Глава двадцать девятая
Солнце низко висит над горизонтом, последние лучи простираются над Тихим океаном и окутывают церковь Святого Пия ангельской аурой.
Это ироничное зрелище, потому что это место видело грехи, более подходящие для адского пламени.
Паркуюсь и сдерживаю ухмылку при виде Бугатти Анджело и Харлея Габа, уже выстроившихся вдоль обочины. Они оба приехали раньше меня. Наверное, все когда-нибудь случается в первый раз.
Я поднимаю воротник и выхожу на покрытый инеем гравий. В воздухе витает праздничное предвкушение, ледяной ветер и насыщенный аромат костров, когда я иду через кладбище к церкви. Я сказал себе, что не собираюсь останавливаться, но мое самообладание уже не то, что раньше, и я притормаживаю перед общим надгробием наших родителей.
В память о дьяконе Алонсо Висконти и его преданной жене Марии.
Горький смешок срывается с моих губ облачком конденсата. Девять лет назад я стоял на этом самом месте и верил, что настоящая любовь умерла вместе с моими родителями. Лишь несколько месяцев спустя, когда я основал Анонимные грешники и Анджело позвонил на горячую линию с собственным признанием, я узнал, что ее вообще никогда не существовало.
Наш отец все это время трахал кого-то другого, а потом приказал убить нашу маму, чтобы убрать ее. Слушая голосовую почту Анджело, заполнившую мой номер в пентхаусе, я впервые убедился, что принял правильное решение, выбрав Короля Бубен вместо Червей.
Застегивая запонки, я плюю на могилу и продолжаю путь в церковь.
В любом случае, мама похоронена в глубине сада Анджело.
Проходя через эти прогнившие дубовые двери, всегда чувствуешь себя так, словно возвращаешься в прошлое. Воспоминания детства преследуют меня по пути к алтарю. Габ сидит на передней скамье, а Анджело стоит перед алтарем. Он отрывает взгляд от своего сотового и пригвождает меня скучающим выражением.
— Ты никогда не опаздываешь.
А, так он все еще зол из-за истории с Келли.
— Я мыл голову, — отвечаю я сухим голосом.
Это не совсем ложь. Я уверен, что мои волосы были хорошенько вымыты, так как я задержался в душе дольше обычного, чтобы подрочить. Воспоминание о задыхающихся стонах Пенелопы у моего рта и ее теплой, влажной киске вокруг моих пальцев дразнило меня весь день. Если бы я не поддался разрядке, я бы сошел с ума.
В попытке избежать стояка в церкви — я уверен, что для этого существует десятый круг ада, — я сразу же перехожу к делу.
— Джентльмены, прежде чем мы начнем, я хочу попросить вас обоих об одолжении. Какого бы грешника мы ни выбрали сегодня вечером, я хочу, чтобы он принадлежал мне.
Габ, как всегда, остается бесстрастным.
— Тогда я беру на себя Мартина О’Хара.
— Ты ничего не получишь, брат.
Меня встречают каменные взгляды и напряженное молчание.
— Господи, — ворчит Анджело, проводя рукой по волосам. — Ты спускаешь своего золотистого ретривера на Мартина, а не Габа?
Он имеет в виду Гриффа, но я не реагирую на оскорбление.
— Нет, я сам разберусь с Мартином.
Снова повисает тишина и я вздыхаю.
— Это был сумбурный месяц, ясно? Просто нужно немного расслабиться.
Я уверен, что мои братья думают, что я хочу смерти Мартина, чтобы у него не было шанса отомстить за брата, что, очевидно, отчасти верно. Но если бы дело было только в этом, я бы приказал своим людям позаботиться о нем. По правде говоря, я все еще зол из-за того, что Пенелопа сказала мне в заповеднике, когда моя рука сжимала ее горло.
Он сделал то же самое, что сейчас делаешь со мной ты.
Ее слова погасили мой гнев, как сильное дуновение на свечу.
