Разувшись на пороге, я стянул с влажных плеч испорченный пиджак, оглядел его в тусклом свете бра и решил не пристраивать на вешалку в шкаф, бросил у порога. Передернув плечами и поборов накативший озноб, прошел в спальню, оставляя мокрые следы на полу.
Пусто. Постель не разобрана. Не ложилась, значит… Ну и где она?
Поиски заняли пару минут. Ну мог бы и догадаться, конечно. Разумеется, она в мастерской. Третий час ночи. Она всегда говорила, что на это время приходится пик ее вдохновения…
Я очень редко видел Нелли за работой. В принципе, за всю семейную жизнь раза три, может, четыре. Она не терпела присутствия посторонних в мастерской и практически никого туда не пускала. Вспомнилось, как в первый раз удостоился этой чести… Набрался наглости тогда и попросил нарисовать мой портрет. Собственно, так и случился наш первый поцелуй… После которого все бешено закрутилось, мы не отлипали друг от друга ни на минуту и уже через два дня оказались в одной постели.
Тихо открыв дверь, я быстро оглядел мастерскую с привычным творческим бардаком в ней, а потом сосредоточился лишь на жене, выписывающей какую-то деталь на картине. Мольберт на этот раз был установлен в углу недалеко от окна, откуда исходил свет от дополнительных светильников. Краем глаза можно было видеть вход, но Нелли была слишком занята…
Темные растрепанные волосы скручены в небрежный узел на макушке и скреплены парой карандашей, растянутый старый лонгслив (мой, между прочим!), пижамные штаны, облегающие аппетитную попку, — я счастливо улыбался, оглядывая жену. Чувствовал в полной мере то, чего так не хватало все эти дни и месяцы, — покой, правильность, законченность.
Долбанную гармонию!
Во вселенной наконец-то воцарился порядок. А все потому, что холодная вода основательно прочистила мозг…
Давно уже следовало применить ту формулу, о которой завуалированно говорил отец тогда на рыбалке. Он и Данил (я только слушал, в беседе не участвовал) обсуждали выходки Альки, матери и Карины, смеялись и ругались. И отец сказал: женщины как дети, мудрый мужчина не только простит их промахи, ошибки, глупости, но и позволит их совершить, контролируя процесс, подобно тому, как взрослый воспитывает ребенка. Мудрый любящий мужчина будет выше обид, мести и наказания, потому что и сильнее, и разумнее, и ответственнее. И признает главную ценность — семейное счастье и покой.
Когда вылез из пруда, трясясь, отфыркиваясь, и помчался к Нелли, я понял, для кого и для чего брат и отец затеяли тогда этот разговор. При том, что полностью отстранили меня от него.
Нужно будет поблагодарить их при случае… Но так, чтоб не зазнавались!
… И конечно, я простил ее. Потому что не простить — это наказать самого себя. И точка на этом. Поставим ее сегодня, закрепим договор в постели (а где еще, тем более, что соскучился дико) и продолжим жить дальше. Желательно — в расширенном составе месяцев через девять. Больше не намерен затягивать с детьми.
Не сдержал смешок удовольствия от этой мысли, чем привлек внимание жены. Она заметила меня, резко выпрямилась, глаза постепенно становились больше от потрясения.
Ну да, мой вид весьма экзотичен сейчас. Можно даже сказать жалок, но отдадим дань самоуважению.
— Егор… — Выдохнула, побледнев. Кисть выпала из ослабевших пальцев, жена этого и не заметила.
— Что случилось? — Нелли в панике обхватила голову руками, бросила взгляд в окно, убедилась, что проливного дождя на улице и близко нет.
— Господи, ты вымок до нитки! — Она обратила внимание на мокрые следы, которые оставил на полу.
Я сверкнул улыбкой:
— Да, есть такое.
Элеонора отмерла и наконец подбежала ко мне, схватила за руки. В зеленых взволнованных глазах отразился ужас.
— Ты ледяной весь!
Жена стала ощупывать меня: плечи, грудь, живот. Провела рукой по лбу, скулам.
— Тебя немедленно надо согреть!
Сосредоточенно прикусив губу, она потащила меня к ванной. Вообще, конечно, согреться я был не против, ибо незачем отрицать — замерз сильно. Но не под душем. Есть более приятный способ…
Вот о нем как раз начало интенсивно думаться, когда Нелли всесторонне занялась мной: торопливо расстегнула пуговицы рубашки, сорвала ее, набросила мне на плечи полотенце и схватилась за ремень брюк.
