. Он предполагал, как может ответить Ран. И услышал то, на что надеялся.
— Думаю, немногим нравится, когда кто-то, пренебрегая уставом, суёт свой нос во все щели, — чувствовалось, что Рана уже не раз выводило из себя вторжение чужака в сферу его полномочий. «Совать нос во все щели» в немецком вермахте, как, впрочем, и во всех армиях, было неоспоримой прерогативой фельдфебелей. И сейчас Ран, осознавая, что вопрос поставлен неспроста и молчанием не отделаться, призвал на помощь своё раздражение, — его голос окреп, а интонации стали решительными.
— Вы считаете это главной причиной? — демонстрируя глубокомыслие и озабоченность, прищурился Гревер.
— Да, господин майор.
— В боевой обстановке вам с гауптманом взаимодействовать ещё не приходилось, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Гревер.
— Нет, господин майор.
Гревер помолчал. Теперь пора было приступать к главному. Предыдущая болтовня была лишь прелюдией, которая поможет направить разговор в нужное русло.
— Слушайте меня внимательно, Ран, — наконец глухо произнёс Гревер, не глядя на фельдфебеля. — Через тридцать минут я отдам приказ о выходе кампф-группы, которая должна уничтожить ту хижину в центре острова, чтобы её не смогли использовать диверсанты как базу или укрытие. Командовать группой будет гауптман Айхлер. Подберите трёх надёжных солдат. Надёжных во всех отношениях. Если в хижине красные, вы должны провести разведку боем, если нет — сжечь её. Сигнализировать ракетами. Цвета обговорим позже.
Гревер сделал паузу. Наклонил голову. Потом исподлобья остро глянул в глаза Рану.
— Идти вам придётся вот здесь, — он приблизился к карте и провёл пальцем извилистую линию в северо-западном направлении.
— Через ледник. Нартовым путём нельзя, есть основания полагать, что его перерезали красные. Ледник встопорщен, изрезан, огромное количество разломов и сераков{7}. К тому же, трещины могут быть скрыты под настом, и только Бог знает, какой вес выдержат снежные мосты, укрывающие их. А впрочем, вам не стоит напоминать об этом. Вы — самый опытный в отряде.
Гревер сделал паузу, пытаясь искривить губы в ироничной улыбке с лёгким оттенком пренебрежения.
— Гауптман Айхлер в такую передрягу ещё не попадал. Не дай Боже, ещё свалится в какую-нибудь трещину... — он опять сделал паузу, придававшую фразе двусмысленность. — Я рассчитываю на Ваш опыт, Ран.
Повернувшись лицам к фельдфебелю, он опять заглянул тому прямо в глаза:
— Иначе именно вам придётся взять все заботы о группе, а потом и о взводе на себя... А мне придётся кривить душой, — посылать родным извещение о смерти и вместо «несчастного случая» писать что-то вроде «героически погиб во время выполнения сложного боевого задания»...
— Я понял вас, господин майор, — как и в прошлый раз, ответил фельдфебель. — Всё будет как полагается, не сомневайтесь.
Гревер помолчал, чтобы подчеркнуть значимость момента, и в то же время стараясь избежать лишней торжественности, сказал:
— Не сомневаюсь в этом.
Потом подошёл к столу, вынул из нижнего ящика рюмки, достал откуда-то из-под мехового жилета плоскую флягу с албанским коньяком — на объекте все знали, что он пьёт только албанский коньяк марки «Скандербай», — и молча налил.
— Выпьем за удачу!
Ран неуловимым движением осушил рюмку, потом твёрдо поставил её на стол и отступил на два шага.
— Разрешите идти, господин майор?
Медленным кивком Гревер отпустил его. Ему показалось, что глаза фельдфебеля блеснули как-то по-особому. Зрачки хорта.{8}