Линара.
Марина. Совсем рядом!
Я вырываюсь из объятий Заира. Тот недовольно рычит, но отпускает меня, отстраняется, пятится назад. Глаза злые, бешенные. На скулах лихорадочный румянец горит. Отросшие, ещё влажные волосы взлохмачены моими пальцами. Голая грудь вздымается, как кузнечные меха. Его возбуждение режет мне глаз, но Заир и не думает скрывать его, наоборот: демонстрирует, как верный признак того, чего мне следует ждать. Его слова только подтверждают это:
— Не прячься больше, Линара. Бесполезно. Нам не избежать этого. Просто прими.
Хочу ответить отказом: гордо и твёрдо, как и подобает сильной женщине. Но я вовсе не сильная. Мой голос не слушается меня. Я лишь хватаю ртом воздух, словно выброшенная из воды рыба. Словно, оторвав от меня его тело, из меня выкачали весь воздух, лишили самой способности дышать.
Верни, верни его! — требует сердце. Гони прочь! — вопит совесть. А я, сгибаясь под тяжестью невыполнимых решений, корчусь от боли и потери.
Подождав секунду, Заир коротко кивает, будто убедившись в чём-то важном и, откинув занавеску из бус, уходит. А меня продолжает колотить, как припадочную. Даже зубы стучат, и челюсть сводит от напряжения. Неудовлетворённое тело ломает, выкручивает. Ещё влажные от поцелуев Заира соски царапаются о тоненький хлопок топа, словно о наждачку. А из меня волнами извергаются глухие стоны. Мне плохо, плохо без него… невыносимо…
С силой впиваюсь пальцами в волосы и сползаю по стенке вниз. Что делать? Что мне делать?! Может правда, спросить совета у звёзд?
Ты чокнулась, Линара?
— Чокнешься тут, — ворчу, почти что плача.
Просидев так минут пять в полном вакууме, немного успокоившись, встаю, поправляю на себе сбившуюся одежду и ищу в потёмках злополучную Аськину юбку. Надо закончить её починку, пока есть возможность. Потому что скоро я уеду. Я уже решила. Вопрос в том, как забрать у Заира паспорт.
Зажав под мышкой юбку и прихватив шкатулку со швейными принадлежностями, которую я одолжила у Мирай, откидываю занавеску, и…
— А ты шустрая девочка, как я погляжу.
Не отвечаю. Устало прислоняюсь к косяку, безучастно смотрю на Марину. Почему-то совсем не удивляюсь, что она поджидает меня тут. Скорее всего, она видела нас с Заиром. Но мне как-то всё равно.
— Знаешь, я представляла тебя несколько иначе. Что смотришь? Да, Нисар рассказывала мне о тебе и о ваших с ней школьных… кхм… «подвигах».
— Я рада, что у Вас были настолько доверительные отношения с моей сестрой. Жаль, они плохо кончились. Для неё.
На красивом лице Марины, в сумерках похожем на восковую маску, угадываю кривую ухмылку.
— Не пытайся смутить меня, девочка. Это ещё никому не удавалось.
Я холодно улыбаюсь в ответ, перебираю пальцами растрёпанные Заиром волосы, жду, что будет дальше. А Марина вдруг вскидывается и шипит на меня змеёй:
— Вы, сестрёнки Загитовы, цепкие, как пиявки. Стоило одной от Заира отвалиться, как сразу другая присосалась. Мало Нисар ему крови попила? Теперь ты начинаешь?
Вот самое меньшее, что мне сейчас нужно, так это бабские разборки на тему делёжки мужика. Я и так вымотана до предела.
— Что Вы от меня хотите, Марина? — устало вздыхаю я.
— Разве не ясно? Оставь Заира в покое! Он мой мужчина. И скоро будет моим мужем. Даже не пытайся встать на моём пути, не то кончишь, как и твоя сестрица: медленно и мучительно пожирая саму себя.
Хмм… вот как? И что бы это значило?
— Мне не нравятся Ваши намёки, Марина.
— Они тебе правильно не нравятся, девочка. Поэтому крепко запомни их.
Выплюнув мне в лицо яд, Марина уходит. Плавно и осторожно лавируя между раскидистыми кустами, она бесшумно уползает в ночь, напоминая мне огромного белого питона-альбиноса, пробирающегося по джунглям в поисках жертвы. Смотрю вслед и думаю: а ведь тётя, похоже, права насчёт Марины.
Аську укладывали всем хороводом. Сначала новоявленный дедушка пожелал ей спокойной ночи. Потом Заир читал ей сказку, пока Роксана ждала за дверью своей очереди, а я, как могла, тянула время в ванной. Затем Роксана оккупировала нашу спальню, и, запахнув халат, я ушла, чтобы не мешать им шептаться об «их, девичьем».
Когда, уже в начале одиннадцатого, Роксана так и не вышла, я не выдержала и заглянула в комнату. Картина маслом: бабушка, в обнимку с внучкой, спокойно посапывает себе в окружении плюшевых мишек и щеночков. Ну, и что тут думать? Ясень пень — это знак. Пожалуй, минут за тридцать управлюсь. Хватит же, чтобы пошептаться со звёздами?
