— Я, кажется, вовремя успел.
Мы оба поворачиваем головы. В дверном проёме стоит амбал-профессор. Он едва умещается там. Я вновь испытываю чувство тревоги, но отнюдь не удивления.
— Где тебя носит? — Заир недоволен, однако «профессор» пропускает явную грубость мимо ушей.
— Нужно было кое-что сделать, — миролюбиво отвечает он. — Я пройду, можно?
Пожимаю плечами — и так ясно, что вопрос риторический.
— Как понимаю, Вы — Загитова Линара Эльшадовна.
Скрещиваю руки на груди и отступаю к стенке, словно ищу защиту от этих двоих.
— А Вы, позвольте узнать, кто?
— Зотов, Аркадий Андреевич. Начальник службы безопасности группы компаний, принадлежащих господину Тураеву. Ну, а Заира Самировича, думаю, Вам представлять не нужно.
— Служба безопасности?
Перевожу шокированный взгляд на Тураева — вот сейчас я удивлена, причём неприятно. А тот демонстративно приподнимает свои густые брови: что, мол, не ожидала? Не ожидала. Честно.
С представителями закона у меня как-то не сложилось. И это ещё мягко сказано. При упоминании их в любой интерпретации, в памяти сразу всплывает тёмная маленькая комнатка, окрашенная грязно-синей краской, похотливый взгляд ухмыляющегося мента, с кислым перегаром и потными руками-ластами, которые он всё время обтирал о свои ляжки. У него даже форменные брюки в тех местах лоснились чуть ли не до блеска. Он меня не трогал, физически, зато эмоционально опускал ниже плинтуса, давил, истязал, доводил до истерики, и, казалось, получал от этого такой же кайф, как если бы насиловал меня в особо извращенной форме.
От этих воспоминаний мне становится плохо. Ноги подкашиваются, я наощупь ищу спинку стула. Аркадий замечает это и подставляет его мне под попу — и вовремя, иначе я бы так и хлопнулась на пол.
— Да, Вы правы: давайте лучше присядем, — разряжает обстановку Зотов и устраивается напротив. Тураев же роняет себя в кресло у окна, не переставая прожигать во мне дыру взглядом туземца-людоеда, не евшего три дня.
Кошусь на него с опаской. Он определённо сердится. Опять сердится. Почему? Мы же видимся всего второй раз в жизни. Ну, пусть третий, если считать ту встречу на…
— Постойте, я видела вас на пирсе!
— Мы тоже Вас там видели, — Аркадий бесстрастно кивает, будто беседа идёт об абсолютно обыденных вещах. А я аж задыхаюсь от внезапной догадки:
— Вы что, следили за мной?
— Только дошло?
Я с возмущением смотрю на кривую ухмылку Тураева. Да что с ним такое? Откуда эта агрессия? Очевидно, что он невзлюбил меня с первого взгляда, но природу такого отношения я не понимаю, и от этого нервничаю ещё больше.
— Как только вы прибыли в Анталию, то оказались под нашим неусыпным контролем, — вежливо отвечает мне Аркадий, а у меня от его вежливости скулы сводит.
Вот оно. Вот, что гложет меня, скребёт изнутри, как камень по стеклу.
— Евгений?
Зачем-то спрашиваю, хотя уже знаю ответ.
— Да. Он наш сотрудник.
— Сотрудник, значит.
На душе становится гадко. Нет, ну я же женщина, как-никак. Пусть я Женю и не рассматривала с романтической точки зрения, но узнать, что дружба и забота с его стороны всего лишь прикрытие слежки за нами… чёрт, это больно.
Кусаю губу, пытаюсь переварить действительность. Эх, Женька, Женька… Что ж. Не в первый раз меня «кидают» люди, которым я доверяла. И, всё-таки жаль, с Евгением было весело. Ладно, проехали. Мысленно захлопываю перед ним дверь и запираю на ключ. Считай, Женя уже в прошлом. А боль пройдёт. Или я научусь с ней жить.
Делаю глубокий вздох, снова концентрируюсь на Зотове:
— Ну, и зачем всё это? Я имею в виду слежка, и всё такое.
— Полагаю, вы в курсе.
