— Привет, сестрёнка. Это тебе, очередная посылка, — кидаю ей на колени пачку изрисованных детскими каракулями разномастных листов. — Прими и одобри каждый, с меня требуют твоих оценок и комментариев.
— Я скоро выставку детского рисунка открою. Смогу всю стену в отделении обклеить ими, как обоями.
Нисар смеётся, рассматривая творчество наших десятиюродных племянников и племянниц.
— Ну, так в чём дело? Вперёд! — подхватываю я. — Дети просто полны энтузиазма.
— И всё же, поумерь их пыл.
— Потерпи, скоро весенние каникулы заканчиваются, тогда и выдохнешь.
Присаживаюсь рядом на нагретую скамейку, под колышущиеся ветки цветущей магнолии.
Вокруг весна бушует, солнце, как сдурело — обливает всё вокруг жаром и невозможным сиянием. Без тёмных очков на улице находиться просто невозможно — ослепнешь сразу. Но Нисар это, кажется, ничуть не смущает. Запрокинув голову, она щурится на солнце, словно довольная кошка. Уточнение: потрёпанная, истощённая и, всё же, довольная кошка.
— Ну, как ты? — спрашиваю сестру.
— Хорошо.
Недоверчиво смотрю на её синюшный цвет лица. Следы от пластических операций ещё заметны. Кожа нездоровая, сухая, истончённая. От прежней Нисар мало что осталось, как внешне, так и внутренне. Вот, говорят, люди не меняются. Может, сами они и не меняются, но их меняют обстоятельства, это факт.
— Нет, правда хорошо, — уверяет меня сестра, замечая мой пристальный взгляд. — У нас тут новый доктор недавно объявился. Взялся за меня всерьёз. Говорит, будет по мне вторую диссертацию писать.
— Такой умничка?
— Лучше спроси: «Такой красафчик?»
— Да ладно, правда что ли? — я, шутливо хлопая её по плечу.
— У него методика своя. На мне хочет испробовать. Я уже согласие ему дала.
— А кольцо? Нет-нет, сначала кольцо, потом методика.
Смеёмся. Вижу, что Нисар искренна в своём веселье. Это хороший признак, ибо, мы уже и не надеялись на благоприятный исход, настолько болезненно и тяжело проходило её лечение.
— Ты действительно уже лучше выглядишь.
— Леонид сказал…
— Леонид?
— Ну, доктор Леонид. Тут его фамилию никто выговорить не может, поэтому, просто «доктор Леонид».
— Ну, и?
— Сказал, что самое трудное позади. «Перевалили через гору», как он выразился. Теперь процесс ускорится.
— Это замечательно, сестрёнка.
Беру её за руку, крепко сжимаю.
— Выздоравливай скорей, а то Юсуф уже весь в нетерпении. Ходит неотступно за Роксаной, растопырив перья, токует, как старый толстый тетерев.
Нисар заливается смехом, представляя себе эту картину.
— Как у них?
— Всё хорошо. Все только тебя ждут, что б свадьбу сыграть.
— Я постараюсь. Ради них.
Нисар откидывается на спинку лавочки, снова подставляет лицо весенним лучам. На её губах играет таинственная улыбка.
— Знаешь, я так странно себя чувствую. Мне так многое хочется тебе рассказать. Именно тебе.
— Что ж, начинай. Нам давно пора поговорить.
— Это будет тяжёлая исповедь, не одного дня, Линара. Может, ты и не захочешь её слушать. Но, Леонид сказал, что я должна поделиться с кем-то, кого сама выберу. Я выбрала тебя, уж прости.
— После того, что мы с тобой пережили, я не удивляюсь твоему выбору. И готова тебя выслушать, сестра.
..
Я хожу к ней уже четвёртый день. Как психолог. Или, как священник у христиан. И слушаю, слушаю…
Иногда меня жуть берёт от её откровений. Я даже в какой-то момент сон потеряла. Но, в итоге, Нисар на моих глазах стала оживать. Словно я вытягиваю из неё яд, которым она была пропитана много лет, и тут же дотла сжигаю его своим участием и сопереживанием. В исповедях всё-таки есть свой смысл. Облегчить душу, очиститься, так это называется? Да, душа порой требует очищения. Просто вопиет о ней.
