Глава девятая
Полдень понедельника, золотой час.
Возвышающийся утес Дьявольской Ямы нависает над моими плечами, а передо мной оранжевое солнце садится на горизонте, лучи которого тянутся через сверкающее море, чтобы коснуться моего лица.
Несмотря на морозную погоду, обжигающую уши и покрывающие инеем ресницы, я чувствую тепло изнутри, потому что сегодня я стала на праведный путь. На этот раз по-настоящему.
Я провела выходные в больнице, накрытая накрахмаленными простынями, и мне ничего не оставалось делать, кроме как пялиться в белый потолок и есть шоколадные батончики Hershey от Рэн. Это дало мне возможность осознать, что, вернувшись в прошлый четверг на Побережье Дьявола, я выскочила из автобуса не с той ноги. Совершить последнюю аферу перед тем, как завязать, все равно что наркоман скажет, что он примет последнюю дозу, прежде чем очистится. У меня было неудачное начало.
Второй шанс появился в виде туза пик, и я ухватилась за него обеими руками. Я даже прикрепила эту игральную карту к дверце холодильника, и каждый раз, когда захожу на кухню в поисках перекуса, вспоминаю, как мне повезло.
К сожалению, это также напоминает мне о большом пальце Рафаэля Висконти, касающемся пульса у меня на горле.
Порыв ветра обдувает мой затылок и пробирает кости до дрожи. Замерзшими пальцами я достаю из кармана телефон и смотрю на время на экране.
17:55
Легкая паника скручивает мой желудок в узел. Чёрт. Все, что сказал Рафаэль — это принести резюме, быть на рыбацком причале в шесть вечера и не опаздывать. Что ж, мне не нужно в сотый раз сверяться с Google Maps, чтобы понять, что я нахожусь именно там: вонь гниющей рыбы и кровь, окрасившая два причудливых причала, торчащих из воды, делают это совершенно очевидным. Но поблизости нет ни шикарного бара, ни ресторана, ни даже какого-либо заведения, в котором я могла бы работать, если уж на то пошло. Чтобы еще раз убедиться в этом, я медленно поворачиваюсь по кругу, осматривая обугленные остатки главного порта справа от меня, скалистые стены утеса позади меня, а затем останавливаюсь там, откуда начала свой осмотр — в замешательстве смотрю на Тихий океан.
Неужели меня разыграли? Господи, ни разу эта мысль не пришла мне в голову.
Раздражение и семена унижения прорастают в моем животе, и я бормочу проклятия себе под нос.
Да пошел он.
Я ненавижу зависеть от мужчины. И почему из всех мужчин я решила положиться на того, у кого самая хищная улыбка?
Издав ледяной вздох, я перевожу взгляд на единственный признак жизни: старика, привязывающего ржавую лодку к причалу. Полагаю, не будет лишним спросить у него, не знает ли он, куда меня занесло. Перебираясь по скользким камням и перешагивая через шатающиеся доски, я даю себе новую клятву. Если Рафаэль Висконти меня разыграл, то я осуществлю свой мимолетный план: минимизирую потери, продам его часы и уеду в Канаду.
— Простите? — я замираю в ожидании ответа. Ничего. Я прочищаю горло и сжимаю кулаки. — Хм, случайный вопрос, но не знаете ли вы, есть ли здесь поблизости бар или что-нибудь в этом роде, принадлежащее Рафаэлю Висконти? Я пытаюсь…
— Ты упустила судно.
Его голос хрипловат и едва слышен из-за пронизывающего ветра.
— Простите?
Он раздраженно опускает плечи, и его веревка ослабевает.
— Ты опоздала на судно, — снова ворчит он.
Я хмуро смотрю на заднюю часть его желтого дождевика. Что он имеет в виду, говоря, что я опоздала на судно? Типа, я приехала недостаточно рано, по мнению Рафаэля, и он отнял у меня возможность работать?
— Я не понимаю.
Следует ещё одно ворчание. На этот раз он дергает головой влево.
— Служебный катер ушел пять минут назад.
О как. Он имеет в виду буквально, а не метафорически. Но… в смысле служебный катер? Я проследила за его взглядом и, когда заметила, на что он смотрит, еще больше прихожу в замешательство.
