Гауптман Айхлер втянул голову в плечи.
«Шансы у этих азиатских свиней нулевые. Их цель — наша «Ретсель» и новая секретная радиоаппаратура. Несомненно, эти молодчики из военной разведки. Или, может, даже из НКВД. Слишком деликатное дело им поручили, кого попало на такое не пошлют. Предлагать им сдаться бессмысленно — фанатики режима. Так что же, покориться судьбе? И оказаться в Сибири? Опять холод и снег? Подождём. Посмотрим, как будут развиваться события дальше. Судя по всему, этот офицер у них командир, стратег операции. Это нетрудно определить по выправке, лицу, по глазам. Он чем-то похож на нашего гнилого интеллигента Гревера, несмотря на щетину и почерневшее лицо. Да я и сам, наверное, хорош, по правде говоря... Их семеро. И если учесть, что командир обычно возглавляет основные силы, то это все. Или почти все. Есть ещё те, которые обстреляли нас у охотничьей хижины. Очевидно, что это сделали те трое, что сбежали с метеостанции. Наш доблестный командир даже не смог обеспечить содержание пленных под стражей! Наверное, часовые спали. Там, где отсутствует убеждённость, появляется расхлябанность. А от неё — лишь шаг до преступления. Но это так, к слову... Если я вернусь, то поставлю всех на место. Всех!
А пока что благодарю судьбу за то, что дала мне возможность избавиться от вероломного фельдфебеля. И надо признать, что я воспользовался ею довольно ловко. Они надолго запомнят Петера Айхлера, все эти интеллигентские недоноски! Значит, можно надеяться, что мне удастся-таки склонить фортуну на свою сторону. Но... Кто бы мог подумать, что за каких-то шесть часов всё станет с ног на голову?.. Впрочем, главное — не впадать в отчаяние. На что они надеются? С таким количеством людей... При том, что они утратили главное и единственное, что могло привести их к успеху, — внезапность... Нет, у них нет шансов, и когда они выдохнутся и начнут подыхать в этой стуже, надо не упустить момент. В моём положении надо держать ушки на макушке. Надо изображать обессиленного. Ещё посмотрим, чья возьмёт... А этот красный всё выпытывал, что, где, как. Но не слишком давил, надо признать. Наверное, понял, что имеет дело с истинным национал-социалистом, от которого информацию шиш получишь. Говорят, красные обращаются с пленными гуманно, хотя откуда возьмется гуманность у этих азиатов? Во всяком случае я вёл себя в соответствии с кодексом чести германского офицера, мне не за что себя упрекнуть».
Щербо оставил попытки разговорить немца. Пустая трата времени, как он и полагал с самого начала. Немец, казалось, впал в прострацию, стараясь, однако, сохранить надменно-каменное выражение лица.
«Жаль, этот фриц мог бы помочь. Количество людей, схема постов, график смен, границы участков, которые охраняются, расположение внутренних помещений, расписание сеансов связи, оперативное прикрытие, план экстренной эвакуации и так далее... Всё это, по идее, этот индюк может знать. Но он, кажется, уже сообразил, что убивать его мы пока что не собираемся, поэтому, несмотря на страх, вызывающе твердил: «Я вам ничего не скажу!» Вот же ж, гад! Когда план уже продуман и запущен, его сведения мало что могут изменить. Значит... Ладно. Сейчас меня волнует другое. В первую очередь: как этот Айхлер оказался в таком отдалённом от станции месте? Офицер, гауптман, он не похож на исполнителя чрезвычайной миссии, на личного представителя фюрера — тоже. Стало быть, с ним была группа. Где она? Или они потеряли друг друга в метели, что маловероятно, или группу уничтожили. Кто? Кроме них и нас, здесь никого нет. Выходит, наши?.. Чёрт с тобой, фашист! Молись своему фашистскому богу, тварюка, что возиться с тобой некогда. Но...»
Щербо медленно поднял руку и внезапно резко рванул тесёмку капюшона на горле гауптмана. Тесьма затрещала. Он засунул руку под олений ворот, нащупал петлицу и дёрнул на себя, словно желая удостовериться, действительно ли имеет дело с офицером. Делал он это нарочито грубо, давая понять спесивому немцу незавидность его положения. В глазах Щербо промелькнуло пренебрежение, которое немец уловил и отвернулся.
— Ладно, я не буду подвергать испытанию ваше солдатское достоинство, — жёстко, словно взвешивая каждое слово, произнёс Щербо. — Но вы должны ответить мне на один вопрос. Можете ограничиться «да или нет».
Немец внимательно посмотрел на Щербо, ожидая подвоха.
— Вы командовали группой, которая преследовала моих бойцов? «Если он скажет «да», тогда это на девяносто пять процентов правда. Тогда, его группу уничтожили мои ребята...» После долгой паузы немец выдавил «нет». «Жаль. Что ж, он поможет нам в другом».
— Гаральд, объясни гауптману правила поведения на лавиноопасном склоне, — Щербо отошёл, даже не взглянув на немца, так, словно ответ, который он ожидал, не имел для него ни малейшего значения.