— Напрасно полагаете. Не имею ни малейшего представления, чем обязана столь пристальному вниманию к моей скромной персоне. Я, вроде как, не сделала ничего предосудительного.
Слышу краем уха, как Тураев фыркает в своём углу. Не смотрю на него. Игнорю. Пусть хоть зафыркается, грубиян. Обращаюсь исключительно к Аркадию.
— Объясните, что происходит?
«Профессор» многозначительно потирает нос:
— Давайте договоримся так: мы ответим на Ваши вопросы после того, как Вы ответите на наши.
Ну у меня, как бы, выбора нет.
— Что вы хотите от меня услышать?
— Начнём с Калугина. Вы давно с ним знакомы?
Вопросу, почему-то, не удивлена.
— А который час? — спрашиваю.
— Четырнадцать тридцать пять.
— Тогда около трёх часов. Сегодня утром он подсел ко мне на ринке, угостил водой и завёл довольно странный разговор.
— О чём он говорил с Вами?
— Так сразу и не перескажешь. Если кратко, то о том, что он всё еще ждет «нечто», что ему пообещал «некто», который по неясным причинам не явился на назначенную встречу, и с которым, по его ошибочному мнению, я должна иметь связь. Что в моих же интересах передать ему, что у него есть всего 24 часа, чтобы исправить положение, иначе «взыскание возмещения» ему гарантировано.
Говорю это без всякого намёка на сарказм, но Тураев как ужаленный соскакивает с кресла, подлетает ко мне, и начинает тыкать пальцем мне прямо в лицо. От неожиданности вся сжимаюсь, впившись ногтями в края сидушки.
— Значит так, Нара. Если ты не хочешь, чтобы против тебя было выдвинуто обвинение в похищении моей дочери, ты нам сейчас всё выложишь, без всяких этих твоих вывертов. И первый мой вопрос таков: ты уже успела передать документы Калугину? Отвечай чётко и ясно!
Заир висит надо мной всей своей громадиной. А я на своём стульчике чувствую себя сёрфером, которого вот-вот накроет гигантская волна и смоет нафиг в море.
— К-какое похищение? Какие документы? Вы о чём?
Перевожу испуганный взгляд на Зотова, а тот таинственно сверкает на меня своими очками без оправы.
— Видите ли, у нас есть веские основания подозревать Вас в сговоре с Вашей сестрой, Тураевой Нисар Шамильевной, с целью похищения ребёнка и незаконного вывоза его из страны проживания. А так же в пособничестве изъятия преступным путём конфиденциальных документов и передачи их конкурирующей фирме.
Хорошо, что я сижу. У меня едва хватает сил произнести:
— Повторите.
И, чтоб ему, этот Зотов с каменным лицом слово в слово повторяет свои абсурдные обвинения. Я чувствую, как кровь отхлынула от сердца и устремилась куда-то вниз, в копчик.
— Вы обвиняете меня в похищении Аси? Вы с ума сошли?! Нисар сама… она же мать… Нет, стоп! У меня есть разрешение! От обоих родителей, между прочим.
— Оно фальшивое! — рычит Тураев. — Я развожусь с Нисар и беру полную опеку над дочерью. Как я могу давать подобное разрешение?
— Что?! — я невольно приподнимаюсь со стула, ещё больше сокращая расстояние между нами — теперь мы едва не трёмся носами. Он смотрит на меня сверху вниз, сверкая глазами из-под полуопущенных век, его верхняя губа дергается, как у раздражённого до крайности хищника. Сейчас укусит — мелькнула мысль.
— А ты что хотела? Чтобы я оставил свою дочь на попечение конченой наркоманки, которая и сутки не может прожить без дозы? Ну, что так смотришь, будто слышишь об этом впервые? Это же по твоей милости она стала такой. По твоей, и твоего дружка-дилера, вместе с которым вы толкали наркоту малолеткам!
Во все глаза смотрю на разъярённого мужчину передо мной. Теперь, кажется, понятно, откуда такая неприязнь ко мне. И я, даже, догадываюсь, кто внушил ему эту мысль. Ах, дядя Шамиль, опуститься так низко, чтобы обелить свою дочку. А ведь ты лучше всех знал её. Знал, и всячески выгораживал, используя меня и моё имя, как прикрытие.