Яхта. Большая, блестящая, белая, из тех, что можно увидеть в рэп-клипах и документальных фильмах о богатых людях, живущих на юге Франции. Она лишь пятнышко на голубом горизонте, и с материка ее невозможно заметить из-за выступающего слева утеса. Но с конца причала я вижу ее во всей ее безвкусной, сбивающей с толку красе.
Постепенно до меня доходит, что я так и не спросила, какую работу для меня приготовил Рафаэль. Поскольку это было в Дьявольской Яме, я по глупости предположила, что это будет какая-то скромная работа в сфере обслуживания, но теперь, когда я смотрю на мега яхту, покачивающуюся на волнах Тихого океана, я уже не так уверена.
Я что, стюардесса на судне?
— Откуда, черт возьми, я должна была знать?
Я моргаю и опускаю взгляд на рыбака. Я и не заметила, как произнесла это вслух. Тряхнув головой, я снова смотрю на экран своего телефона и впадаю в панику.
— Может быть, вы сможете меня к нему подвести?
Мужчина замирает и поворачивает голову, как чертова сова. Он окидывает взглядом мои колготки и платье и встречается с моим взглядом. Очевидно, ему нравится то, что он видит, потому что он приподнимает кустистую бровь и спрашивает: — А что я получу взамен?
Я открываю рот, но тут же закрываю, подавляя саркастическую реплику, вертевшуюся у меня на языке. Нет. Мне дали второй шанс стать хорошим, нормальным человеком, а это также значит, что я должна избавиться от дерзких высказываний. Поэтому, вместо того чтобы сказать, что я не буду спихивать тебя в воду и молиться, чтобы ты забыл, как плавать, я заставляю себя улыбнуться и хлопаю ресницами.
— Ты получишь удовольствие от того, что поможешь красивой женщине, попавшей в затруднительное положение, — я сжимаю пальцы вместе и добавляю. — Ну, пожалуйста? Очень-очень прошу.
Его пристальный взгляд задерживается на мне на мгновение, прежде чем он поднимается на ноги, от чего у него хрустят кости.
— Ладно, залезай.
Мужчины. В кои-то веки я рада, что все они, блять, одинаковые.
Он грубо берет меня за предплечье, чтобы поддержать, когда я забираюсь в лодку. Я опускаюсь на холодную, мокрую скамью, пока он отвязывает нас от причала и возится с консолью. Через несколько мгновений мотор затарахтел под моей задницей, и мы понеслись по волнам. Смесь ледяной воды и ветра ударяет мне в лицо и волосы, я зажмуриваюсь и обхватываю сумочку на коленях, пытаясь сохранить ее сухой.
Но это бесполезно, к тому времени, как урчание двигателя замедляется до ленивого пыхтения, я уже насквозь мокрая. Похожие на слизней пряди волос прилипли к затылку, и я почти уверена, что даже мои чертовы трусики намокли. О, и еще один взгляд на мобильник говорит о том, что я опаздываю на десять минут.
Не самое лучшее начало, Пенни.
Лодка причаливает к плавательной палубе в задней части яхты, и рыбак не спеша поднимает меня на борт лодки, чтобы я могла дотянуться до лестницы. Когда его костлявые пальцы опускаются чуть ниже моих бедер, я рявкаю: — Отъебись, — он отвечает что-то столь же нехристианское, и, прежде чем я успеваю преодолеть первую ступеньку лестницы, он врубает мотор и уносится в сторону причала.
Мудак.
Цепляясь за скользкую лестницу, с перекинутой через плечо сумочкой, я, используя все силы своих хилых рук, чтобы вскарабкаться еще на одну ступеньку. Теперь я почти могу заглянуть за край плавательной платформы, и мой взгляд падает на пару одетых в черные колготки ног. Я поднимаю взгляд еще выше, отмечая длинные стройные ноги, смехотворно короткую юбку и красные губы, сжимающие сигарету.
Глаза, знакомые и коварные, встречаются с моими. Это Анна, девушка, которой одержим Мэтт. Она делает медленную, последнюю затяжку, а затем бросает испачканный помадой окурок мимо моего уха в бушующее море позади меня.