— Так что произошло? — она пытливо заглядывала мне в лицо, никак не реагируя на то, что я обнимаю ее за талию, а под тканью брюк и нижнего белья ее поджидает сюрприз.
Невозможная женщина!
— Ерунда. Решил поплавать. — Руки сползли ниже поясницы, однако и это оставило Вишневецкую безучастной.
А попка у нее, кстати, восхитительно теплая. Замечательно было бы запустить ладони под одежду и коснуться кожи, но руки у меня и правда ледяные, Нелли стало бы некомфортно.
— Поплавать? В одежде? Егор, на дворе сентябрь! — выпалила она.
Я пожал плечами:
— Бархатный сезон.
— Скажи правду. Ты упал в воду? Неужели снова… — От предположения, что я снова попал в клуб «Золотые сорок» Вишенке явно стало дурно.
— Нет. С этим покончено, — поспешил ее успокоить, отрицательно покачав головой. Провел по бедрам, талии. Подумал, что ее тоже надо раздеть, только руки хоть немного отогреть.
— Мне просто потребовалось освежиться для сохранения рассудка.
— Невероятно…
Осуждающе покачав головой, она стянула с меня брюки, покосилась на пах. Ее лицо надо было видеть: смесь потрясения, растерянности и боли.
Отвернувшись, Элеонора наклонилась, торопливо собрала мокрые вещи и открыла дверь:
— Залезай под горячий душ. Я попытаюсь найти тебе одежду, — и ушла.
Мысленно выматерился. Видимо, момент максимального контакта затянется. И потребует предварительного объяснения. Обдумывал его, стоя под теплыми струями, но почему-то ничего в голову не лезло. Как всегда, в критический момент мозги утекли в сторону южного полюса.
Все ведь на самом деле очень просто. Мы совершили ошибки, но мы любим друг друга. Так было, так есть и так будет. А если прошлое настолько паршивое, то лучше сосредоточиться на будущем. И сосредотачиваться нужно в постели. Сегодня и завтрашний день еще прихватить, чтобы закрепить эффект.
Мне хватило пятнадцати минут, чтобы окончательно согреться и смыть с кожи противный запах тины и грязь. Вылез, обернул бедра полотенцем и уставился на себя в зеркало.
В идеале надо бы побриться. Нелли всегда обожала, когда выходил из ванной со свежевыбритым лицом и набрасывался на нее с поцелуями. Заливисто смеялась, шутливо отбивалась, пока щекотал… Не раз и не два дело заканчивалось сексом и опозданием на работу.
В шкафчике должна быть запасная бритва, как раз пользовался ею в прошлый раз. Открыв дверцу, я замер. На полке приютилась коробочка с тестами на беременность. Сглотнув, с колотящимся сердцем осторожно достал ее, открыл. Одного теста уже не было. Остался последний.
Элеонора Вишневецкая ничего не делала наполовину, конечно, она захотела стопроцентно убедиться в собственных выводах, сделав тест повторно. Поэтому и купила упаковку с двумя. Но каков был результат первого? Вероятно, положительный, если не заметил в квартире следов подготовки к переезду. Она не уехала бы, предварительно не обсудив наши с ней изменившиеся статусы.
Но, черт возьми, когда она собиралась раскрыть мне правду? Надеюсь, не через девять месяцев!
Подрагивающей рукой вернул упаковку на место, закрыл шкафчик. Вдох, выдох. Нужно вернуть себе спокойствие, не напирать на нее сразу же. Ночь длинная, день еще длиннее — Вишенка обязательно признается. При моем должном упорстве.
Проказливо улыбаясь, я вышел из ванной.
Элеонора разбирала комод и, кажется, ругалась про себя. Не заметила, что я уже в комнате.
Похоже, чистые вещи для меня она не нашла. Сказать ей, что они мне не понадобятся? Или сделать сюрприз?
Подкравшись, я обнял ее со спины, буквально окутал собой, уткнулся носом в висок.
— Егор, — Нелли вздрогнула и застыла, напрягшись. Она словно не знала, как реагировать, боялась поверить своим ощущениям.
— Давай завернем тебя в плед, и я сделаю горячий чай, — прошептала она и задрожала, потому что провел губами по раковине ее уха, проложил дорожку поцелуев вниз по ее шее.