Мысль о том, что другой мужчина прикасается к ней, обоснованно или нет, пронзила меня насильственным импульсом. Сейчас у ее квартиры дежурят четверо мужчин, пока я выкраиваю время, чтобы добраться до Мартина и покончить с ним, как я поступил с его братом.
— Слишком много смертей за один месяц, красавчик, — бормочет Габ, уставившись на кованые решетки под ботинками. Его глаза переходят на мои, в них пляшет тихое веселье. — Ты планируешь испачкать руки?
Я вытягиваю руки перед ним, поворачиваю их туда-сюда, затем опускаю взгляд на его разбитые костяшки пальцев.
— Когда я превращусь в животное, я дам тебе знать. Может быть, ты найдешь для меня место в своей клетке.
Анджело издает язвительный смешок.
— День, когда Раф кого-то ударит, станет днем, когда ребенок взглянувший на тебя не заплачет, Габ, — он бросает нетерпеливый взгляд на часы и берет со скамьи свой iPad. — Давайте покончим с этим — у меня куча дел.
— Рори поручила тебе украсить елку сегодня или что-то в этом роде?
Анджело смотрит на меня с раздражением.
— Елка стоит уже несколько недель. Она хочет пойти в приют, просто чтобы сказать привет бездомным животным.
— К утру ты будешь управлять зоопарком, брат.
Он вздыхает.
— Да ну на хрен, — он поворачивает iPad так, чтобы мы с Габом могли видеть электронную таблицу на экране. — Вы знаете правила игры. Каждый из нас выбрал по четыре абонента, и каждому было присвоено случайное число от одного до двенадцати, — он кивает мне, и я достаю из кармана игральные кости.
Адреналин пробегает по моему телу подобно удару молнии. Это мое любимое время месяца, и оно стало еще лучше, потому что все самые лучшие грехи приходятся на Рождество. Как будто люди не хотят тащить свое грязное белье в Новый год.
Учитывая мою недавнюю удачу, я знаю, что крайне маловероятно, что кости выпадут кому-либо из выбранных мною счастливчиков, но я верю, что мои братья сделали мудрый выбор.
Легким движением запястья я выпускаю кубики, позволяя им разлететься и запрыгать по деревянным половицам и железным решеткам.
Сначала повисает тишина, а затем Анджело наклоняется и смотрит на них.
— Четыре, — он бросает взгляд на iPad и хмурится. — Господи, блять, боже.
— Что? — огрызаюсь я, и тревожное чувство проникает в мою кровь. — В чем дело?
Он проводит рукой по затылку, и на его лице появляется выражение, которого я никогда у него не видел. Он… смущен.
— Это какой-то чувак из Такомы. Он убил кошку из дробовика.
Габ поднимает на него настороженный взгляд.
— А потом?
— А потом ничего. Это весь грех.
Мы оба уставились на него так, словно он потерял нить разговора. Анджело потирает переносицу и слегка качает головой.
— Я позволил Рори выбрать грех в этом месяце, ясно? Господи, — ругается он. — Каковы были шансы, что в конечном итоге он и выпадет?
Я презрительно вздыхаю.
— Один к двенадцати, идиот. Это элементарная математика.
Моя грудь раздувается от иронии всего этого, и я сдерживаю смех неверия. Конечно, в тот месяц, когда мне действительно нужно было стать садистом, была выбрана жалкая жертва. Убивать кошек — плохо, но мы привыкли иметь дело с серийными убийцами и насильниками. Конечно, ему не помешало бы получить пулю в лоб, но то, что я запланировал для него, сейчас кажется излишеством.
Снаружи темнота нависла над обрывом, принеся с собой ледяной дождь. Я прячу подбородок в воротник и присоединяюсь к братьям под плакучей ивой.
Анджело закуривает сигарету и выпускает дым в трепещущие ветви над нами, а затем передает ее Габу.
