Гуляем по набережной. Марина резвится, как ребёнок, кидая чайкам корм, который они подхватывают на лету. А я на облака смотрю. Не нравится они мне. В ноябре в Анталии уже могут быть шторма и сильные дожди, а Аська грозы боится. Дома я старался по возможности быть рядом, но здесь не дома.
Не дёргайся, Тураев, уговариваю сам себя. Ася не одна. Там Женя, там Линара… Линара. А ведь я уже могу произносить её имя, и, при этом, не гореть желанием пнуть что-нибудь или разбить. Прогресс налицо. Поверил ли я ей? Пятьдесят на пятьдесят. Женщины существа коварные, склонные лгать даже тогда, когда в этом нет нужды. Уж мне ли не знать?
— Заир! Ах!..
Ветер срывает широкополую шляпу с головы Марины, и уносит в мою сторону. Я, подпрыгнув, ловлю её на лету. Не потому, что такой ловкий, а потому, что повезло.
Марина смеётся, откинув голову. Я улыбаюсь ей, несу шляпу обратно. С Асей всё будет хорошо, а этот вечер надо посвятить Марине.
— Заир! Смотри, какие тучи. Может, вернёмся в номер?
— Пожалуй, — соглашаюсь я, и мы поворачиваем назад.
Гроза застаёт нас у самых дверей, но мы успеваем забежать в дом, почти не намокнув. Марина со смехом снимает с себя одежду, не забывая соблазнительно крутить передо мной задом.
Идём вместе в душ, занимаемся любовью. Потом достаём из холодильника еду и выпивку, перекусываем, и снова занимаемся любовью. Марина старается, а я как автомат — делаю дело, но ничего не чувствую. Техника-механика. Даже оргазм механический какой-то, как отрыжка. Старею, что ли?
На улице настоящее светопреставление. Слушаю, как ветер швыряет потоки дождя в стекло, словно песок горстями, и сердце не на месте. Марина лежит у меня на подмышке и теребит мне бороду. Недовольно дёргаюсь, отворачиваюсь. Сбрить её нафиг, надоела, сил нет.
— Заир? Скажи, что не так?
— Всё так. Спи.
— Но я же вижу! Поговори со мной, любимый.
— Марина…
Телефон прерывает меня, издавая тихое жужжание. Ох, как вовремя-то! Хватаюсь за него, словно за спасательный круг. Зотов на проводе.
— Слушаю.
— Заир, хорошие новости: флешка у нас.
Соскакиваю с кровати, без церемоний стряхивая с себя Марину.
— Говори!
— Линара нашла. Не поверишь, всё это время она была прицеплена к сумочке Аськи, как брелок. Евгений только что примчался от них. Сейчас я проверяю флешку на предмет взлома, но, кажется, всё чисто.
Хватаю трусы, пытаюсь вдеть ногу в штанину, одновременно удерживая телефон возле уха. Прыгаю, как идиот, на одной ноге, мудя болтаются, а я ору в трубку:
— Что она говорит? Как накопитель оказался у неё?
— Подробности не знаю. Евгений на радостях не успел расспросить. Сейчас пойдёт назад, всё выяснит.
— Не надо. Я сам. Уже иду.
— Заир?
— Да?
— Иди один.
— Ясень пень.
Одеваюсь за несколько секунд, хоть сейчас в строй. Марина тоже встала, и уже успела натянуть халат.
— Есть новости?
— Есть.
— Хорошие? Ну, скажи же!
— Кажется, документы нашлись.
— Правда?! О, наконец-то! Ты сейчас к Зотову? Когда придёшь? Мы ведь теперь можем забрать Асю и вернуться в Москву, так?
— Марина, не дави, — отцепляю от себя её руки. — Я ещё сам толком ничего не знаю. Как что выяснится — сообщу.
Обуваюсь уже в дверях.
— Зонтик возьми!