Ладонь плавно скользнула на плоский живот жены, и я внезапно подумал, наповал сраженный наплывом какой-то незнакомой нежности: неужели там внутри растет и развивается новая жизнь, наш с ней ребенок? Ну пока это неясный комок размером с горошинку, набор разных клеток, но скоро… Надо быть с ней очень аккуратным. Больше никаких дикостей в постели, как бы ни хотелось.
— Не надо, — ответил на ее предложение. — Ты ведь сама понимаешь, как правильно и быстро меня согреть. — Запечатлел долгий поцелуй в изгибе между ее шеей и плечом, провокационно лизнул это место.
Судорожно выдохнув, Элеонора развернулась в моих объятиях. Только через секунду осмелилась поднять на меня затуманенные слезами потрясающие глаза.
— Ты смог простить меня? — Ее неуверенный голос дрожал.
Я загадочно улыбнулся:
— Очень хороший вопрос. Заданный своевременно в тот момент, когда в тебя красноречиво упирается ответ на него. Предлагаю помириться. Такое стандартное супружеское примирение, м?
Нелли зарделась. Облизав губы (чем заставила дернуться мой член), она осторожно провела ладошками по моей груди, обняла за шею, потянулась за поцелуем, но в последний момент остановилась, видимо, до конца не веря в происходящее.
Я с радостью и огромным энтузиазмом взял инициативу на себя, соединив наши губы, быстро углубляя поцелуй, делая его еще более жадным, нетерпеливым. Этаким доказательством: все самое плохое у нас позади, впереди только новое счастье и новые горизонты совместной жизни, долгой, хлопотной и по-настоящему полной. Потому что мы созданы друг для друга и связаны самой вселенной, порядка в которой пришлось неделями добиваться.
Лонгслив, который был на Нелли, полетел на пол, за ним последовало и мое полотенце. Жарко и страстно целуя жену, наслаждаясь бурным ответом, я подсадил ее на комод. Она немедленно оплела меня ногами, возбуждая еще больше. Ласкал грудь через кружевной черный бюстгалтер, шептал, что люблю, соскучился сильно, безумно хочу. Вишенка выгнулась, тонкие пальчики зарылись в мои волосы, а я зашипел от боли.
— Ох черт!
— Гош…
Мы отлепились друг от друга. Я морщился от досады, раздражения и боли, а Элеонора, прижав пальцы ко рту, смотрела на меня расширившимися в панике глазами.
— У тебя там… Тебя надо осмотреть! — Вишенка решительно слезла с комода и потащила меня к кровати.
Усадив на ее край, абсолютно не обращая внимания на мое хмурое лицо и костюм Адама, жена чуть наклонила мою голову и осторожно раздвинула волосы.
— Боже, у тебя кровь и шишка. Что вообще произошло?
— Мост встретил неприветливо, когда вынырнул из воды, — буркнул я.
Мгновенное превращение жены из страстной и горячей штучки в сестру милосердия мне очень и очень не нравилось. Вот же дерьмо! Как не вовремя! Нелли вполне могла полечить мою дурную голову и после хотя бы первого эпизода. А теперь процесс примирения откладывается!
— Так. Сиди здесь и не вставай. Я обработаю рану, — проинструктировала она и помчалась в ванную за аптечкой.
Бля! Я мученически закатил глаза. Что ж за день такой? Сплошная непруха.
Жена вернулась с бинтами и какими-то флакончиками, вероятно, антисептиками. В очередной раз выругался про себя, но позволил ей заняться лечением. Опасно становиться между женщиной и ее стремлением причинить добро.
Нелли, смочив оторванный кусок бинта мерзко пахнувшим медициной раствором, встала между моих коленей, снова осмотрела пострадавшее место. По моим ощущениям, там была шишка и небольшая ссадина (ну или большая, главное — кровь глаза не заливала). Рану щипало, ушиб болел так, что хотелось громко материться (хотя Вишенка очень осторожно прикасалась), но я терпел.
— Гош, тебе надо в больницу, — вынесла вердикт Элеонора, когда подула на мою шишку.
Слова моим мозгом, разнеженным заботой и близостью любимой женщины, осмыслились не сразу.
— Что? — вскинул голову и предупреждающе прищурился, глядя на жену.
— У тебя может быть сотрясение. Нужно проверить, — твердым тоном объяснила Нелли.
— Сотрясение чего?
— Любимый, не глупи. Ты сам все понимаешь.
Ах любимый! Пустила в ход тяжелую артиллерию. Но и я непрост…
— Я чувствую себя хорошо, — ответил лениво, обхватил Элеонору за талию и притянул к себе.