Подбираюсь вся, вспоминая старые навыки, опускаю забрало, накидываю броню.
— Мансуров не был моим дружком, и с наркотиками я никогда никаких дел не имела, — говорю заученную давным-давно фразу, отлично понимая, что мне не поверят, но решаю упрямо стоять на своём.
— Да ну? — Тураев усмехается. Как ни странно, мне от его усмешки горько. Не всё равно, как должно быть, а нестерпимо горько и обидно.
— А я вот слышал про тебя совершенно другое.
Он находится слишком близко, чувствую его запах, порывы тёплого дыхания на своём лице, когда он говорит. Я ненормальная, да? Потому, что замечаю, вдруг, что тянусь носом за этим запахом, как кошка за валерианкой. Ещё не хватало!
Резко отворачиваюсь.
— Не в моих силах заткнуть вам уши, а людям рты. Только это неправда, от слова совсем.
— Неправда? Значит, твоя семья, родные, учителя, они все врали, так, выходит? А два привода за воровство? Ещё парочка за порчу чужого имущества, и, даже, за непристойное поведение в общественном месте, а? Между прочим, это всё задокументировано в следственном отделе вашего района.
Ну, это уже слишком! Копаться в досье, полностью сфабрикованном продажным следователем! Какая низость! Чувствую, что эмоциональная броня сползает с меня, как ночная сорочка под утро, и выдержка вот-вот махнёт мне ручкой на прощание.
— Начальник следственного отдела нашего района, — цежу я сквозь зубы, из последних сил сдерживая предательскую дрожь, — был должником моего дяди, и делал всё, что тот ему скажет.
— Вот именно поэтому тебя тогда не упекли в колонию для малолетних преступников, когда всю вашу шайку-лейку с распространением накрыли. А твой… как его там? Мансуров сбежал.
— Он не мой!! — не выдерживаю, срываюсь на крик. — И никогда моим не был! Он…
Понеслась… Снова и снова пытаюсь взять себя в руки. Сглатываю слюну, дышу, откидываю волосы со лба, делаю еще массу суетливых бессмысленных движений, лишь бы перестать трястись, как осиновый лист. Но ничего не помогает. Ещё немного, и я просто рассыплюсь. Господи, не верю, что снова переживаю подобное. И снова по вине сестры! Нет. Нет!! Аа-а…
Зажмуриваюсь со всей силы, сжимаю кулаки и давлю ими на глазницы.
Считаю про себя в образовавшейся вдруг тишине. Пять — десять… Дыхание выравнивается, пульс замедляет свой сумасшедший бег. Паника постепенно отступает. Открываю глаза и вновь встречаюсь с чёрными омутами. Они следят за мной, не отпускают, пожирают. Боже, что он делает? Зачем? Не могу выдержать этот взгляд, я словно в ад заглядываю. Отворачиваюсь.
— Собственно, почему мы копаемся в моем прошлом? Разве речь сейчас об этом? — стараюсь говорить спокойно, но выходит не очень.
— Потому, что это ты виновата, что Нисар опять подсела на наркоту и устроила весь этот бедлам. И это случилось, как только вы возобновили свои отношения с ней в Москве. Признавайся!
— Бред! — отмахиваюсь я. — Мы не виделись с ней больше шести лет, с тех пор, как я уехала из Новороссийска. Мы даже не звонили друг другу. Лишь около недели назад она внезапно появилась в моём доме с просьбой о помощи, и я действительно оказала ей её, потому, что считаю… считала, что ей и Асе угрожает опасность.
— Опасность? — Заир прищуривается. — Какая ещё опасность? Что она наговорила тебе?
— Сказала, что её преследуют!
— Она назвала имя преследователя? Причину? — впервые за долгое время вмешивается Зотов. Но я смотрю лишь на Заира, и отвечала только ему.
— Назвала. Мансуров Рамиль. Тот самый дилер, толкач, называйте, как хотите. Причина? Причину уточняйте у своей жены, господин Тураев. Потому, что дальше идут дебри, в которые я не желаю углубляться.
— А мне плевать на твои желания!
— Заир Самирович!