Стараясь не попадаться никому на глаза, тихонько выскальзываю из дома.
Полная Луна, словно специально выпрыгнувшая в этот час на небосклон, освещает мне дорогу. Мне даже не пришлось включать фонарик на телефоне. За пять минут я добираюсь до лестницы и начинаю подъём по крутым ступеням. Тут уже без освещения не обойтись.
Приходится двигаться медленно и времени уходит довольно много. Но, наконец, я достигаю цели — я на крыше. Здесь пусто. Только старое мандариновое дерево приветствует свою ночную гостью, тихонько помахивая полуголыми ветками над топчаном, заваленным подушками.
Подхожу к краю башни. И снова меня охватывает восторг от раскинувшейся передо мной нереальной картины. Но если днём я восхищалась солнцем, то сейчас Луна вершила свою власть над миром. Сейчас ОНА хозяйка в нём. Владычица и королева ночи. А я лишь одна из миллиарда смиренных, приветствующих Её.
Торжественно и величаво, Луна ступает по ковру из звёзд, щедрой рукой рассыпая вокруг себя серебро и брильянты, одаривая подданных своих в честь великого праздника Полнолуния.
Остановив на мне свой холодный, строгий взгляд, в котором светится бесконечная мудрость и знание человеческих душ, Луна будто вопрошает, — не для себя, она-то знает, — а чтобы я ответила себе:
— Зачем ты здесь? Зачем ты здесь на самом деле?
И под этим белым, непреклонным сиянием, сдирающим с меня всю фальшь и мнимый стыд, вдруг ясно осознаю, зачем: Я жду ЕГО. Зову ЕГО. Хочу. Надеюсь. И будь, что будет. И да простят меня все те, кого я этим обижаю или раню, но это правда, которую уже не скрыть мне от себя.
Луна печально улыбается и, тут же позабыв обо мне, продолжает своё шествие по небу. А я, оглушённая правдой, беззащитная перед ней, принимаю свою судьбу как неизбежность.
Я почувствовала его сразу. Шорох, шёпот, шелест… не знаю. Не важно. Просто, когда руки Заира осторожно обвились вокруг меня, я даже не вздрогнула.
— Ты здесь, — говорю я тихо, кладя свои ладони поверх его, и прижимаясь спиной к широкой груди.
Он целует меня в шею, а потом прислоняется горячей щекой к месту поцелуя, слегка царапая щетиной мою кожу.
— Я там, где ты, Нара, — шепчет он. — Этого не изменить.
Я там, где ты, и этого не изменить,
Смирись, и перестань с судьбой сражаться,
Позволь уж ей за нас двоих решить, кого любить, кому страдать,
Кого за всё это винить или прощать, и с кем прощаться,
Кого в угаре гневном проклинать, иль умолять,
Кому лить слёзы, а кому до слёз смеяться…
Заир.
Я шёл за ней от самых дверей. Словно чувствовал, что она обязательно появится, и ждал в беседке. Линара меня не заметила, торопливо прошла мимо и свернула к Старому дому. Это может показаться странным, но я знал, куда она направляется.
Пока я крался за ней, как полночный вор, меня не покидало ощущение, что я всё ещё нахожусь в своём сне. Эта таинственная лестница, ведущая вверх окольными путями; хаотичное мелькание маленькой звёздочки впереди — свет от фонарика Линары; Луна, совершенно невероятных, фантастических размеров, заливающая нас молочным светом, пока мы карабкаемся в чёрное небо по стене старой башни.
Когда я ступил на плоскую крышу, я окончательно уверовал, что всё это мне снится. Потому, что в реальной жизни такого не бывает, чтобы звёзды были не только над тобой, но и вокруг тебя — справа, слева, снизу… Наверное, так чувствует себя космонавт, вышедший в открытый космос.
А море? Похожее сейчас на бесконечный разлив нефти, оно глубоко дышит, как живое существо. Медленно перекатываясь во сне, оно спит. А над ним, забавляясь, колдует Луна, выплёскивая в его атласные чернильные воды своё светящееся молоко.
Луна, над спящим морем проплывая, свой поцелуй ему украдкой подарила,
И ослепительным осыпала сияньем, пока оно спокойно отдыхает, и видит сны,
И ни о чём не знает…
Ухнув, с ветки бесшумно слетела небольшая сова и, мелькнув призрачной тенью, растворилась в ночи. Мой взгляд проследил за ней, и тогда я увидел Линару.
Она стоит на самом краю, спиной ко мне, и смотрит вдаль. Я знаю, что она чувствует, потому, что чувствую то же самое. Моё сердце замирает, пока я подхожу к ней.
Осторожно, чтобы не напугать, обхватываю её талию руками.
— Ты здесь, — говорит она тихо.
— Я там, где ты. И этого не изменить.
Прими, как должное, как истину, как данность, как судьбу. Меня прими.
Укладываю Линару на подушки, словно специально приготовленные для нашей ночи, и не перестаю удивляться мистики, преследующей нас в этом доме. Как можно по-другому назвать мой странный полуденный сон, в котором Линара зовёт меня, указывает путь, что привёл меня в это необыкновенное место на вершине мира, непохожее ни на одно из тех, в которых я побывал. На это ложе, украшенное драгоценными иранскими коврами и подушками. Под это мандариновое дерево времён Османской империи, которое до сих пор плодоносит, что само по себе уже чудо. Привёл к ней. К Линаре. К женщине-русалке с огненными волосами, что парит сейчас со мной над облаками. Смотрит на меня своими волшебными очами. Ворожит, колдует руками, гладит, ласкает, целует мои ладони…
Нара…
Перебираю пальцами её распущенные волосы, искрящиеся под голубоватым светом Луны, которая словно прожектор светит на нас так ярко, что мне виден каждый изгиб, каждая впадинка на теле Линары. Глажу её брови, губы, горло, груди… А вокруг нас нереальная красота. Фантастическая. Неземная. Из какого-то другого мира. Потому, что на Земле такого чёрного неба не бывает. Таких ярких звёзд не бывает. Таких совершенных женщин, что сейчас лежит передо мной, не бывает. Это и правда сон.
Медленно развязываю пояс и распахиваю полы её халата. Хочу избавиться от него, хочу сам стать для неё покрывалом, отдать ей своё тепло, свою энергию, взамен беря её любовь и нежность.
Мой жадный взгляд гуляет по обнажённому телу Линары — по высоким грудям, тонкой талии, стройным бёдрам. Глаза останавливаются на развилке ног. А ведь насчёт «язычка пламени» я был прав. Склоняюсь над ним и, с благоговением, целую. Линара вздрагивает подо мной, но не отстраняется.
— На нас Луна смотрит, — лишь говорит она.
— Пусть смотрит, — отвечаю. — Нам есть, чем удивить её сегодня.
Линара улыбается. Зарывшись пальчиками в мои волосы, она притягивает моё лицо к себе и целует в губы. Обнимаю её, и мы падаем, падаем, падаем в звёзды…
Сама Луна постель нам постелила,
Из облаков перину и подушки взбила,
И на любовь к тебе меня благословила,
Покров ночной над нами опустив,
И всех свидетелей из спальни удалив.
Если это сон, почему бы мне не быть поэтом? Если это сон, почему бы ему не длиться вечно?
Линара.
Мы лежим на ковре из звёзд. Звёзды над нами, звёзды под нами, звёзды вокруг нас. Его буйная голова покоится на моей груди. Лёгкий предутренний бриз путается в его волосах. Руки сжимают меня с осторожной силой даже во сне. Он тяжёлый, но я наслаждаюсь этой тяжестью. Она мне необходима, как якорь кораблю. Без неё я бы уже была там, среди мириадов звёзд, потерянная, растерянная, не верящая, что всё это случилось со мной. Плутающая в поисках дороги назад, к нему. К Заиру.
Поднимаю руку к небу, растопырив пальцы. Касаюсь самой яркой точки. Вот она, моя звезда. Моя судьба. Иди же, и скажи, в чём заключается мой путь?
Любовь.
Вот и ответ: Любовь. И нет ответа правильней и проще.
До рассвета далеко, но уже чувствуется его приближение. Небо синеет. Море просыпается, разгоняемое ранним бризом. Чайки начинают свою утреннюю перекличку. Я уже раздумываю, как разбудить Заира, когда сверху на него падает сразу парочка мандарин.
Он вздрагивает, недовольно ворчит, елозит на мне. А меня вдруг смех пробирает, не могу сдержаться, и всё тут.
Заир поднимает голову, смотрит на меня, сначала не узнавая, будто. Но постепенно его хмурое лицо озаряется улыбкой.
— Ты смеёшься, — говорит он хриплым ото сна голосом.
— Да. А что?
— Ты для меня ещё никогда не смеялась. Только во сне.
Наши лица так близко. Я дотрагиваюсь до его щеки, глажу, любуюсь, смотрю, и не могу насмотреться. В предутренних сумерках его глаза горят не хуже звёзд. Чувствую, как наливается его желание, упираясь мне в живот. Как каменеют мышцы, пульсируя под моими пальцами. Он коленом раздвигает мне ноги, пытаясь сдержать своё нетерпение, уже плещущее через край. Губы сжаты, желваки дёргаются.
— Заир…
— Поцелуй меня, Нара.
И я целую. А он целует в ответ. И звёзды снова кружатся над нами, всё быстрее и быстрее, сжимаясь в единую, ослепительную мегаточку, чтоб через время взорваться колоссальной сверхновой, от которой вздрагивает вся Вселенная.
Мы любим в тишине. Летим над звездами, купаясь в нежности друг друга. Даруя и беря, взмывая к небесам и падая в глубины. И, кажется, что это будет длиться вечно и всегда…
Но ночь уходит, время на исходе.
Рассвет торопит нас вернуться в бытие…