— Ты опоздала, — холодно говорит она, прежде чем развернуться на босых пятках и неторопливо пройти через двойные двери.
Ну что ж. Видимо, она все еще злится, что я прервала ее разговор с Рафаэлем.
Выплюнув очередное ругательство, я по-армейски выползаю на палубу и поднимаюсь на ноги. Я подумываю последовать за Анной через двойные двери, но лужица соленой воды у моих ног говорит о том, что это приведет лишь к еще большим неприятностям. Вместо этого я бесцельно брожу по боковой палубе, заглядывая в иллюминаторы, в поисках кого-нибудь, кого угодно, кто мог бы дать мне хотя бы малейшее представление о том, какого хрена я нахожусь на яхте в середине декабря.
И все же я нахожу девушку дальше по палубе, купающуюся в лучах охранного фонаря.
А еще она рвёт перегнувшись через перила.
Когда я подхожу, она оглядывается в сторону и вытирает рот салфеткой, которую держит в руке.
— Пожалуйста, не говори мне, что ты Пенни.
Я смотрю вниз на зеленую жижу, скользящую по изгибу лодки.
— Я не вовремя?
Она разражается сухим смехом и откупоривает бутылку с водой, а затем допивает ее пятью жадными глотками.
— Извини, куколка. Я Лори, правая рука Рафаэля. Я бы пожала тебе руку, но думаю, что от этого движения меня снова стошнит. У тебя с собой резюме?
Я достаю его из сумочки. Лори красива, даже когда изрыгает свой обед. Чернокожая девушка с карими глазами, длинными ресницами и самым изящным высоким хвостом, который я когда-либо видела. Она выглядит немного старше меня, но определенно не старше двадцати с небольшим.
— Я проживу и без рукопожатия, — говорю я, забавляясь и опускаю взгляд на ее руку, облокотившуюся на перила. — Ты в порядке?
— Конечно, нет, мы в полумиле от суши, а я не умею плавать, — бормочет она, отходя от моря и хватаясь за живот. — Но я привыкну к этому. Придется, потому что из-за взрыва в порту мы в обозримом будущем будем работать на этой чертовой яхте.
Мой взгляд скользит по горизонту, наблюдая, как последние лучи солнца опускаются за серо-голубой горизонт, охлаждая цветовую палитру неба.
— Работать на яхте?
— Пойдем, я введу тебя в курс дела.
Я иду по шаткой дорожке, которую она прокладывает вдоль боковой палубы, и останавливаюсь на открытой площадке в передней части яхты, где обе боковые палубы сходятся в одной точке. Несомненно, для этого есть более подходящее слово, но единственное судно, на которое я когда-либо ступала — это паром.
Здесь ветер кажется более резким, он безжалостно треплет мои мокрые волосы и пробирает до костей. Лори перекрывает его вой унылым хлопаньем в ладоши.
— Итак, Coastal Events20…
— Что такое Coastal Events? — перебиваю я.
Она покосилась на меня.
— Серьезно? Как, черт возьми, ты получила эту работу? — она качает головой, как будто, блять, не желая слышать мой ответ. — Coastal Events — это филиал агентства Рафаэля по организации мероприятий на Побережье Дьявола. Другой филиал — Vegas Events, ну, ты сама догадаешься, где он находится. В общем, Coastal предоставляет персонал и развлечения для большинства вечеринок Висконти по всему побережью. Покерные вечера в Лощине, дни рождения в Бухте, свадьбы в Яме… ну, ты поняла идею, — она медленно поворачивается лицом к морю, и я вдруг понимаю, что узнаю ее по свадьбе. Она была женщиной с планшетом и наушником, которая рявкала на обслуживающий персонал за то, что они недостаточно быстро работают. Ее дрожащий палец поднимается в сторону берега. Я следую за ним к зубчатому утесу, скрытому тонкой завесой дыма, поднимающегося из порта под ним. Примерно на полпути вверх виднеется дыра размером с кратер, края которого почернели от дыма. — Раф хотел создать более постоянную площадку на своей родной территории, и предполагалось, что там оно и будет. Они как раз установили все стекла, когда произошел взрыв. По всей видимости, это привело к серьезным структурным повреждениям и ослабило фундамент, так что на восстановление уйдет целая вечность, — мы обе несколько секунд смотрим на зияющую дыру. Из-за нее утес выглядит так, будто кричит в агонии. — Так что, да, яхта — это временное решение.