…
Какой-там, нахрен, зонтик?! Я мчусь, как волк на запах крови, не разбирая дороги. По лужам, сквозь стену дождя, подгоняемый какой-то неосознанной силой, смешанной с возбуждением. Значит, флешка, всё же была у Линары. Что это? Хитрый ход? Или невероятное стечение обстоятельств? Кто ты, Линара, белое или чёрное? А если белое? Если белое, Линара?
Сворачиваю на дорожку к их коттеджу: что за чёрт? Дверь нараспашку, мокрые шторы рвёт ветром. На патио столик с перевёрнутыми чашками и кофейником, скомканная скатерть трепыхается в траве. У меня внутри всё опадает, словно я ступил в пропасть. Влетаю в дом. На пороге лужа, размером с озеро. Шлёпаю по ней — в гостиной пусто, уже собрался заорать, как глаза упираются в закрытую спальню. Несусь туда, дёргаю дверь и застываю на пороге.
Спят. Обе. Мне судьба такая, что ли, смотреть на них спящих? Доча, как всегда, раскинулась на всю кровать, Линара мостится с краю, положив ладонь на животик Аськи. Обе сопят в унисон. Идиллия. Снаружи шторм, а тут покой и тишина. Спрашивается, чего я так нёсся?
Судорожно сглатываю ком в горле. Боюсь своим шумным дыханием разбудить их. Осторожно пячусь назад, прикрываю дверь. Хлюпая водой по полу, хватаю подвернувшуюся тряпку, вытираю лицо и шею.
Одежда на мне промокла насквозь, с волос и бороды капает. Растерянно оглядываюсь, не зная, что делать дальше. Наконец отдёргиваю шторы и плотно закрываю створки французского окна. В комнате сразу становится тихо. Залипаю на картине снаружи, скользя пальцами по запотевшему стеклу. Стою так минут пять, не шевелясь, ни о чём не думая. Просто слушаю тишину.
Набираю Зотова:
— Ну, что?
— Они спят. Подожду, пока проснутся.
— Ясно. Я проверил флешку — с ней порядок.
— Хорошо. Что дальше, Зотов?
И Аркадий излагает мне свой план.
Не могу сказать, что он мне нравится, но я доверяю своему другу. Тем более что он уверил меня в скорой развязке. Дай-то Бог.
Топаю в ванную — благо, я здесь каждый угол знаю. Раздеваюсь, выжимаю футболку, брюки, трусы, кидаю всё в сушку. Подхожу к зеркалу, упираюсь руками в умывальник, смотрю на себя: ну и рожа. Робинзон отдыхает. Дочь проснётся, а тут такое. Испугается ещё. Да. Теперь можно. Тянусь к ящику, где точно знаю, есть всё необходимое — отель, как-никак. Беру бритву, гель, и приступаю.
Выхожу из ванной комнаты в одном полотенце на бёдрах, ощущая невероятную легкость на лице. Направляюсь к холодильнику. Так, что тут у нас? Ананасовый. Пойдёт. Хлопаю дверцей, и…
— Ёб-т…
Я едва успеваю отклониться и блокировать удар, прежде чем увесистый металлический кувшин смог обрушиться на мою голову. Одновременно выбрасываю свободную руку вперёд и впиваюсь во что-то тёплое и податливое. Действую на полном автомате, потому не сразу соображаю, кто передо мной. Прихожу в себя, лишь, когда Линара уже начинает хрипеть и царапать мои пальцы, сжимающие ей горло.
Я тут же ослабляю хватку, и девчонка едва не валится на пол. Успеваю подхватить её, и она виснет на мне, как плеть, судорожно хватая ртом воздух.
— Дурочка! Я же чуть не пришиб тебя!
Убираю волосы с её лба, всматриваюсь в покрасневшее, испуганное лицо, глаза, полные слёз и изумления, приоткрытые губы… близко, так близко к моим. Взгляд блуждает по этим сочным губам, а ладонь сама собой начинает поглаживать раскрасневшиеся скулы, перемещаясь к шее, на которой уже начинают проступать следы от моего захвата.