— Это пока, — возразила эта упрямица, но не оттолкнула, когда начал целовать ее обнаженный живот, поднимаясь к груди.
— Меня не тошнит, голова не кружится и не болит. И в конце концов, у кого из нас медицинское образование?
— Боже, ты просто закончил стоматологический. И сам говорил, что умирал со скуки на лекциях, слушал вполуха.
— Разве? — нарочито удивился я, слегка прикусив кожу, заставив Нелли вздрогнуть и вцепиться ноготками в мои плечи. И решительно расстегнул ее лифчик.
— Гоша, — Нелли, сердито сдвинув брови, посмотрела на меня, удержала руками соскальзывающие кружева. — Что за подростковые выходки? Нам нужно одеваться и ехать.
— И во что, по-твоему, одеться мне? — я с провокационной ухмылкой поднял бровь.
Вишенка на миг растерялась, а я воспользовался моментом: за секунду стянул с нее пижамные штаны и трусики.
— Егор! Да что ты…
— Вот теперь мы оба готовы все подробно и обстоятельно обсудить, — счастливо улыбнулся я, оглаживая ее ягодицы, бедра, и, поцеловав в живот, опрокинул жену на кровать.
— Гош, я волнуюсь за тебя, — прошептала Нелли мне в губы. На удивление, не дергалась и не сопротивлялась. Даже сама окончательно избавилась от одежды, застрявшей на лодыжках.
— Со мной все хорошо, клянусь. — Я тонул в этих невероятных глубоких глазах. — Лучше обними крепче и забудь обо всем.
Короткая минутная прелюдия, торопливые ласки (мои — жадные, ее — неуверенные), сладкие напористые поцелуи — и я наконец-то в ней. Как в долбанном раю. Захмелевший от счастья, объятый пламенем дикого желания, неумолимой потребностью тут же ярко кончить.
Но, сцепив зубы, я плавно двигался, лаская грудь Вишенки, прикусывая ее полураскрытые губы, ловя стоны. Ускорился только тогда, когда увидел, что та же страсть ударила и ей в голову, что она отпустила себя, чувствуя меня всего, умирая от наслаждения.
— Ты как?
— А ты как? — Обменялись мы вопросами, как только оргазм чуть отпустил, а поцелуй был окончен.
Ноги жены плотно обхватывали мои бедра, бурно вздымавшиеся груди касались моей груди. От влажного жара наших тел и восхитительно растрепанного, зацелованного и разгоряченного вида Нелли расслабившийся было член снова начал твердеть.
Любимая нежно улыбнулась, ласково провела по моему лбу, очертила лицо.
— Кажется, ты в порядке, — выдохнула она. — Я отлично это чувствую сейчас. Но почему ты спросил про меня?
— Догадайся, — боднул ее нос своим.
Нелли прикрыла глаза.
— Догадываюсь…
— И мне интересно, когда бы ты мне призналась? — убрал прядки с ее лица.
— Хотела завтра позвонить. После того как сделаю повторный тест. — В ее глубоких глазах светилось счастье.
Мягко поцеловал ее.
— И ты не ответила: как ты?
— Все настолько хорошо, что ты позволишь мне быть сверху на этот раз, — очаровательно улыбнулась, поглаживая мои плечи.
Я тихо рассмеялся. Почему нет? Это и моя любимая поза, в ней так удобно ласкать Нелли, совершенную как богиня, полностью раскрывшуюся, сводящую с ума.
Ближе к пяти утра, когда жена убедилась, что я точно не умираю от отека головного мозга и живее всех живых, мы сидели в подушках в изголовье кровати, тесно прижавшись друг к другу. Пили травяной чай из одной кружки, молчали. Нелли надела халат (правда он успел сползти с одного плеча, которое целовал время от времени), а меня заставила завернуться в плед (позволил только по пояс).
— Господи, до сих пор не верится, что ты смог простить меня. Это чудо какое-то, — с чувством произнесла она и, поцеловав в шею, уткнулась лбом мне в плечо.
— Ну не расслабляйся, любимая. Ты теперь моя должница, — не упустил случая ее поддеть.
Мои шутки, кстати, всегда быстро приводили ее в себя.
— Да? — Она лукаво взглянула на меня, силясь сдержать улыбку, нарисовала пальчиком сердечко на моей груди. — И что именно я тебе должна?
— Да пустяки, — чмокнул ее в губы. — Всего-то лет двести счастливой семейной жизни и дюжину совместных детей.