— Господи, да кто же настолько богат, чтобы иметь яхту под рукой и использовать ее в качестве временного бара?
Она смеется.
— У Рафа их две.
Я качаю головой в недоумении и не могу отделаться от мысли, что мне следовало бы выманить у него гораздо больше, чем Breitling, когда у меня была такая возможность. Но нет, это не образ мышления девушки, которая пошла по пути без мошенничества.
— Э-э, Пенни? — я поворачиваюсь и вижу, что Лори пристально смотрит на лужу у моих ног. — Ты плавала?
— Поездка сюда была немного неспокойной, — бормочу я, отжимая подол своей шубы из искусственного меха. Большие капли воды разбрызгиваются по палубе. — Есть ли где-нибудь место, где я могу обсохнуть?
— Конечно, на борту есть целая раздевалка для девушек, — заметив мою приподнятую бровь, она добавляет: — Да, яхта огромная. Я принесу тебе форму, приведи себя в презентабельный вид, а потом проведу экскурсию.
Она торопливо спускается обратно на боковую палубу и исчезает за дверью. Я следую за ней и оказываюсь в небольшой прачечной. Она оборачивается и тычет пальцем в мои Doc Martens.
— Никакой обуви на палубе, — рявкает она. — Сними их. И шубу тоже. Я высушу ее во время твоей смены, — я снимаю ботинки, скидываю шубу с плеч и протягиваю ей и то, и другое. Она ставит обувь на стойку под прилавком и бросает мою шубу в одну из сушилок. Сушилка оживает, и несколько секунд она наблюдает за вращением барабана, а затем хватается за живот. — Мне пора, — ворчит она, протискиваясь мимо меня и направляясь обратно на палубу. — Форма на стойке, раздевалка за первой дверью на…
Ее указания прерываются бульканьем, а затем ее голова опускается, когда она кормит рыбок в воде внизу.
Ну что ж. Чувствуя, как мой собственный желудок скручивается при звуке гортанных стонов Лори, я пробегаю взглядом по ряду сумок на прилавке, нахожу ту, на которой указан мой размер, и выскальзываю через внутреннюю дверь в узкий коридор. Плюшевый кремовый ковер спрессовывается под ногами, глянцевая стена из красного дерева касается моего мокрого плеча. Господи, если помещения для персонала такие шикарные, то я не могу представить, насколько шикарна остальная яхта.
Пройдя половину коридора, я останавливаюсь между противоположными дверями. Обед Лори решил появиться раньше, чем она успела сказать мне, справа или слева находится раздевалка, так что, видимо, придется угадать. Я выбираю правую, поворачиваю золотистую ручку и переступаю порог. Мои ноги в колготках переходят с мягкого кремового ковра на полированный деревянный пол.
Я моргаю под желтым светом встраиваемых прожекторов, и тут же тяжесть неверного решения сжимает мою грудь.
На меня смотрят двенадцать пар глаз, но только одна способна дотянуться через стол в зале заседаний до меня и согреть мою замерзшую кожу.
Его взгляд, зеленый и равнодушный, начинается с пальцев ног, скользит по подолу мокрого платья, затем застывает на четырехлистном клевере у меня шее. Словно встреча со мной взглядом — вынужденное одолжение другу, он зажимает ручку, которую держит в зубах, и, наконец, поднимает на меня глаза.
— Да?
Одно простое слово, но из уст Рафаэля Висконти оно звучит, как капля конденсата, стекающая по стенке ледяного бокала.
Какого черта он здесь делает? Из всех заведений, которыми владеет этот человек, почему он должен быть именно в этом? Но теперь я чувствую себя идиоткой. У него есть полное право находиться здесь, в конце концов, это его гребаная яхта. Я сама виновата, что предположила, что его здесь не будет, и оказалась неподготовленной к нападению этого пристального взгляда.