— Расскажи, что на самом деле тогда произошло между тобой и Мансуровым? — однажды спрашиваю я.
Нисар долго молчит. Но я терпеливо жду. Жду именно этого момента, к которому я неустанно подталкивала Нисар всё это время.
— Предыстория всё та же, — начинает она. — День рождения у Раиски. Только вместо випки я очнулась в каком-то притоне. В одной лишь замызганной футболке с чужого плеча, без трусов, зато с жутким токсикозом и неизвестно чьей спермой на ляжках. Лежу на полу, на коврике, трясусь вся, а Мансуров с гаденькой улыбочкой передо мной на диване вискарь попивает, на телефоне фотки разглядывает. Потом мне под нос их сует, листает и комментирует: «Это Вы с Казиком. А это с Витьком. А… этого я не знаю, как зовут, но здесь он уже на второй заход пошел. Как думаете, госпожа Тураева, пятьдесят кусков зеленых за всю коллекцию не слишком скромно? Можно по частям. Деньги на счет — фотка в корзину, гарантированно. Иначе господин Тураев будет иметь эксклюзивный набор поздравительных открыток пикантного содержания».
— Господи, Нисар… — я хватаюсь за сердце.
— Честно, меня тогда так крутило, что все равно на фотки было. Я весь коврик под собой облевала.
— Как ты вырвалась оттуда?
— Всё тот же Мансуров. Я же теперь для него дойной коровой стала, а за скотиной ухаживать принято. Умыл, одел, отвез, высадил за квартал от дома. Проводил без лишних свидетелей.
— Ты заплатила ему?
— Ну, а куда мне было деваться?
— Он удалил фотографии?
Нисар молчит. Перебирает пальцами пояс больничного халата.
— Не знаю. По крайней мере, он отстал от меня. Но, к тому времени, мне уже было не до фотографий: я выяснила, что беременна. И понятия не имела от кого, от мужа, или…
Сестра замолкает, с силой мнёт пальцы — привычка, которую она приобрела не так давно. Видно, что ей тяжело вспоминать. А мне тяжело слушать. Но, я уже столько выслушала шокирующих подробностей её жизни, что, кажется, имея такой иммунитет, выдержу всё.
— Заир очень хотел этого ребёнка. А я уже заранее ненавидела его, зная, что он мог быть зачат кем-нибудь из тех подонков, что насиловал меня. Когда Аська родилась, я её даже на руки не смогла взять. Поэтому так…
Теперь многое становилось понятным.
— Почему ты сразу не сделала тест?
— А ты не догадываешься? Боялась. Что она не Заира. Я бы её тогда…
— Что? — в ужасе смотрю на сестру.
— Ты что, дурочка, подумала? — усмехается Нисар. — Я про другое: что я бы её тогда вообще семьи лишила, понимаешь? Мать никакая, да ещё отец неизвестно кто. Девочка-пылинка, практически сирота. А из Тураева отец просто чудесный вышел. Не хотела рисковать, не хотела знать правду. Да и Заир неизвестно как бы отреагировал, если бы узнал. Но ничего хорошего из этих знаний уж точно бы не вышло.
Настал мой черёд.
— Нисар. Мне надо тебе признаться кое в чем.
— Ну, наконец-то! — сестра театрально всплёскивает руками. — А я всё думаю, когда ты начнёшь мне в своих грехах каяться? А то всё я, да я. Ну, колись, сестрёнка.
Я вытаскиваю из сумки конверт.
— Я эту бумажку уже два месяца с собой таскаю. Это результаты теста. Ася дочь Заира, без всяких сомнений.
Сестра недоверчиво берёт конверт, разворачивает, читает.
— Как?..
— Юсуф помог. Когда вы с Аськой в больнице лежали. Заир тогда тоже анализы всякие сдавал, ну, и… Конечно, это незаконно… Ну, в общем, прости, что без вашего с Заиром согласия.