Это предостерегающе кричит Зотов, потому что тут начинается чёрт знает что. Я едва успеваю упереться руками в грудь Тураеву, поскольку он наваливается на меня всем корпусом, и практически размазывает по стенке. Я задыхаюсь от его натиска, от его жара. Его тело горит огнём, я ощущаю это даже через ткань футболки. А какой он твёрдый! Панель за моей спиной не на много твёрже его грудной клетки, и пресса, и… и… ой, мамочки!
Я напрягаюсь и, что есть силы, отталкиваю от себя Заира. Он отклоняется лишь на какие-то миллиметры, но мне удаётся выскользнуть из-под него.
— Заир, сдурел?! — уже в полный голос орёт ему, вскочивший со стула, Зотов, пряча меня за спину, а я цепляюсь за его рубашку, как за спасательный жилет.
— Да, всё я, всё!! Понял! — Тураев пятится назад и тяжело валится в кресло, то сжимая, то разжимая кулаки. Смотрит зверем исподлобья. Дышит тяжело, неровно. Как и я, впрочем. Жуть какая. Я, вообще-то, не боюсь мужчин, но Тураев может изменить моё мнение. Я перед ним как блоха перед тигром. Бешеный. Он просто бешеный!
— Простите за этот срыв, Линара Эльшадовна, — отвлекает на себя внимание Зотов, выуживая меня из-за своей спины и усаживая обратно на стул, всю красную и дрожащую.
— Можно просто Линара.
— Тогда меня просто Аркадий.
— А меня господин Тураев. Заир Самирович. Просто.
Посматриваю на него украдкой. Он ведь специально это сделал. Не мог же не знать, что я почувствую его возбуждение. «Возбуждение», ха! Это барышня может быть возбуждённой, а такая дубина, как у него…
Возбуждённая дубина. Смешно же! Но почему-то я и не думаю смеяться. Мне страшно до дрожи в коленках, потому, что сама…
Жарко. Вытираю пот со лба, машинально облизываю губы, а Тураев не сводит с меня глаз, следит неусыпно. Обнимаю себя за плечи, незаметно пряча набухшую грудь, с торчащими, как гвозди, сосками. Да, я знаю, что со мной, не дура, и не вчера на свет родилась. Но, пропади всё пропадом, какое я имею право чувствовать это? Он муж моей сестры. Развод там, не развод — не имеет значение. Табу, и точка. Господи, стыд-то какой!
Смотрю на Тураева уже другими глазами — действительно красивый мужчина. Но не как Женя: тот искромётный, обаятельный «ветер», а вот Тураев… Сгусток тёмной энергии и неуёмного темперамента, помноженный на неоспоримые физические данные. Мачистый мачо. Брутальный брутал. От таких у дамочек напрочь крышу сносит, если не с первого взгляда, то со второго уж точно.
Почему же Нисар даже не заикнулась о разводе? А ещё интересно: Большая-тётя-Марина это причина или следствие их разрыва?
— Линара?
Вздрагиваю.
— Да?
— Давайте продолжим. Что сказала Вам Нисар насчет Мансурова?
Прокашливаюсь, давая себе время вспомнить, о чём речь. Ах, да!
— Нисар сказала, что Рамиль шантажирует её, вымогает деньги, и если она не заплатит, он грозится выкрасть Асю. Она сказала… сказала, что одной ей не справиться, что он везде расставил ей ловушки, поэтому Нисар придумала план: я окольными путями везу Асю в Турцию, а она отвлекает Мансурова, чтобы дать нам время. Через пару дней сестра обещала приехать за дочкой, но так и не появилась. Связаться с ней я не могу, потому, что номера она не оставила, а сама так ни разу и не позвонила. Ситуация патовая, время идёт, деньги тают, а Нисар как сквозь землю провалилась. Я уже и не знала, что делать, потому, что плана «Б» у нас не было. А тут ещё этот… Калугин.
— Кстати, о нём. Вы говорили, что некто должен был передать ему нечто, но на встречу не явился. Вы знаете, о чём шла речь?
— Нет. Нечто «обещанное», так он выразился, точнее не скажу.
— А кто такой «некто» известно?
— Известно. Мансуров Рамиль.