Старая, и уже явно повидавшая жизнь машина такси, неторопливо отъехала от ворот «Журавлёнка». Снежана тяжело вздохнула, когда лагерь остался позади. Как жаль, что нельзя было также оставить позади боль и воспоминания, просто сменив своё местоположение.
Девушка очень смутно помнила, как добралась до вожатской. Как перед ней как будто из ниоткуда появилась Каринка, как она вывалила на неё последние новости, сидя на полу и буквально захлёбываясь слезами. Все что говорила подруга, пытаясь её утешить и привести в чувства, тоже куда-то стёрлось из памяти. Снежана более-менее стала осознавать реальность, только когда услышала громкий решительный стук в дверь.
И почему-то у неё не возникло никаких сомнений, кто это к ним пожаловал.
— Я не хочу его видеть, Карин, не пускай его… пожалуйста! Я просто не могу…
Снежана обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь.
— Я разберусь, — кивнула Романенко и скрылась за дверью.
Она и правда его не пустила, выдержав настоящую осаду, которая сопровождалась возмущенным ропотом со стороны Теплова. Что такого пришлось сказать Каринке, чтобы Егор ушёл, Снежка не знала. И не хотела знать. Ведь каждая мысль о нём приносила мучение.
Поэтому, когда раздался звонок от следователя с просьбой явиться завтра в участок, чтобы дать очередные показания по делу о нападении Потапина, Снежана сразу же согласилась. А в её голове тут созрел план — взять выходной под предлогом разборок в полиции. Руководство вряд ли будет ставить ей палки в колеса — дело всё-таки очень щепетильное, да и на репутации лагеря происшествие с Потапиным тоже сказалось.
А у неё будет день, чтобы зализать свои раны и подумать о том, как быть дальше и как ей дожить до конца смены…
Ей нужно будет научиться как-то дальше работать с Егором. Руководству ведь глубоко плевать на душевные терзания и разбитые сердца среди коллектива вожатых. Жив, здоров — изволь развлекать детей и обеспечивать их комфорт. Работу никто не отменял. И вряд ли им будут делать какие-то поблажки из-за расставания, скорее всего даже танцевать вместе заставят на закрытии смены… По традиции в программу концерта включали не только новые номера, но и старые, уже полюбившиеся публике. А их танец с Егором уж очень запомнился и детям, и всему руководящему составу. Значит, как бы ей не хотелось, но им придётся общаться и взаимодействовать друг с другом. Но сейчас… сейчас она даже не представляла, как она сможет на него смотреть и разговаривать с ним. Что уж говорить о танце, когда каждое его касание будет для нее настоящей пыткой.
Не думать, просто не думать.
Вдох выдох. Сосредоточиться на «здесь» и «сейчас». На дыхании, на мыслях, на чувствах, ощущениях. Даже если внутри всё разъедает от боли, она просто должна прожить эту боль.
Снежана попыталась сфокусировать своё внимание на ночном городе, что медленно проносился за окном машины, но получалось откровенно плохо. Потому что все её мысли так или иначе возвращались к Егору и их последнему разговору.
Почему он ей не рассказал? Почему?
Снежана не задавалась вопросом, почему он так поступил, почему сел за руль будучи пьяным. Для него это было нормально. Весь тот разгульный образ жизни — это для него было норма. Случайные связи, алкоголь, вечеринки…
Он ведь реально был такой, и ты это знала, в очередной раз с укором подумала Снежана.
На что она надеялась? Что человек действительно сможет измениться? Если сильно захотеть? Папа вот у неё всегда говорил, что если человек с гнильцой, то этого уже не исправить. Неужели и Егор относился к подобной категории? И его вранье — это просто очередное доказательство, что ей не стоило с ним связываться?
Tell me the truth and I’ll tell you lies, oh-oh-ohhh
Don’t be confused by my big disguise, oh-oh-oh…[1]
Снежана резко вынырнула из своих мыслей, услышав песню.
— Выключите, пожалуйста, радио! — порывисто выдохнула девушка. А сердце в очередной раз болезненно сжалось в груди. Всего лишь одна фраза, а ей сразу стало как-то горько и тошно.
Ложь, все оказалось ложью… Как будто каждый фрагмент ее жизни был отравлен враньём и предательством близких людей.
— Так красивая же песня, — пробурчал таксист.
— У меня… у меня был очень тяжелый день. Хочу посидеть в тишине, — пришлось сказать Вьюгиной. Ну не объяснять же дядечке, что порой её знание английского языка играло с ней злую шутку. То, под что с лёгкостью отрывались её сверстники, очень часто вызывало у неё смущение и искреннее недоумение. А вот сейчас… это какая-то жестокая насмешка судьбы. Терпеть которую она не намерена! Пускай уж лучше её спутником будет гнетущая тишина, разбавленная гулом старого уставшего мотора.