— Линара… — листок в руках Нисар дрожит. — Спасибо, сестрёнка. Господи, спасибо!
Она кидается мне на шею. Чувствую через тонкую ткань кофточки, как моё плечо становится мокрым от её слёз.
— Ты не представляешь… — бормочет Нисар, а я, успокаивая, тихонько хлопаю её по спине, давая возможность выплакаться.
Жить с таким грузом, постоянно иметь перед своими глазами напоминание о том, что с тобой сделали, всё время сомневаться и бояться узнать правду, это ли не кошмар? Ненавидеть собственного ребёнка, это ли не ад? А Нисар из года в год жила в таком аду и знала, что сама обрушила его на себя. Ужасно. Ужасно…
..
— Где ты снова встретила Рамиля? — продолжаю пытать я, так как мне ещё многое надо выяснить.
— В Эмиратах. После родов меня разнесло, как корову. Решила красоту навести. Там он с какой-то бабой был, но быстренько на меня переключился, и всё понеслось по новой. В общем, я не смогла спрыгнуть после того раза. Вся моя жизнь полетела к чертям.
Нисар качает головой, зарываясь пальцами в волосы.
— Ты не пыталась завязать?
— Была пара неудачных попыток. Последний раз, когда Тураев пригрозил разводом, я поклялась ему Аськой, что завяжу. Развода я не хотела. Как ни крути, я любила Заира, не представляла, как буду без него. В общем, я уже и с клиникой договорилась. Но тут позвонила Марина, пригласила в клуб. Сначала я отказывалась, но она больно уж настаивала. Я пошла, а там целый девичник, ну и… Очнулась дома лишь на следующий день, уже ближе к полудню, ничего не помня. Тураев сказал, что меня Марина привезла.
Марина. Я вспоминаю её белое, размытое сумерками лицо с кривой ухмылкой.
— Расскажи про неё.
— Марина… — Нисар смотрит куда-то в сторону, обдумывая ответ. — Марина умела вползать в душу, как змея. Так же и в постель к Тураеву вползла. Сука. Я потом только узнала, что они переспали как раз в ту ночь, когда она привезла меня домой. Я даже подумала…
— Что?
— Понимаешь, я тогда рассказала ей и про клинику, и что завязать собираюсь. Поэтому пила только сок, ни капли спиртного. Но в какой-то момент меня просто вырубило.
— Думаешь, она что-то подмешала тебе в напиток?
— Не удивлюсь. Она ведь давно глаз на Заира положила. Я знала. Это даже забавляло меня. Потому, что и Тураева я тоже знала: к моей подруге он не притронется. И, действительно, продержался он довольно долго.
— И всё-таки это случилось.
— Случилось, — Нисар снова теребит свой поясок. — Понимаешь, дело не в том, что они переспали — у Заира и до Марины были женщины, в наших кругах это вообще норма, там верных нет. Паршиво то, что с той ночи он твёрдо решил развестись со мной. Мало того, так ещё и родительских прав лишить меня вздумал. Всё потому, что я клятву не сдержала. А клялась ведь самым дорогим. Мама тогда сильно расстроилась. Плакала, кричала на меня, обвиняла. А у меня крышу совсем снесло. Решила, во что бы то ни стало удержать Заира, не допустить развода. Ну, остальное ты знаешь.
Знаю, но ещё не всё.
— Куда ты пропала, когда мы с Асей уехали?
— Ааа… — Нисар невесело усмехается. — Всё из-за флешки. Когда выяснилось, что я её потеряла, Мансуров чуть не убил меня. Избил до полусмерти. Я ему, видишь ли, все планы порушила. Нам пришлось залечь на дно, прятаться и от Калугина, и от боссов Рамиля, и от Тураева — от всех, короче. Стих добыл где-то лодку, и мы дрейфовали на ней по этой солёной луже, именуемой Средиземным морем, пока он раздумывал, как подобраться к вам, чтобы выкрасть Аську и свалить куда-нибудь за бугор. Я почти всё это время в беспамятстве провалялась, избитая и обколотая. Чуть не сдохла на этой чёртовой лодке. Теперь просто ненавижу море!
