Он наклоняется ко мне. Целует верхнюю губу. Нижнюю. Мой подбородок все еще между его пальцами, которые теперь так близко к его рту…
— Скажи мне. Что за поступок Того Самого Парня я испортил на этот раз?
— Понимаю, ты считаешь это смешным, но если ты когда-нибудь хочешь научиться, тебе нужно это знать.
Я отстраняюсь и увеличиваю небольшое расстояние между нами. Его веселье только растет. Он едва может сдержать улыбку, пытаясь выглядеть серьезным, поднимает руки в знак поражения и откидывается на спинку сиденья.
— Пожалуйста. Просвети меня.
Я не теряю времени даром.
— В каждом любовном романе, всегда после того, как герой, он же Тот Самый Парень, хорошенько поработает пальцами на заднем сиденье автомобиля, он совершает поступок, от которого трусики героини вспыхивают. Это вновь разжигает чувства, так что, придя в себя после первого оргазма, она уже в предвкушении следующего.
Он больше не борется с улыбкой.
— Так что же я сделал не так?
— Ты вытащил руку из моих штанов и вытер пальцы о свои брюки, будто они в конденсате от стакана с водой, а не в сладком, греховном, невинно сексуальном криптонитовом меде, который источает моя вагина.
Глядя на меня, он качает головой.
— Эта чушь, что ты несешь.
— Чушь, которую ты не делаешь, — парирую я.
— Агу. И что именно я должен был сделать, Пенелопа? Ну, со всем этим твоим сладким медом?
— Облизать свои пальцы. Зарычать. Сказать что-нибудь собственническое и непристойное.
— Облизать пальцы?
— Да. Чтобы попробовать меня на вкус. Потому что ты просто ничего не можешь с собой поделать.
В его голосе слышится рычание.
— Зачем довольствоваться только пальцами?
Он сдвигается. Хватает меня под колени. Разворачивает к себе лицом. Тянет на себя. Приподнимает мои бедра и опрокидывает меня на спину. Я приземляюсь с резким «ох». Затем Джейк расстегивает молнию на моих штанах. Рывком спускает их до коленей. Наклоняется и облизывает мою щелку по всей длине. Поверх шелковых трусиков. И почему-то это ощущается лучше, чем, если бы я была совершенно голой.
— Ч-что ты делаешь?
Бросаю взгляд на затемненное стекло, отгораживающее нас от Росса. Смотрю в окно на проплывающие мимо здания, гадая, как близко мы от квартиры Джейка. И, наконец, на него, между моих ног. Он нависает надо мной. Щетина на его подбородке щекочет меня сквозь тонкий материал нижнего белья.
— Даю тебе то, чего ты хочешь.
Я качаю головой. С трудом сглатываю. Вспоминаю, как дышать. И чертовски надеюсь, что сквозь мое грохочущее сердцебиение меня услышат.
— Т-ты же сказал, что времени недостаточно. Помнишь? Примерно две секунды назад. Времени не хватит. Так ты сказал.
— Для этого времени достаточно.
— Но я просто хотела, чтобы ты облизал свои пальцы.
— Прости, детка. — Он ведет носом по моим трусикам и вдыхает. Я чуть не умираю. — Как ты и сказала…
Он делает эту гребаную драматическую паузу и подмигивает, и я боюсь, что то, что он сейчас скажет, может прикончить меня навсегда.
— Я просто ничего не могу с собой поделать.
И… я мертва.
Глава 16
Я — оргазмо-машина.
Дайте мне сжатые сроки, возможность быть пойманной и язык Джейка Суэггера, и я смогу заставить эту сучку пролиться дождем.
Серьезно.
Жидким криптонитом… повсюду.
Я думала, что не смогу пошевелиться, учитывая интенсивный трах языком, который только что пережила, но, как я уже сказала…
Я — машина.
И обещание члена Джейка внутри меня придает дополнительной бодрости моему шагу, когда мы выбираемся из машины, проходим через вестибюль, поднимаемся на лифте — я в углу, напеваю как сумасшедшая, пока он смотрит — через парадную дверь квартиры и в кабинет.
Понятия не имею, почему мы в его кабинете. Он просто сказал: «Кабинет». И я послушалась. Потому что мысль о том, как он трахает меня на своем столе, продолжив с того места, на котором остановился этим утром, заставляет меня отказаться от того тоненького голоска в глубине моего сознания, который говорит, что повторение прошлой ночи — это не то, чего я хочу, и заставляет раздеться, чтобы сэкономить время. Но путь короткий, так что, ниже пояса я все еще одета, когда добираюсь до его стола и поворачиваюсь к нему лицом. А он….
Господи, помилуй, он голый.
Ни единого лоскутка одежды.
Он даже умудрился снять ботинки и носки.
Предо мной… видение.
Он — Адонис.
Он… да, больше у меня нет слов.
Потому что этот мужик — лучший засранец, которого я когда-либо видела в своей жизни, и нет ничего достойного сравнения с голым Джейком Суэггером. Я никогда не видела его полностью обнаженным. Смотреть на него голого по пояс было достаточно трудно. Добавьте к этому мужественные ступни, икры спортсмена, мускулистые бедра и ту штуку, на которую я отказываюсь смотреть, которая болтается между этими мускулистыми бедрами, и я внезапно чувствую, что, возможно, мне не следовало раздеваться.
Мне казалось, я сегодня хорошо выгляжу.
Но по сравнению с ним? Я выгляжу чертовски невзрачно.