Рори
Ботинок в третий раз толкает меня в бок, и раздается стон. Я верю, что это исходит от меня, но об этом можно только догадываться.
— Отвали.
— Ты сказал мне разбудить тебя.
Голос Конора сейчас для моих ушей, как будто кошки скребут когтями холщовый мешок, пытаясь его тщетно разорвать.
— Я ничего подобного не говорил. А теперь отвали и дай мне поспать.
Раздается вздох. Удаляющиеся шаги. На минуту мне кажется, что парень действительно собирается сделать, как ему велели. Пока ледяная вода не ударяет мне в лицо, и я не стряхиваю остатки сна, раскачиваясь.
Мне не удается огреть его, так как Конор защищен от моих ударов спинкой дивана. А рядом эта женщина, которую я привел домой прошлой ночью, так как она вдобавок ко всему еще и отрубилась.
— Ты настоящий джентльмен, — говорю я парню. — В том, как прячешься за леди.
Он корчит гримасу, когда его взгляд блуждает по обмякшей фигуре блондинки с глазами как у енота и приоткрытым ртом, пока она храпит. Ее зовут Айви, так она сказала.
— Ага, настоящая леди, — усмехается Конор.
Голос парня при этом жесткий, лишенный всякой сладости. Конор никогда не бывает жестким и озлобленным, на самом деле, большую часть времени он ведет себя как клинический тупица. Вот откуда я знаю наверняка, что мои подозрения насчет этой девушки были верны.
— Я привел ее домой для тебя, ты, гребаный идиотина, — говорю я ему. — Я видел, как ты строил ей глазки всю ночь напролет. Но потом ты исчез и не потрудился вернуться сюда, чтобы уладить все с ней.
Он отводит взгляд, и вот он снова становится самим собой. Неуклюжим, неловким парнишкой, которого я впервые встретил, когда он решил отправиться на Дикий Запад в составе команды «Ленокс Хилл». Думал, что он уйдет в сиянии славы, но вместо этого он стал работать на нас. Он уже должен был знать меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такой поворот событий совсем не в моем вкусе.
— