Два часа ночи. Лифт тащится, как неживой, но, в конце концов, добирается до нужного этажа. Мои шаги гулко отдаются в пустых, в этот поздний час, коридорах. Заворачиваю за угол, толкаю дверь в кабинет. А вот здесь уже как в штаб-квартире какого-нибудь кандидата в президенты: люди, компьютеры, звонки телефонов, шум до потолка.
— Заир Самирович…
Иду прицельно к столу у дальней стены, киваю всем и никому конкретно. Кто-то топает за мной, и я, не оборачиваясь, задаю свой первый, но далеко не последний, за сегодня, вопрос:
— Кто смотрел за ней?
— Никифоров.
— Уволить
— Слушаюсь, Заир Самирович.
Шаги удаляются от меня.
Подхожу к столу, снимаю пальто, которое от впитанной в дороге влаги кажется стопудовым, и валю его на близстоящий диванчик. Сам падаю туда же и дергаю галстук, ослабляя узел.
— Что скажешь, Аркадий?
Мой Начальник безопасности, человек суровый и хладнокровный, имеет сейчас на своем лице «печать глубокой озабоченности», как сказал бы какой-нибудь политик. И я бы даже выразил ему сочувствие, если бы не был так зол. Поэтому лишь грозно зыркаю на него из-под сдвинутых бровей.
— В клинике подняли тревогу только спустя два часа после её исчезновения, — докладывает он мне.
— Как она смогла забрать ребенка из садика?
— Собственно, из садика девочку забрала бабушка, госпожа Загитова.
— Вот как? Говорил с ней?
— Уверяет, что ничего не знала, просто зашла с внучкой в кафе поесть мороженое и совсем не ожидала встретить там дочь. Потом не выдержала, и завела старую песню, сетуя на твою чёрствость и бессердечие, мол, отнимаешь у матери ребёнка, не даёшь им видеться, ну, и прочее. Так что, всё она знала. И встреча была обговорена заранее.
— Ясно. Коля! — кличу я своего секретаря.
— Да, Заир Самирович?
— Все карты Роксаны Давидовны заблокировать. Кредиты в ювелирке и бутиках закрыть, а счета за уже сделанные покупки отправить ей лично.
— Понял, — секретарь кивает и спешит исполнять приказ.
Аркадий устало мнёт переносицу.
— Заир, это еще не всё.
Не предвижу ничего хорошего от его тона. Сглатываю, собираю себя в кулак.
— Говори.
— Пропали документы по тому случаю с «Барка́ром».
Я щерюсь, как волк, которому наступили на лапу.
— Ты, чёрт возьми, чем тут занимался вообще, а? Ворон считал?
Аркадий не смущается ни на йоту.
— Сам знаешь, профилактика в таких делах малоэффективна: если кто-то задумал преступление, он его совершит в восьми случаях из десяти. Наша задача быстро найти злоумышленника и минимизировать ущерб.
— И как? Нашел? Минимизировал?
— Сигнал о вскрытии сейфа поступил в то время, когда твоя жена должна была находиться в клинике. Но её там уже точно не было. Она старалась не попасть на камеры, успешно обошла все, кроме одной, о которой, видимо, не знала. Так что, задача упрощается — у нас один подозреваемый по двум делам.
Это уже серьёзно, тут не просто бабский заговор и драчка за ребёнка. Тру подбородок, походя, отмечая, что не брился уже сутки.
— Когда это случилось?
— В четверг. Похоже, всё было спланировано заранее, а клиника лишь для отвода глаз.
— Похоже на то. Значит, в любой момент эти документы могут всплыть. Но для этого Нисар надо связаться либо с журналистами, либо с властями, либо…
— Либо с твоими оппонентами. Что скорее всего, потому, что с первыми двумя она сама не захочет иметь дело — не та у неё ситуация.
— Выясни, кто может быть заинтересован в этой информации, пусть даже косвенно. Поднажми на конкурентов. Возможно, кто-то из них в последнее время крутился вокруг моей жены.
— Уже выясняю, Заир. Список будет завтра… вернее, уже сегодня у тебя на столе.
Я какое-то время смотрю на Аркадия, жую губу.
— Найди её. Найди раньше меня, иначе я сделаю с ней что-нибудь нехорошее, клянусь.
**
— Что?! Сука, блядь!
В сердцах пинаю подвернувшийся стул, тот с грохотом падает.
— И что теперь? Ладно. Ладно, я сказал!! — ору и швыряю телефон на стол.
Дерьмо. Падаю в кресло, тру лицо. Голова раскалывается, как орех — третьи сутки пошли, а результата ноль. Сам дьявол над ней шепчет, что ли?
Чувствую ладонь на плече. Сначала неуверенно и легко, потом все с большим нажимом начинает поглаживать, перемещаясь на спину.
— Всё так плохо?