Тураев, да ты спятил!
Рвавшийся из меня стон превращается в сердитый рык, и я грубо отталкиваю Линару от себя:
— Ты что творишь, а?
— Вы?.. Э-это вы?
— Конечно я, ослепла, что ли?
— Вы…
Она продолжает таращиться на меня — видать, еще не отошла от шока.
— А… где ваша борода?
— Сбрил!
Линара оглядывает меня с ног до головы. Потом ещё раз и ещё. А моё сердце начинает гулко биться от этого пристального внимания. Грудь непроизвольно выпячивается, плечи расправляются. Хочется развести руки в стороны и медленно так покрутиться перед ней: смотри, мол, смотри. Нравится? Так бери, не раздумывай.
— А почему вы в полотенце?
Вот, чёрт! Хочешь, чтоб я его скинул? Так я живенько…
Тут же мысленно даю себе пинка за неуёмную фантазию, и гаркаю, играя желваками:
— Вымок! На улице льёт как из ведра, если ты не заметила.
Грохою об стол невесть, каким образом, оказавшийся у меня в руках кувшин — ничего так шишка бы была! Отшвыриваю босой ногой расплющенный пакет сока, под которым расплылась очередная лужа, и иду к телефону, оставляя за собой липкие следы по всему полу. Да, хорошенький мы тут устроили бардак. Тыкаю кнопки, стараясь переключить мозги на английский — турецкий в моём состоянии сейчас превратится в один сплошной рррр…
— Hello?.. … В шестнадцатый «люкс» горничную, пожалуйста, один мужской комплект белья размер 2ХL, спортивные шорты и майку того же размера. И услуги прачечной впишите. Спасибо, жду.
Шмякаю на базу трубку и иду к бару, продолжая ощущать на себе жгучий взгляд русалки, под которым мои мышцы самопроизвольно сокращаются, вызывая дрожь во всём теле, а в одном определённом органе в особенности. Лежать! — приказываю я «органу», и наливаю себе изрядную порцию виски. Делаю глоток, жду, когда полотенце перестанет топорщиться парусом, выдавая меня с головой, и, только после этого поворачиваюсь к Линаре.
— Ну, чего уставилась? Голых мужиков не видела?
Нефритовые глаза вспыхивают, и тут же опускаются в пол.
— Вообще-то я работаю санитаркой в больнице. Я много чего видела.
Между этим полудетским изумлённым взглядом и тем, что и как она говорит, огромная пропасть. Ты загадка, Линара. Разгадаю ли я тебя когда-нибудь, или правильнее будет даже не начинать?
— Санитарка? — хмыкаю я. — Лучшего ничего не нашлось? Москва, всё-таки.
Линара отмалчивается. Забившись в угол, она обхватывает себя за плечи и вся как-то съёживается. Блядь, опять эта защитная поза. Бесит!
— Иди сюда.
— Зачем?
— Иди!
Линара подходит.
— Садись, — киваю на кресло.
Жду, когда выполнит моё указание, а сам остаюсь у окна, наблюдая за настороженными движениями девчонки. С этой растрёпанной косой и в простеньком сарафане трудно признать в ней ту дерзкую красотку из «Плейбоя», что еще утром строила мне неприличные фигуры из пальцев.
— Не узнала меня, что ли?
— Без бороды не узнала. Простите.
Русалка заливается румянцем и машинально поглаживает горло, а меня совесть мучает — я всё же хорошо её прижал. Может, компресс там, или что? Но тут же одёргиваю себя:
— Впредь двери запирай, прежде чем спать укладываться.
— Простите.
— Прощаю. А теперь рассказывай. Как у тебя документы оказались?
— Документы? — Линара снова вскидывает на меня глаза, но тут же отводит их, а для меня словно солнце за тучи прячется. — Вы про флешку? Ну… Нисар, похоже, обронила её у меня дома, а Аська нашла. Уже в аэропорту я увидела, как она цепляет рыбку на свой рюкзачок. Я узнала в ней подвеску Нисар — она носила её на шее, как украшение. А сегодня Женя сказал, что «документы» это не бумаги вовсе, а цифровой носитель в виде рыбки, и я вспомнила про неё.
Пауза.
— Теперь всё? Вы заберёте Асю? Вы же за этим пришли?
Всё? Да я бы с радостью, но…
Отворачиваюсь. Прохожусь ладонью по лицу. Молчу. Смотрю через окно, как ветер быстро гонит тучи от моря вглубь материка.
Моё молчание Линара понимает по-своему:
— Ладно. Пойду, разбужу её.
Встаёт, торопливо проходит мимо меня, но я успеваю перехватить её за руку.
— Подожди.
Линара замирает. Стоим плечом к плечу, я чувствую жар от её оголённой кожи. Она поднимает голову и смотрит на меня, обжигая нефритовым огнём.
— Чего ждать? Документы у Вас. Ася у Вас. Берите, и уезжайте, пока ещё чего не случилось.
Злится. Почему? Не надо злиться, девочка. И хмуриться не надо.
Медленно разворачиваю её к себе. Линара не сопротивляется, и я тороплюсь воспользоваться моментом — осторожно, чтобы не спугнуть, придвигаюсь к ней сам.
— Что, по-твоему, может случиться? — спрашиваю, а сам держу в руках уже обе её ладошки — узенькие, в половину моих. Смотрю на них, обводя большими пальцами появившиеся мозольки от сегодняшней тренировки — всё, не будет тебе больше гольфа, хватит.
— Или ты что-то знаешь?
Глажу коротко подстриженные ногти — без маникюра, но красивой формы. Дышать боюсь, когда незаметно перемещаю эти пальчики себе на пояс, и дальше, к пояснице, и ликую, не чувствуя отпора. Маленькая моя, спасибо…
— Нет, но мало ли…
Ладони мои скользят вверх до её локтей, и выше, к открытым плечам, а глаза гуляют по скромному вырезу сарафана, по грудям, спрятанным сейчас за плотным лифом. Зря прячешь, всё равно достану.
— Асю лучше быстрее отвезти домой, разве нет? — шепчет Линара, стыдливо отводя глаза от моих голых сосков, в которые она почти дышит. Не отворачивайся, смотри на них, мне нравится, когда ты смотришь…
Закрепляя успех, обвиваю её тонкий стан одной рукой, но прижимать к себе пока не решаюсь — слишком явны тогда будут мои намерения, а мне не хочется спугнуть её.
— Нисар и Стих всё еще не объявились, — говорю тихо, а сам ныряю другой рукой к основанию её шеи, осторожно сжимаю толстую косу у самого корня, и медленно тяну вниз, заставляя девочку откинуть голову назад и открыть мне доступ к сладкому: у неё невероятно красивое горло. Нежное, беззащитное, с отметинами, оставленными мной. Да, я накосячил. Но я всё исправлю.
— Зачем они вам? — глаза Линары закрываются, пряча от меня чистый нефрит, и я довольствуюсь любованием длинных густых ресниц цвета тёмной меди. — Теперь пусть Калугин за ними охотится.
Мой уже откровенно голодный взгляд возвращается к её приоткрытым губам: оближи их, приготовь к моему приходу, ну же? Вот так, умница-девочка.
— Пусть охотится, — я наклоняюсь, высовываю язык и провожу им по её горлу: от ямки между ключицами, до острого мыска под подбородком, оставляя на коже ещё один след своего неоспоримого присутствия. Вот так, чтоб не болело.
Уррр… Сладкая девочка.
По телу Линары пробегает мелкая дрожь, она резко дёргается и втягивает в себя воздух.
— Заир…
— Тшшш… Поздно, маленькая, поздно.
Наши губы, наконец, встречаются. И я целу́ю звёзды.