— Перестань дышать.
Я смотрю на нее в замешательстве. Ее взгляд говорит мне, что если я сама не перестану дышать, то она мне в этом поможет.
Делаю вдох, надуваю щеки и задерживаю дыхание. Она удовлетворенно кивает и топает обратно к своей койке. Пружины стонут под ее весом, когда она поворачивается на бок, чтобы наблюдать за мной.
Как раз перед тем, как я теряю сознание, дверь в камеру открывается.
— Ты. — Полицейский указывает на меня. — На выход.
Я выпутываюсь из одеяла и спрыгиваю вниз. Когда прохожу мимо сокамерницы, которая рычит на меня, вероятно, потому, что слышит мое дыхание, совершаю нечто действительно глупое.
— Твое дыхание пахнет пердежом, — шиплю я, показывая ей средний палец.
Прежде чем она успевает встать с койки, благополучно выхожу из камеры, и дверь закрывается, запирая ее внутри. Я улыбаюсь, потому что я свободная женщина, и она не может меня убить.
— Садись.
Офицер указывает на металлический складной стул в проходе рядом с его кабинкой. Я сажусь, и он наливает чашку кофе и протягивает ее мне. Бросает мне пластиковую ложку, пару пакетиков сахара и сухих сливок.
Я готовлю себе кофе, пока он садится и начинает стучать по клавишам клавиатуры двумя пальцами. Он выглядит скучающим. Форма ему слишком мала. Очки заляпаны. Волосы зачесаны на лысину.
Откинувшись на спинку стула, он скрещивает руки за головой и пристально смотрит на меня.
— Парни, которые тебя забрали, сказали, что ты устроила пожар на чьем-то крыльце.
Я киваю и отпиваю глоток кофе.
— Не хочешь рассказать об этом?
Я выдаю ему отредактированную версию правды — начиная с той части, где я прибыла в дом Люка. Мне требуется некоторое время, чтобы рассказать эту историю, потому что он не может перестать ржать. И продолжает перебивать, повторяя все, что я ему говорю, в вопросительной форме. К тому времени, как я заканчиваю, он все никак не успокоится, и у меня возникает желание врезать ему по физиономии.
— Слушай, — говорит он, как только может говорить без улыбки. — Поскольку тебя задержали только за незначительное нарушение, я тебя отпущу… если найдешь кого-нибудь, кто за тобой приедет.
— Неужели я не могу уйти сама?
Он качает головой и пристально смотрит на меня.
— Я делаю тебе одолжение. Не упрямься.
— Что, если за мной некому будет прийти?
— Тогда мне придется тебя оформить. И накормить. А это будет стоить денег. А мне не хочется этого делать.
Я бы не возражала, чтобы меня арестовали. Я могла бы отбыть свой срок, позавтракать и использовать время в одиночке, чтобы придумать, как, черт возьми, добраться до дома, поскольку мой рейс вылетел три часа назад. Проблема в том, что я разозлила свою сокамерницу. Так что теперь либо я найду кого-нибудь, кто придет за мной, либо умру.
Мой взгляд перемещается на передний карман плаща. Часть мозга кричит, что это плохая идея. Другая говорит, что это лучше, чем смерть.
Офицер тянет телефон через стол и ставит его передо мной, затем уходит, сказав, что вернется через несколько минут.
Я беру трубку и быстро набираю цифры, пока у меня еще хватает смелости. Кто-то отвечает после первого гудка.
— Офис мистера Суэггера. — Дама говорит одним из тех раздражающих высоких голосов, которые бывают только у симпатяшек.
— Здравствуйте, это Пенелопа Харт. Я друг мистера Суэггера. — Слова просто вырвались наружу. Я не могла их остановить.
— Чем могу вам помочь, мисс Харт? — Судя по голосу, женщине скучно. Я же чувствую себя глупо. Вероятно, я не первая, кто звонит ему в офис, утверждая, что он/она его «друг».
— Эм… ну…
Я не могу этого сделать.
Трясущимися руками опускаю трубку обратно на базу.
Как я могла так сглупить?
Действовать настолько безрассудно?
Так… по-идиотски?
Джейк Суэггер не приехал бы за мной. Он меня ненавидит.
Его потеря.
Если бы он пригласил меня остаться на ужин, то узнал бы меня настоящую. Я могла бы его очаровать. Заставить полюбить себя. Мне бы пришлось получить судебный запрет против него, потому что мужчины, как правило, цепляются за таких женщин, как я.
Но он упустил из виду все мое великолепие и предпочел видеть только плохое — например, то, что я вломилась в его квартиру и оставила пакет с собачьим дерьмом у него на столе. Так что единственное, что Джейк Суэггер может для меня сделать, — это прислать сюда своего адвоката, чтобы выдвинуть обвинения. Он позаботился бы о том, чтобы я прожила свои последние минуты с Большой Бертой, которая, без сомнения, будет сидеть на мне и дышать в лицо, пока я не умру медленной, мучительной смертью.
Я пью уже третью чашку кофе. Понятия не имею, куда, черт возьми, запропастился полицейский. Часы на стене показывают, что его нет уже более получаса. Наверное, я могла бы незаметно прошмыгнуть за дверь, если бы не нелепая кепка, из-за которой весь участок кидает на меня насмешливые взгляды.
Большое спасибо, Альфред.
Я смотрю на визитку в своей руке, размышляя о том, чтобы позвонить по мобильному, указанному на обороте. Номер Джейка. Услышать его голос. Может быть, извиниться. Или подождать возвращения домой и позвонить ему пьяной. Если я, вообще, доберусь до дома.
Думай, Пенелопа!
Эмили.
Эмили знает кого-нибудь в Чикаго. Ведь так? Она здесь стажировалась. Наверняка у нее появился один или три друга, кроме Люка Дюшанана. Может, она позвонит кому-нибудь из них и попросит за мной приехать. Потом я попрошу маму перевести мне немного денег, чтобы добраться домой. Знаю, у нее их в обрез, но она, без сомнения, сделает все возможное. И я могу отдаться какому-нибудь отчаявшемуся мужчине за деньги, чтобы расплатиться с ней. Или продать душу дьяволу. Или свою скорую славу иллюминатам.
— Пенелопа?
Смотрю на мужчину, стоящего надо мной. Нет, не смотрю… пялюсь. Он горячий лучший друг Того Самого Парня. С вечной ухмылкой. Игривым характером. Сексуальным взглядом. С таким, вы надеетесь, подружится лучшая подруга героини, и о них будет вторая книга.
Закатываю глаза своему дурацкому писательскому мозгу.
— Да?