Он ошибся. Фатально.
То, что Ева назвалась его девушкой это ещё был не взрыв. Настоящий взрыв случился сейчас. Мощный, разрушающий все до основания и разбрасывающих их со Снежаной по разным сторонам. Горькая правда, такая одновременно нелепая и такая ужасающая по своей сути была озвучена вслух. Егор ощущал, что пропасть, которой он так боялся, разрослась до катастрофических размеров и буквально готова была поглотить их обоих. Их отношения, их чувства друг к другу.
Их любовь.
Егор с каким-то удивлением и в то же время грустью осознал — та самое чувство, которого он так долго и упорно избегал всё-таки его настигло. Ещё недавно Егор был искренне уверен, что он просто не способен испытывать ничего подобного. Но именно Снежка смогла пробудить в нём это огромное, яркое и светлое чувство, которое так долго томилось у него внутри. А сейчас обрушилось на него таким сильным потоком, что стало трудно дышать. Потому что ему до боли захотелось произнести те самые слова.
Но он не мог. И не потому, что трусил, а потому что с какой-то обречённостью понимал, что время для подобного признания было бездарно упущено… Она просто ему не поверит. Ведь он сейчас для неё чудовище. Мерзкое, глупое, наглое и лживое чудовище. Ведь именно так Снежка сейчас на него смотрела?..
И ведь отчасти она была права — он и правда был таким совсем недавно. Он не думал об окружающих, не думал о будущем, жил одним днём, сосредоточившись исключительно на своих удовольствиях. Не задумываясь о последствиях, с лёгкостью причинял боль тем, кто его любит. Сколько раз своими выходками он мотал нервы родителям? Сколько слёз пролила из-за него мама? Сколько раз его вытягивал из передряг Ванька? Ему ведь было плевать, каково им приходилось, пока он отрывался по полной и творил откровенную дичь. Да ту же Евку он умудрился обидеть своей абсолютной слепотой и равнодушием, а ведь она, наверное, и правда что-то к нему чувствовала, раз припёрлась в лагерь…
Егор понимал: после всего, что пришлось пережить Снежане, его поступок нельзя было с лёгкостью понять или простить. Особенно если узнаешь о нём вот так — самым ужасным из всех возможных способов. Да ему и в страшном сне не могло присниться, что Снежка узнает обо всём от Евы! Но самый страшный из всех возможных кошмаров стал явью, и сейчас Егор был вынужден разгребать последствия.
От раздирающих ее изнутри эмоций Снежана не могла никак унять нервную дрожь. Будто бы и её телом и её душой полностью овладел холод, который пробрался под самую кожу и прочно обосновался где-то в области сердца. На улице было довольно жарко и душно, но летний зной полностью утратил свою власть над девушкой.
Интересно, а сможет ли она вообще хоть когда-нибудь согреться? Или этот холод, что поселился у неё в груди теперь уже с ней навсегда?
Снежка сильнее обхватила себя руками в очередной попытке взять под контроль собственные эмоции. Но с какой-то обречённостью осознала, что и попытка не увенчалась успехом. Потому что тот вихрь чувств, сотканный из боли, растерянности, гнева и горечи — он был намного сильнее её. Она дрожала как сухой осенний лист на ветру, который вот-вот оторвётся от ветки и полетит куда-то далеко, навстречу своей погибели. И Снежана чувствовала себя как этот лист — такой же потерянной и одинокой. Как будто из неё разом ушла вся жизнь. А впереди были лишь пустота и забвение.
Конечно же её состояние не могло укрыться от глаз Егора.
Невыносимо смотреть на боль любимого человека. Вдвойне невыносимо, если ты сам являешься причиной этой боли.
Чёрт! Как же ему хотелось в этот момент согреть её своим теплом. Просто подойти и сграбастать в объятия, крепко прижав к своей груди белокурую макушку, и никогда её не отпускать… Умом Егор понимал, что Снежана сейчас ему этого не позволит, но всё равно невольно потянулся к ней. Оно как-то само получилось, будто бы на уровне инстинктов — эта потребность её обнять и защитить.
— Снежк…
— Не подходи ко мне!!
Егор послушно отступил на шаг назад. Лишь бы не накалять обстановку ещё больше. Хотя куда уж больше? Как он и думал, инстинкты Снежки сработали совершенно в обратном направлении: закрыться от него и не подпускать. И смотрела она на него сейчас с такой жгучей ненавистью… Теплов и не думал, что она способна так ненавидеть. То, что происходило с ними в начале смены, все их перепалки — это оказывается, было так, ерунда. Небольшое раздражение, которое усиливалось из-за соревновательного духа. Тогда она его не ненавидела. Теперь он это знал совершенно точно.
— Я… я ничего не придумывал, — только и смог проговорить в ответ Егор, с горечью глядя на две едва заметные дорожки слез на щеках девушки.
Его любимой девушки. Его Снежки. Которой он всё-таки причинил боль…
— Да ты что?! Ты ведь специально избегал этой темы! Когда я спрашивала тебя, что ты натворил, из-за чего тебя отправили работать в лагерь — ты молчал! Или отмахивался от меня и говорил, что просто совершил одну очень большую глупость. Егор, если ты намеренно замалчиваешь правду — это тоже вранье!