— Сколько нам нужно убить людей, чтобы добраться до Данте?
Габ затягивается, сигарета разгорается сердитым красным светом.
— Слишком много. Такими темпами, он встретит Новый год, — когда он передает сигарету мне, его пристальный взгляд проникает мне в душу. — В следующий раз — ракетная боеголовка.
Я издаю сухой смешок, прежде чем наполнить легкие ядом. Сидя за столом Каса в «Виски под Скалами» и сметая все фигуры с шахматной доски, кажется, что прошла целая жизнь. Черт, тогда я был таким терпеливым.
Я передаю сигарету обратно Анджело и поворачиваюсь к Габу.
— Есть какие-нибудь новости о ублюдках, которые напали на Счастливый Кот?
— Я уже разобрался с этим. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но твой прихвостень был прав. Это было случайное нападение, — он хрустит костяшками пальцев. — Хочешь знать, как они выбрали твое казино?
— Нет, — сухо отвечаю я.
Но он все равно говорит.
— Прикололи к стене карту Вегаса и метнули в нее дротик.
Сквозь клубы дыма веселый взгляд Анджело обжигает моё лицо.
— Как ужасно не повезло.
Я провожу ладонью по челюсти, плечи напрягаются. Медленно вдыхая влажный воздух, я усиливаю безразличие в своем тоне.
— Я владею большинством казино в Вегасе, шансы всегда были против меня.
Но я не верю ни единому слову, слетающему с моих губ, и даже не имею представления, для чего я больше всего пытаюсь обмануть себя.
Когда Габ берет у Анджело сигарету, он замирает. Его глаза скользят поверх моего плеча, и загораются, будто в них бурлит лава.
— Она всегда там ждет.
Что?
Я оглядываюсь и вижу Рэн, стоящую на автобусной остановке. Она закутана в большую пуховую куртку, четыре пакета валяются у ее ног.
— Она никогда не соглашается на то, чтобы ее подвезли.
У меня сводит челюсть, когда я вспоминаю звук удара кулака Габа по столу прошлой ночью. Его тихую угрозу по поводу ржавых перочинных ножей.
— Ты пытался затащить ее на пассажирское сиденье или в багажник?
— Рэн не принимает помощи, — резко говорит Анджело. — Она не садится в машины. А ты, — он растирает сигарету кончиком ботинка, — оставь девушку в покое.
Габ поджимает губы и еще несколько секунд смотрит на Рэн, прежде чем повернуться к нам спиной и, не сказав больше ни слова, помчаться к своему Харлею. Двигатель оживает с ревом, свет фар скользит по надгробиям на кладбище, и он исчезает.
Анджело что-то бормочет себе под нос.
— Пожалуй, я подожду здесь немного.
Намек сочится из конца его предложения. Пока Рэн не сядет в автобус.
Я напряженно киваю, а затем достаю из кармана ключи от машины.
— Скажи своей жене, что шеф-повар Марко готовит сегодня ее любимый шоколадный фондан, так что если ей надоест гладить брошенных хорьков, вам, ребята, стоит заскочить…
Анджело обрывает меня, положив руку мне на плечо. Мой взгляд опускается на нее, затем поднимается к его смягченному выражению лица. Он вытягивает другую руку перед собой, и я чувствую, как у меня в горле образуется комок.
Я сглатываю его. Удерживаю взгляд брата, когда протягиваю руку рядом с его. Она неподвижна. Убедительна. По-видимому, удовлетворенный, Анджело кивает и снова обращает свое внимание на Рэн.
— Мы будем на борту сегодня. Рори и Тейси всё равно хотят потусоваться с Пенни.
Когда я возвращаюсь к машине, мои глаза находят мерцающие огни Signora Fortuna над водой. Мрачное ликование пробегает мурашками по моей спине и проникает в пах.
Если мне придется подождать, чтобы выместить свою злость на выбранном мужчине, то я лучше проведу время, играя с одной рыженькой.