Кто-то из них получил почту перед уходом. На карточном столе лежала небольшая стопка, на всех написано ее имя. Большая часть этого хлам, заботливо пересланный ее родителями, которые ничего не могли выбросить, но там выделялся один белый конверт с ее именем без обратного адреса, который кто-то, должно быть, засунул прямо в коробку.
«Нет», — подумала Вэл, уставившись на колючий почерк.
Медленно, она открыла его и поморщилась, когда бумага порезала ей большой палец. Хлынула кровь, и Вэл оставила красный, размазанный отпечаток большого пальца на совершенно белой бумаге, достав еще один простой лист из конверта.
Надпись на нем сделана тяжелой рукой, вероятно, в гневе. Вэл могла видеть, где потекли чернила, сила, с которой давили на ручку, оказалась такой большой, что бумага порвалась в нескольких местах. «Завтра», вот и все, что там было сказано, — сердитый, багровый росчерк на букве «З».
Тот же подчерк, что и на нижней части графитовой розы, в комплекте с ее портретом с выгоревшими глазами. Убита в образе. «Черные розы, — подумала Вэл. — Для смерти. О нет, о нет, о нет, нет, нет…»
Несколько раздавленных лепестков выпорхнули из конверта.
Желтые и черные.
Завтра.
Вэл с трудом сглотнула, сдерживая крик.
Завтра она умрет.
Глава 12
Змеевик
Завтра.
Слово нависло над ней, как саван — погребальный саван. «Я ходячий мертвец».
Это потрясло Вэл. Такого не должно было случится, не после всего, через что она прошла, но это произошло. Одного слова хватило, чтобы она заболела в первый раз с тех пор, как начала работать, потому что ее руки не переставали дрожать.
— С тобой все в порядке? — спросил ее Мартин. Именно он ответил на телефонный звонок.
— Нет, — проговорила Вэл с неподдельной хрипотцой. — Я заболела.
Последовала короткая пауза.
— Поправляйся, — наконец сказал Мартин, прежде чем прервать связь.
Вэл положила телефон на свое шаткое подобие тумбочки и рухнула на матрас. Она не могла избавиться от ощущения, что просто лежит там, ожидая смерти. «Они знают, где я живу. Они следили за мной, как за животным, все это время». Она вздрогнула, натягивая простыни до подбородка.
Она закрыла глаза, отгораживаясь от мира, отгоняя свои мысли. Когда Вэл открыла их снова, серый свет лился через ее окно, и завтра стало сегодня. Наступил день, в который она встретит свою судьбу, так объявил ее преследователь.
Ужасный, прогорклый привкус затаился в глубине ее горла. Вэл почистила зубы, как зомби, тупо уставившись на свое отражение. Тени под ее глазами, казалось, стали более заметными за последние несколько дней. Она выглядела больной. Может быть, так оно и было.
Вэл полагала, что на самом деле это не имело значения.
Часть ее испытывала искушение снова позвонить и сказаться больной, но мысль о том, чтобы бродить по квартире в одиночестве, просто ожидая, казалась особым видом ада. Кроме того, в глубине души она знала, что не может так поступить с Мартином. Сегодня она должна была подменить Дезире. У него появится достаточно проблем, с которыми придется иметь дело, когда Вэл умрет, и в итоге возникнет еще большая нехватка персонала, чем уже есть сейчас.
Вэл проигнорировала Мередит и Джеки, направляясь на работу. Мередит молола кофе, а Джеки что-то делала с авокадо. Она чувствовала на себе их взгляды. Липкий пристальный взгляд, который задержался на ней, словно Джеки желала что-то сказать, но не совсем осмеливаясь.
Что-то было в ее лице. Вэл знала это, оно ее тоже напугало. Выражение лица человека, который потерял всякую надежду и больше ни о чем не заботился.
Она работала, готовая каждую минуту сбежать, лишь наполовину осознавая, что ей говорят. От запаха еды, которую она носила, ей стало плохо. Вэл не стала брать свою обычную бесплатную еду и пошла домой, глубоко засунув руки в карманы пальто, когда утренний туман рассеялся вокруг нее под приглушенным сиянием осеннего солнца. Она избегала Мартина, выскользнув за дверь с сумочкой, прижатой к груди. Все, что она хотела сделать, это пережить этот день. Кто-нибудь остановит ее, схватит по дороге домой, в ее квартиру? Был ли ее преследователь здесь, на этой самой улице?