Глаза жены смешно округлились.
— Так что, Элеонора Романовна, одной жизнью ты не отделаешься, придется и в следующей реинкарнации платить за все мои мучения и злоключения.
Мгновение у меня получалось сохранять серьезное выражение лица, а после я расхохотался. Нелли вторила мне звонким смехом.
Боже, как давно его не слышал… Уже и забыл, как он меня заводит.
Потом мы снова затихли. Она уложила голову мне на плечо, дыхание ласкало шею, провоцировало зайти на очередной круг откровенных ласк. Но прижимал ее ладошку к своей груди и не шевелился.
Пока идеально было именно так.
— Ты уже записалась к врачу? — спросил в итоге, вспомнив, что заботы у нас стали по-настоящему взрослыми.
— В понедельник запишусь.
— Как думаешь, какой срок?
— Не знаю. Возможно, недель пять уже есть.
— Хм…
— Гош, — Нелли пошевелилась, вытянув руку из моей хватки, погладила меня по щеке. Мы застыли, глядя друг на друга. — Мы снова поженимся?
— Вот дерьмо, — я заскрипел зубами. — Второй раз через этот цирк нет никакого желания проходить.
Я и день первой свадьбы пережил исключительно на упрямстве. Весь этот регламент, следование приметам, тирания матери, будто нашедшей наконец золотое сечение, выкуп, гулянка и бесконечные поздравления родни и друзей доведут до белого каления и стальные нервы.
— Ну мы можем…
— Не можем, — отрубил я и, откинув плед, встал с кровати. — И моя жена, и мой ребенок будут носить одну фамилию.
— Ты куда? — Нелли, сев на постели, беспокойно заглянула в мое лицо.
— За первой частью торжества, — бросил на ходу.
Бумажник, вытащенный из влажного пиджака, ныне висящего на плечиках, зацепленных за шкаф-купе в прихожей, остался там же на столике рядом с мобильным. Меня интересовал тот отдел, что закрывался на кнопку. Пока копался, еще раз подивился своей дурости, напомнил себе похлопотать завтра, чтобы вернуть мотоцикл в салон. Порезвился и хватит, пора становиться сверхсерьезным и ответственным семьянином.
Вернувшись к Элеоноре, сел рядом, скомандовал:
— Руку. Правую.
Нелли тут же протянула ее мне ладонью вверх. Перевернув кисть, надел ей на палец обручальное кольцо. Вишенка замерла, в безмерном удивлении разглядывая свою руку.
— Ты… ты нашел его, — Она смотрела на меня остро, пронзительно, с болью и счастьем одновременно, губы дрожали. — Я когда вернулась, обползала всю прихожую, пыталась его отыскать, но не вышло. А оно все это время было у тебя. И ты никуда его не дел. Боже, как же я тебя люблю…
По ее лицу побежали слезы. Я тут же обнял ее, прижал к себе, целуя в макушку, укачивая, словно ребенка.
— И я тебя тоже очень люблю, Нелли. Невменяемо сильно, даже не сомневайся. Только до того, как утопить меня в слезах счастья, сделай, пожалуйста, ответную любезность.
Жена отстранилась и увидела наконец на моей ладони второе обручальное кольцо. Взяв его, она посмотрела мне в лицо.
— Обещаю, что больше никогда не усомнюсь в тебе, — торжественно произнесла, завораживающе сверкая красивыми глазами.
Когда мое кольцо тоже вернулось на палец, мы, обнявшись, упали на постель.
— Давай в понедельник еще заглянем в загс. Распишемся потом тихо и никому не скажем. — Я расправлял ее волосы, путаясь в локонах пальцами.
Нелли провела пальчиком по моим улыбавшимся губам.
— Твоя мама все равно узнает. Она каким-то чутьем всё всегда знает…
Я уложил любимую на спину, удобно устроился сверху, заключил в ладони ее просиявшее лицо, приблизился к губам:
— А кто сказал, что до росписи мы будем попадаться ей на глаза? — прошептал, ухмыляясь.
— Действительно… — согласно хмыкнула Элеонора и поцеловала меня.
А когда ее шаловливые руки добрались до моих ягодиц и члена, с халатом жене пришлось распрощаться. Позволил ей его надеть только вечером в субботу.
Это не женщина, а наваждение. Моя любовь, моя головная боль, мое счастье.
КОНЕЦ
Больше книг на сайте - Knigoed.net