Горячее беспокойство поднимается по моей коже. И не потому, что я ворвалась на встречу босиком и насквозь мокрая. И даже не потому, что это выглядит серьезным мероприятием, судя по морю важных лиц и строгих костюмов.
Нет, дело в том, что присутствие Рафаэля бьет током. Даже когда он спокоен и молчалив, оно выплескивается из-за стола в зале заседаний и потрескивает между четырьмя стенами, отделанными красным деревом. Невидимая сила, я не сомневаюсь, что почувствовала бы статическое напряжение, даже если бы забилась в самый темный угол
Я не могу отвести от него глаз, полагаю, он уже привык к этому. Его внешний вид, как всегда, безупречен, как и его тон. Свежая стрижка, загорелая кожа натянута на высокие скулы, подчеркнутые ленивым взглядом, который заставляет мою кровь бурлить. Его фирменный костюм — черный пиджак, белая рубашка, золотая булавка на воротнике — и он носит его как броню.
Он приподнимает бровь.
Я качаю головой.
— Ошиблась комнатой, — бормочу я, делая хлюпающий шаг назад и ударяясь головой о дверь. Удар был совсем не сильным, но то, как стук отдается эхом в тишине, заставляет меня вздрогнуть, а кого-то в комнате — резко вдохнуть.
Апатичное выражение лица Рафаэля не меняется.
— Ты заблудилась?
— Нет. — Да. Я поднимаю сумку с моей униформой. — Я просто ищу, где можно переодеться.
Только человек, обладающий реальной властью, может позволить тишине длиться так долго, как он это делает. Шесть капель воды стекают с подола моего платья на деревянные половицы, прежде чем он вынимает изо рта ручку и указывает ею на дверь через плечо.
Одиннадцать пар глаз следят за мной, пока я пробираюсь через зал заседаний к двери на противоположной стороне. Ни одна из них не принадлежит Рафаэлю, он слишком занят тем, что записывает что-то в блокнот в кожаном переплете и делает вид, что меня не существует. Но когда я прохожу мимо, я ловлю его взгляд, опускающийся к моим ногам, в то время как мускул на его челюсти дергается.
Я проскальзываю в дверь и захлопываю ее. Внутри я прислоняюсь спиной к холодному дереву, намереваясь подождать, пока замедлится сердцебиение. Но оно не успевает этого сделать, потому что через несколько секунд сквозь щель доносится глубокий, шелковистый голос Рафаэля.
— Приношу свои извинения за вторжение, джентльмены. Клайв, пожалуйста, продолжай.
В след заговаривает другой голос, старый и ворчливый.
— Конечно, сэр. Как я уже говорил, главной проблемой, с которой мы столкнулись в прошлом квартале, был резкий рост производственных затрат. Мы ответили на это ценовыми мерами, обеспечив рост базовых цен на четыре целых девять десятых процента, что, я уверен, вы согласитесь, весьма впечатляюще, учитывая нынешнюю ситуацию.
По залу раздается волна неловких смешков. Я не сомневаюсь, что ни один из них не исходит от Рафаэля, и мои подозрения подтверждаются, когда я слышу, как твердеет его голос.
— Я спрашивал не о последнем квартале, Клайв. Я спрашивал о ваших перспективах на предстоящий.
В тяжелой тишине раздается шелест бумаг. Кто-то прочищает горло.
— Д-да, конечно, сэр. Филипп, не хотел бы ты взять это на себя? Мне кажется, ты лучше для этого подходишь…
Утомительные оправдания и цифры, выхваченные из воздуха, влетают в одно мое ухо и выходят из другого, единственное, что задерживается в пространстве между ними — это сдержанный и спокойный тон Рафаэля. Он звучит так нормально. Так… по-деловому. Интересно, мужчины на той стороне тоже видят правду или считают его идеальным джентльменом, как и все остальные на этом чертовом Побережье?
Интересно, знают ли они, что он был с пистолетом на свадьбе своего брата? Интересно, пока он сидит там, откинувшись в своем большом кожаном кресле, и разговаривает о делах, этот пистолет засунут за пояс его сшитых на заказ брюк?
По какой-то причине эта мысль вибрирует в моем сердце самым неподобающим образом.