На всякий случай Вэл потратилась на проезд, подпрыгивая при каждой тени, протянувшейся по кривому тротуару. Она осторожно вошла в свою квартиру, оглядываясь по сторонам. Сейчас она пуста. Ее соседки обе ушли, и, похоже, больше там никого нет. Больше нет ни записок, ни лепестков роз.
Ничего.
Волосы на ее руках встали дыбом, когда она сняла пальто и направилась на кухню. Вэл разогрела немного бульона в чашке, ее плечи напрягались при каждом малейшем шуме. Когда микроволновка подала звуковой сигнал, она схватила чашку и убежала в свою комнату, потягивая подогретый куриный бульон в тишине, коротая часы до своей следующей смены.
Покончив с бульоном, она позвонила родителям. Но сейчас день, и они тоже ушли на работу.
— Привет, это я. — Она сделала паузу, горло сжалось. — Я просто хотела сказать, что люблю вас… и скучаю. Ну ладно, пока.
Она повесила трубку и сидела, уставившись в одну точку, прежде чем встать и вылить остатки бульона в раковину.
Ее вечерняя смена прошла ненамного лучше. На нее кричали, оскорбляли. Два клиента возмущались из-за качества блюд, что к ее работе не имело никакого отношения. Вэл просто стояла и терпела оскорбления с пустым выражением на лице, чувствуя, что она даже не в своем собственном теле. Клиенты, казалось, чувствовали это. Может быть, именно поэтому они так отчаянно, так сердито пытались донести до нее свои претензии.
Она чувствовала на себе взгляд Мартина, когда уходила в последний раз. За ужином он больше находился в зале, и его было труднее избегать. Она снова задавалась вопросом не собирается ли он ее уволить. На его месте, Вэл бы сделала это давным-давно. Она была проблемой, все так говорили. Она принесла горе тем, кто был ей дорог больше всего.
Но все, что он сказал это:
— Ты чувствуешь себя лучше?
— Да, — ответила Вэл. «Скоро я вообще ничего не буду чувствовать».
А затем, поскольку ресторан был переполнен, он отвлекся на другие дела, оставив ее сидеть в одиночестве. Проблема без решения.
Возвращаясь вечером домой, Вэл открыла проволочные ворота. Солнце садилось, и температура резко упала. Она быстро вошла в прихожую, закрыв дверь от ветра. В холле царила тишина. Большинство жильцов в этом доме были в возрасте. Кроме слабых звуков музыки, доносившихся снаружи, она могла слышать только приглушенный звук нескольких тихо работающих телевизоров.
Казалось несправедливым, что их жизнь может продолжаться, в то время как ее разваливается на части.
Покачав головой, она повернула ключ в замке и открыла дверь. Та легко поддалась, и на нее обрушился удивительно теплый воздух и запах прованских трав. Джеки и Мередит по очереди готовили друг для друга. Это был просто еще один способ, который делал их идеальными.
— Эй? — позвала она, колеблясь. — Здесь есть кто-нибудь?
Никто не ответил.
«Хорошо, что их здесь нет. Их не убьют, как тебя».
Вэл уставилась на свою полку в холодильнике, на которой стояли несколько йогуртов, срок годности которых подходил к концу, сморщенное яблока, оставшаяся с утра упаковки бульона, китайский салат и старые завернутые остатки с работы, теперь покрытые пушистыми белыми пятнами плесени. Она выбросила их в мусорное ведро и налила себе стакан воды, прислонившись спиной к стойке. Ее пульс бился в висках.
«Сегодня Луки не будет, — рассеянно подумала она. — Наверное, я наконец-то наскучила ему».
Может быть, именно поэтому он решил ускорить ее смерть.
Боже, она была измучена. Часть ее хотела продолжать бороться, но другая, значительная часть, просто хотела свернуться калачиком и принять свою судьбу. Если семья Гэвина хотела убить ее, Вэл не уверена, что сможет остановить их. Она не смогла помешать одному из братьев управлять ее жизнью, так как же она могла помешать им покончить с ней?