— Как вы выследили нас?
— Марина. Со своей манией инстаграмить. Чего проще?
— Тебе не показалось, что она специально навела вас на Аську?
Нисар внимательно смотрит на меня.
— Зачем ей это?
Я бы могла сказать Нисар, зачем. Но не скажу. Поэтому просто пожимаю плечами. Она тоже дёргает плечом. Мы замолкаем на какое-то время, погружаясь в собственные невесёлые мысли.
— У них, вроде, скоро свадьба, знаешь?
Я знаю. Марина трубит об этом в каждом своём посте. А я, словно мазохист, рассматриваю её фотографии из бутиков, где она примиряет свадебные платья, с тайной надеждой хоть мельком увидеть лицо Заира или Аськи. Но их нет.
— Дурак Тураев, — вдруг выдаёт Нисар. — Марина не для него.
Осторожно поглядываю на сестру, боясь выдать интерес к теме.
— Почему ты так думаешь?
— Как тебе объяснить? Заир слишком… ммм… Он как раскалённая лава. Вот течёт лава, натыкается на снежный сугроб, проносится по нему, и тот исчезает, испаряется бесследно, ничего после себя не оставив. Вот Марина и есть тот сугроб. Она ничто. Пустота. А вот когда лава сползает в море, соединяется с солёной водой, наступает сильнейшая химическая реакция, происходит мощный взрыв. Но постепенно море остужает лаву, и та превращается в обсидиан. В целые горы обсидиана. В целые острова. Идёт процесс созидания, понимаешь? Вот, какая женщина ему нужна, а не Марина.
Удивительно, как мы искренне верим в то, что лучше знаем, что нужно другим. Но Заиру виднее, какая именно женщина ему нужна. Он выбрал Марину. Сугроб она там, или не сугроб, однако именно с ней он собирается идти по жизни дальше. И с этим ничего не поделаешь.
Улыбаюсь, отгоняя грустные мысли прочь.
— Скажи-ка, сестрёнка, откуда вдруг в тебе такие природоведческие познания?
— Доктор Леонид просвещает. Он пантеист (*Человек, отождествляющий Бога с природой. И наоборот). Очень многое объяснил мне на примере природных явлений. Рассказывает — заслушаешься просто.
— Или засмотришься. Если Леонид это вон тот греческий бог в белом халате, то и я не прочь присоединиться к вашим лекциям.
Нисар оборачивается.
— Ага, тот самый. Эй, я здесь!
Белокурый Аполлон в докторском прикиде, заметив нас, приветливо машет рукой и неторопливо направляет свои стопы в нашу сторону.
— Скажите-ка, это где таких докторов выращивают, а? А клонировать его можно? — спрашиваю, толкая в бок сестру, которая вся просто светится улыбкой.
— Не-а. Когда его слепили, матрицу уничтожили. Единственный экземпляр. И тот мой. Так что, не повезло тебе, сестрёнка.
— Не повезло, — усмехаюсь с лёгкой грустью, глядя на этих двух влюблённых.
Подумать только, какими порой мучительными, кривыми путями, судьба ведёт нас к счастью?
**
Мы снимаем с тётей небольшой домик на двух хозяев в Стамбуле. Денег нам пока хватает. Юсуф настоял, чтобы лечение оплачивал он, мы, естественно, не возражали — не в том мы положении, чтобы кочевряжиться.
Заир обрубил все денежные потоки, не дожидаясь официального развода. Осталось только имущество тёти в Новороссийске, кое-какая мебель и вещи в московской квартире, принадлежащей Заиру, ну, и то, что причиталось Нисар по брачному договору. А это «крохи», по понятиям Роксаны. Хотя я, например, могла бы жить на них припеваючи лет десять, наверное.