Я зажмуриваю глаза, чтобы избавиться от этой мысли, а когда открываю их снова, прищуриваюсь в темноте комнаты в поисках выключателя.
Пальцы находят его в нескольких сантиметрах от моей головы, и когда я щелкаю им, мягкий желтый свет заливает пространство, и то, что я вижу, приводит меня в замешательство.
Здесь стоит черный мраморный туалетный столик с двумя вырезанными в нем раковинами. В углу — большая душевая кабина, а посередине — отдельно стоящая ванна, в которой, по моим представлениям, могла бы купаться Мария-Антуанетта21.
Я нахожусь в ванной, а не в раздевалке. В личной ванной комнате.
Я шагаю в ее центр, рассекая влажный воздух, насыщенный знакомым ароматом кедра.
Позади меня капает из душевой лейки. Когда я смотрю на свое искаженное отражение в запотевшем зеркале, сердце замирает, и легкое вожделение разливается между бедер. Это не только личная ванная, она принадлежит Рафаэлю Висконти, и он только что принял здесь душ.
Господи. Эта мысль не должна вызывать у меня такого желания. Не должна вызывать во мне дрожь и напрягать соски под мокрым платьем. Хотя меня пригласил он сам, мне кажется, что находиться здесь опасно. Слишком интимно. Как будто я проскользнула в тыл врага и получила беспрецедентный доступ к тому, что происходит там.
И, конечно, это означает, что я не могу не представлять, как он выглядит обнаженным.
Как в трансе, я провожу пальцами по конденсату на поверхности мраморного туалетного столика. Я комкаю в кулаке уголок влажного полотенца и беру дорогие на вид флаконы и просматриваю прикрепленные к ним французские этикетки, хотя, должна признать, книга «Французский для чайников», которую я прочитала несколько месяцев назад, мало чем помогает мне в их расшифровать. Все аккуратно и на своих местах — совсем не так, как в моей ванной дома. Наверное, на полу в моей ванной в Атлантик-Сити до сих пор валяется влажное полотенце.
Когда я нахожу его лосьон после бритья, я подношу его к носу и делаю долгий, глубокий вдох. От этого аромата у меня кружится голова, он действует на меня, как рюмка ликера на пустой желудок. Я фыркаю в недоумении, мысленно ругая себя за то, что я такая чертовски жалкая.
Ради всего святого, он всего лишь мужчина. Даже не тот, кто мне нравится. Кроме того, все мужчины пользуются лосьоном после бритья, и большинство из них, за исключением нескольких дерьмовых марок, которые продаются в магазине «Все за доллар», пахнут довольно приятно. Привлекать женщин — это буквально то, для чего они созданы, и можно с уверенностью сказать, что я не застрахована от этого.
Я отхожу от столика, хотя бы для того, чтобы проветрить голову.
Ладно, мне нужно перестать осматривать ванную Рафаэля, как будто это место преступления, и подготовиться.
Я стягиваю с себя мокрое платье и кладу его в раковину. Слава богу, на этой работе есть униформа, потому что это единственное нарядное платье, которое у меня есть.
Я подставляю колготки под фен, на мгновение заглушая скучную деловую болтовню, доносящуюся из-за двери, затем достаю из сумки свою новую форму и надеваю ее.
Это другое платье. Короткое черное, с облегающей деталью под грудью. На груди серебристым шелком вышита надпись Signora Fortuna22, и я могу только предположить, что это название яхты.
Это милое платье, и оно кажется дорогим на ощупь. Однако, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что моя прическа и макияж слишком неряшливы, чтобы их можно было похвалить. Мои волосы будет практически невозможно спасти без хорошего мытья и сушки феном, поэтому я довольствуюсь быстрой сушкой феном, а затем собираю их в высокий хвост. Вытерев тушь, стекающую по щекам, я достаю свою косметичку и добавляю немного красной помады и пару серебряных колец, о которых забыла.
Я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Знакомое удовольствие пробегает по телу, мне всегда нравилось наряжаться. Наверное, потому, что это всегда было важной частью моего ночного ритуала. Я вынимала бигуди из волос, снимала халат и надевала свое самое новое украденное платье. Затем я подкрашивала губы и брызгалась духами, после чего выходила из своей дерьмовой квартиры и направлялась в гламурное казино с намерением обшарить карманы мужчин.