Квартира встретила её тёмными окнами и пустотой. Родители по-прежнему находились в реабилитационном центре, поэтому свой внеплановый выходной Снежана планировала провести в одиночестве.
Она даже не стала включать свет, бросила на пол рюкзак, разделась и упала на кровать. Сил не было. Слёз тоже не было. По крайней мере глаза у нее были сухие и воспаленные, а вот внутри… Но никто же не запретит сердцу захлебываться в рыданиях? Оно у неё вообще словно жило отдельной жизнью, по каким-то своим законам, логику которых Снежане было очень сложно понять. Потому что, вопреки всему, это упрямое глупое сердце никак не хотело забывать Егора и избавляться от тех чувств, что Снежана к нему испытывала.
Ну что ж. Значит и с этим ей тоже придётся как-то учиться жить.
Снежана провалилась в сон, такой же тяжёлый и гнетущий, как и её мысли. Ей снился Чарли, который то никак не мог улечься у неё в ногах, то пытался разбудить, облизывая ей лицо своим мокрым шершавым языком. Снился Егор, почему-то открывавший любую дверь, за которой она пыталась спрятаться, убегая от него. И даже Вичкович каким-то образом сумел просочиться в её уставшее воспаленное сознание. Он снисходительно смотрел на неё сверху вниз и смеялся своим мерзким, раскатистым смехом. От которого Снежана и проснулась в холодном поту. Часы показывали почти девять утра и комнату во всю заливал яркий свет.
Есть не хотелось. Вьюгина скорее для проформы последовала на кухню и заварила себе чай. Егор не звонил и не писал. И она была ему за это благодарна. За то, что действительно отнёсся с уважением к просьбе оставить её в покое.
Они всё уже друг другу сказали. К чему нужны какие-то слова и нелепые оправдания? Тогда вечером, когда он попытался прорваться к ней в вожатскую, это скорее был эмоциональный порыв. И хорошо, что Каринка не дала, свершиться этому разговору. Потому что тогда бы они расстались на ещё более неприятной ноте.
Возможно, впереди их ждёт далеко не один напряженный разговор, но сегодняшний день был только её. Вот только, что с ним делать, с этим днём, Снежка не знала.
Даже йога не помогла очистить её сознание. Снежана была очень рассеянной, и несколько раз прерывала занятие, погружаясь в свои тяжелые мысли. Уборка тоже не принесла нужного облегчения. Не зная, как ещё убить время до встречи со следователем, Снежка направилась в родительскую спальню. А через несколько минут с удивлением обнаружила себя листающей страницы старых альбомов.
Они ведь и правда очень любят друг друга. Всю свою жизнь, в очередной раз с удивлением заметила Снежана, с любовью рассматривая пожелтевшие от времени фото папы и мамы.
Пускай в этом году на их семью свалились тяжёлые времена, но Вьюгина искренне считала, что родители у нее были настоящие счастливчики — пронести свои чувства через всю жизнь. А через пару лет они будут отмечать серебряную свадьбу. Больше двадцати лет вместе, душа в душу. Живой пример, который всегда у неё был перед глазами, что настоящая любовь действительно существует. И Снежка всегда мечтала, чтобы у неё было также. Может поэтому и не хотела подпускать к себе всех подряд, потому что верила, что найдет того самого. С кем она захочет провести всю свою жизнь. Кто будет на неё смотреть горящим влюблённым взглядом даже после двадцати лет супружеской жизни. Именно так смотрел её папа на маму. И этот искрящийся влюблённый взгляд не смогли потушить никакие трудности и невзгоды.
Дурочка. Наивная, глупая дурочка. Наверное, Миша был прав, и ей пора бы уже перестать смотреть на мир сквозь розовые очки… Снежана уже была готова захлопнуть альбом, но её взгляд зацепился за одну из страниц, которую украшали фотографии, сделанные в «Журавлёнке». И здесь были не только фотографии родителей и их друзей. Среди множества кадров Снежка заприметила себя и… Егора.
Сфоткали их незаметно, чуть издали, увлеченно играющими на спортивной площадке за старыми корпусами. Снежка жадно всматривалась в старый снимок, стараясь не пропустить каждую деталь, под гулкие стремительные удары своего сердца.
Сейчас его конечно сложно было узнать в том нескладном долговязом мальчишке. Только улыбка у него осталась прежней — широкая, лучезарная, искренняя. По крайней мере Снежке казалось, что это так. Егор и сейчас точно также улыбался. Просто… мальчик повзрослел, и научился скрывать и обманывать.
Этого мальчика больше нет.
Хватит обманывать себя, с этим отлично справляются другие люди, подумала Снежана. И с раздражением захлопнула альбом.
[1] Скажи мне правду и услышишь ложь от меня,
Не удивляйся этому обману, Si Se, «The Truth»