— Допустим, это так, — кивнул Егор, полностью отдавая себя на суд Снежаны. Он готов был признать свою вину и понести любое наказание, лишь бы она перестала плакать… Лишь бы её цветочные глаза вновь засияли от радости, а не горели как два раскалённых угля, пылающих ненавистью и болью. — Но я не хотел тебе врать. Мне просто… мне было очень стыдно за всё то, что я натворил.
— За свою «очень большую глупость», — с горькой усмешкой добавила Вьюгина, вспоминая его недавние слова. — Егор, ты правда считаешь этот поступок просто «большой глупостью»?!
— Снежан, это не просто глупость… Это ужасно. И особенно это ужасно выглядит после того, что ты мне рассказала о своём отце…
— А до этого ты значит не задумывался, что садиться за руль пьяным это вообще ни разу не нормально?!
— Снежан, я много херни творил в своей жизни, но это был первый и последний раз, когда я позволил себе сесть за руль в нетрезвом виде, — Егор не выдержал этого пылающего ненавистью синего взгляда и опустил голову. — Я не считал свой поступок чем-то нормальным, но… настоящее осознание пришло, Снежк, уже позже. Когда я стал ближе тебя узнавать.
Нет, всё-таки как бы ему сейчас не было херово и стыдно, нужно найти в себе силы посмотреть в этот синий цветочный омут. Пускай злится, пускай ненавидит его, но главное, чтобы она видела, что он с ней абсолютно честен. И что ему нечего скрывать. Хотя бы здесь и сейчас.
— Знаешь, ты ведь такая правильная, ответственная и добрая, а я на контрасте с тобой казался себе каким-то моральным уродом. Я очень хотел тебе рассказать! Но я боялся и поэтому всё тянул и тянул с признанием. Я правда не хотел тебя обманывать, Снежк. И я бы никогда не смог тебя по-настоящему обмануть! Ты… ты пробудила во мне всё самое лучшее — все мои лучшие стороны и положительные качества…
— Лучшие стороны?! Какие? — казалось еще немного, и Снежана зайдется то ли в истеричном смехе, то ли в плаче. — Ответственность? Честность? Умение отвечать за свои поступки?!
Теплов не знал, что на это ответить. Потому что Снежка опять, как истинный правдоруб, совершенно не щадя его чувств, среди десятка хороших качеств сумела выделить именно те, с которыми дела у него обстояли очень и очень неоднозначно.
— Егор, ты хоть что-то сделал после того, как всё осознал?!
Егор молчал. Всё, что он хотел сделать, он сделать не успел. Толку-то было говорить о неосуществленных планах? Зачем искать себе какие-то оправдания? От этого он ещё больше упадет в её глазах.
— Ты хотя бы извинился перед своими родителями за то, что натворил? Или родителями ребят, которые были с тобой в машине? Перед самими ребятами?..
Егор медленно покачал головой. Про извинения для Царёва-старшего, которые его заставил сказать батя, лучше даже не вспоминать…
— И ты не понес никакого наказания? Кроме того, что у тебя отняли деньги и машину?
— Отец сослал меня в лагерь, чтобы я научился быть ответственным. И да, он всё отнял — деньги, машину, права…
— Погоди, то есть и прав тебя не лишили?! Как должно было быть по закону?! — воскликнула Снежка, а её взгляд ещё больше потемнел от гнева.
— Отец… договорился, чтобы права мне оставили.
— Договорился, это значит дал взятку?!
— Ну… да. Поэтому я особо не распространялся, чтобы у папы не было проблем. Это ведь не просто у меня было превышение скорости или неаккуратная езда, это вождение в нетрезвом виде…
— Это статья 12.8, Егор! И по ней лишают прав от полутора до двух лет!!
— Снежан, я все равно не собираюсь садиться за руль после того, что сделал. Я… я сам дал себе слово…
— Почему я должна тебе верить?! — воскликнула Снежана.
Егор не выдержал и вновь опустил глаза. Потому что, получается, он опять не мог быть перед ней абсолютно честен — за руль ему придётся сесть, но только один раз, чтобы заложить авто. Но как он мог сейчас ей об этом сказать? Я вынужден буду один раз вернутся в ряды водителей, но только, чтобы получить деньги и помочь твоей семье? А вот потом уже точно несколько лет не буду садиться за руль?! Опять оправдания, какие-то нелепые, убогие оправдания, которым она не поверит. Да она сейчас ничему не поверит, чтобы он ей не сказал.
И ведь правда, а почему она должна ему верить?
Потому что дороже неё у него никого нет в этом мире.
Потому что никогда в жизни он не испытывал такой адской боли, как сейчас — когда она смотрела на него в упор и её глаза горели ненавистью и презрением.
Потому что от одной мысли, что он никогда больше не сможет её обнять или коснуться её губ, ему хотелось умереть.
Потому что он её любит.
Но имеет ли он хоть какое-то право говорить ей сейчас о своих чувствах?..
Нет. Но и молчать Егор уже больше не мог.
— Потому что я тебя люблю.