Le sigh23. Вот это были деньки.
Поцеловав салфетку, чтобы удалить излишки помады, я приостанавливаюсь, прежде чем выбросить ее в мусорное ведро. Что-то озорное вспыхивает во мне, и вместо этого я оставляю ее лежать на туалетном столике. Я не знаю, зачем я это делаю, но знаю, что не уберу ее. В книге «Криминальная психология для чайников» есть целая глава о том, как многие серийные убийцы, такие как Джек Потрошитель и Убийца Зодиак24, оставляли на месте преступления визитные карточки, чтобы подразнить полицию. Что ж, несмотря на то, что он дал мне работу, я не могу устоять перед желанием хоть немного позлить Рафаэля. Вроде бы ничего страшного — всего лишь красный отпечаток поцелуя на салфетке, но мысль о том, что он входит сюда, видит ее среди своих идеальных вещей, а затем хмурится, вызывает во мне волну глупого самодовольства.
В погоне за кайфом я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь еще, с чем можно было бы повозиться. Мой взгляд притягивает конденсат на зеркале, и я с тихим ликованием провожу по нему пальцем.
Все еще ухмыляясь про себя, я запихиваю мокрую одежду в сумку и направляюсь к двери. Когда мои пальцы касаются дверной ручки, низкий и медленный голос Рафаэля проникает сквозь щели и касается моей груди.
Я судорожно сглатываю, не желая покидать влажную комнату и пьянящий мужской запах, витающий в ней.
Мой взгляд падает на стоящий на столике флакон лосьона после бритья. Недолго думая, я подношу его к шее и разбрызгиваю прохладное содержимое по всей длине горла. На запястья. За ушами. Он обжигает мою теплую кожу, отчего у меня перехватывает дыхание.
Я не уверена, почему я хочу носить с собой напоминание об этом человеке всю ночь. Возможно, как и отпечаток поцелуя и рисунок на зеркале, это просто жалкий способ превзойти его, не нарушая клятвы не высовываться и быть хорошей. Это еще одна тихая зарубка триумфа на моем поясе.
А может быть, удар по голове вызвал у меня отсроченное сотрясение мозга.
Засунув вещи под мышку, я беру себя в руки и снова вхожу в зал заседаний. Не отрывая глаз от блестящего пола и прижимаясь к стене, я прохожу мимо стола с костюмами и не обращаю внимания на идиота, бубнящего об ожиданиях акционеров и потерях прибыли.
Чей-то взгляд обжигает мне затылок, и я знаю, что он может принадлежать только одному мужчине. Когда я уже подхожу к двери, он прерывает монолог костюма без всяких извинений.
— Пенелопа.
Мое полное имя скользит по столу и касается моей спины. Это заставляет меня вздрогнуть. Не только потому, что единственным человеком, который когда-либо называл меня полным именем, был мой отец, часто в плаксивом, отчаянном тоне, когда он хотел, чтобы я пошла в винный магазин и украла для него еще одну бутылку Jim Beam, но и потому, что это напоминает мне о горячем дыхании самбуки, завуалированных угрозах и нежных прикосновениях кончиков пальцев, хватающих мою ладонь.
По какой-то жалкой причине я не могу заставить себя обернуться, поэтому вместо этого смотрю на деревянную дверь.
— Да?
Отдается щелчок ручки и скрип откидывающегося кожаного кресла.
— Зайдешь в мой кабинет, за десять минут до начала работы.
Пожалуйста. Отсутствие этого слова эхом отдается в пустоте моей грудной клетки, образуя узел раздражения. Я не могу отделаться от мысли, что мне следовало бы плюнуть в его шикарный французский шампунь.
Но, в духе второго шанса и стремления к честности, я просто расправляю плечи и заставляю себя кивнуть.
— Да, сэр.
Выходя в коридор, я оглядываюсь через плечо на сужающуюся щель в двери. Ямочка на его идеальном лбу, изгиб квадратной челюсти. Искра в его черных как смоль глазах, когда он ласкает тыльную сторону моих бедер.
Еще одна трещина в его фасаде и еще одна победа на моем поясе.