С Нисар было немыслимо тяжело. Врачи долго не решались делать ей операцию на лице, поскольку организм оказался слишком истощён наркотиками. Кости уже начали срастаться неправильно, а этого нельзя было допускать. Нисар впала в сильнейшую депрессию. Вдобавок, у неё началась ломка. Это было страшно. Мы с тётей не отходили от неё, дежуря по очереди и днём, и ночью. Семья Юсуфа очень помогала. Весь быт на себя взяли женщины: еда, лекарства, одежда, всякие мелочи — всего этого у нас было в избытке и в любое время, спасибо им.
Долгожданную операцию, наконец, провели. Наступило время реабилитации, утомительное, тягучее, бесконечно долгое. И опять мы с тётей, практически, жили в палате Нисар. Было всё: слёзы, ругань, истерики, угрозы, молчание сутками. Не знаю, как мы с Роксаной выдержали это. Но как-то выдержали.
Когда Нисар перевезли в Стамбул и поместили уже в наркологическую клинику, Юсуф нашёл нам дом неподалёку. Мы продолжали навещать Нисар, однако там уже нас не подпускали к ней близко. По большей части, приходилось общаться с врачами. Но всё, в общем-то, шло по тому же сценарию: недолгое просветление сменялось затяжной депрессией, подъём и вновь упадок. Казалось, это никогда не кончится.
Естественно, оставить тётю одну в такое тяжёлое время, я не могла. И о том, чтобы съездить в Москву не заходило даже речи. Однако теперь, когда Нисар уверенно пошла на поправку, я уже стала думать о возвращении домой, поскольку дел там накопилось немало.
Если на счёт работы я без проблем договорилась по телефону, то вот с квартирой всё оказалось сложнее: для продления договора аренды хозяйка настаивала на личной встрече. Да и с Роксаны адвокаты чуть ли не каждую неделю требовали, чтобы она вывезла вещи и мебель из московской квартиры, так как та уже была выставлена на продажу. Тётя искренне огорчалась, после очередного такого электронного письма:
— И чего Заиру неймётся? — сетовала она, снимая очки и закрывая свой ноутбук. — Ну, продаст он эту квартиру на полгода позже, что с того? Можно подумать, ему жить негде. А мне сейчас ну совсем недосуг этим заниматься!
— Давайте я улажу, тётя, — говорю, складывая в холодильник продукты, только что купленные в магазине. — Составьте список вещей, которые вам нужно будет переслать сюда, остальное свезу на склад.
— Правда? Ты это сделаешь? Ох, детка, ты бы меня так выручила!
И я засобиралась в Москву.
..
Мы стоим в аэропорту Стамбула. Тётя суетится, листая маленький блокнот и что-то деловито черкая в нём. На табло уже высвечивается информация о посадке на мой рейс.
— Так, ключи я тебе отдала. Список отдала. Адреса и телефоны агентств тоже. Мой адвокат будет ждать тебя в понедельник, не забудь. Хмм… Ну, вроде всё. Будут вопросы — звони в любое время.
— Хорошо. Ну… До свидания, тётя.
— До свидания, моя хорошая, — Роксана крепко обнимает меня, незаметно смахивая слёзы с глаз. — Обещай, что подумаешь над моим предложением, ладно? Юсуф устроит тебе любые курсы, а потом и на работу возьмёт. Жить будешь, где захочешь — с нами, или отдельно, как пожелаешь.
— Я подумаю, обещаю.
Мы снова обнимаемся, крепко стискивая друг друга, как самые дорогие на земле люди, не обращая внимания на мимолётные взгляды, время от времени кидаемые на нас со всех сторон.
— Спасибо, дочка, — шепчет мне тётя.
— Спасибо, мама Роксана.
Пусть даже люди не меняются в принципе, их меняют обстоятельства. А общая беда и боль сплачивает, спаивает в единый кусок, как расплавленное олово, которое уже невозможно разделить.
Я ухожу по огороженному стойками коридору вместе с толпой отлетающих пассажиров. Чувствую щемящую, но светлую грусть. Теперь я не одна. У меня есть семья, которая стоит за моей спиной, крепко подпирая её, и не даёт упасть.