Закрываю глаза, позволяю Марине поколдовать надо мной какое-то время. Ей нравится ко мне прикасаться. Но сейчас я чую, как от меня уже смердеть начинает, поэтому не хочется контактов. Встаю, сбрасывая её руку с себя. Подхожу к окну. Ни черта не вижу, красная пелена одна перед глазами от злости.
— Они опять упустили её. У этой суки чуйка, как у бладхаунда, только хвост и увидели, когда она в такси запрыгивала.
Марина усаживается на подлокотник кресла.
— По крайней мере, мы знаем, что она еще в Москве.
— И на том спасибо, — цежу сквозь зубы. Самому тошно от своего брюзжания. Ладно. Надо брать себя в руки.
— Я в душ.
— Приготовлю тебе свежую рубашку и кофе, — тут же спохватывается Марина, и, глухо стуча невысокими каблуками по ковровому покрытию, торопливо идет в маленькую кухоньку при офисе.
Провожаю её бёдра «аля Джей-Ло» взглядом. Красивая, сексуальная, умная, всё понимающая женщина. Моя женщины. Вот уже полгода как.
Поначалу немного коробило, что сплю с подругой жены, но с Нисар мы давно врозь: она так и не смогла взять под контроль свою зависимость, а лечиться отказывается. Я устал бороться. От всего устал: от грусти дочери, когда мать сутками пропадает неизвестно где; от всплесков ярости, либо приступов полного безразличия, когда всё же соизволит появиться дома; от упрёков, что её не любят и не понимают — от всего. Семьи, как таковой, нет. Дочь на няньках, я в постоянных разъездах по делам компании, а мать… да какая из Нисар мать? Надоело.
Раздеваюсь. Скидываю одежду на пол, небрежным пинком отправляя её в угол, и захожу в душ. Задвигаю панель и подкручиваю в душевой краны, настраивая режим «турбо», пожёстче. Подставляю под упругие струи свой ноющий хребет и замираю.
Не к месту вспоминаются тяжелые груди Марины, как качаются надо мной, цепляя сосками губы, нос, подбородок. А потом нагло в рот тычутся, требуют ласки.
Член дергается, стоит мне только подумать об этом. Блядь, нашел время…
Включаю воду похолоднее. Похоть начинает отступать, зато злость возвращается.
Ах, Нисар, женушка моя дражайшая, дай мне только добраться до тебя, уж я приголублю так, что глаза твои лживые наружу выпрыгнут.
Пальцы сами собой сжимаются — вот так они сожмутся и на её белой шейке.
— Дрянь. Только посмей, только посмей… — шепчу куда-то в стену, сам плохо понимая, что конкретно имею в виду. Много чего. Ну, например:
Только посмей сотворить что-то с дочерью, подвергнуть её опасности.
Только посмей лишить меня возможности иметь нормальную семью.
Только посмей снова смешать моё имя с грязью.
Только посмей…
Запрокидываю голову. В лицо колючая струя хлещет, забивая ноздри, рот, глаза. Фыркаю, отплевываюсь слюной и грязным матом, и что есть силы, впечатываю кулак в кафель.
Отпустило, вроде, немного.
Выхожу из душа еще мокрый. Марина протягивает мне крошечную чашечку турецкого кофе. Улыбкой благодарю её и отхлебываю, разрешаю себе на секунду забыть обо всём и насладиться моментом. Глубоко вдыхаю аромат хорошо прожаренных зёрен, чуть смешанный со сладковатым запахом женских духов Марины. Вкусно.
Она берет полотенце из моих рук, и начинает медленно обтирать мне шею, плечи, грудь. Соски не трогает — знает, что не люблю. Обходя кругом, спускается по спирали все ниже — к ягодицам, бедрам, икрам, и ниже, к самым ступням. Наконец, встает на колени и аккуратно промокает полотенцем мой член. Заставляет меня слегка раздвинуть ноги и осторожно обтирает яйца, щекоча их ворсистой тканью. Они поджимаются, член дёргается и наливается, твердеет. Марина поднимает глаза, вопросительно смотрит на меня снизу вверх.
Молчу. Смотрю в ответ. Она чуть заметно улыбается, и, не медля больше ни секунды, сжимает мой ствол, и своими потрясающими пальчиками пробегает по нему так, словно на флейте гамму играет. Раз, другой, третий… Мышцы живота моментально сокращаются, ягодицы рефлектируют, а бёдра волной толкаются вперед под эту чувственную музыку.
Мычу от кайфа, как полоумный, а Марина уже высовывает свой язычок, и бьёт головкой по нему короткими частыми ударами, после чего заглатывает мой член насколько возможно глубоко в себя. Горячо, мокро, скользко, сладко. Именно то, что мне сейчас нужно. Именно так. Я же говорю — всё понимающая женщина.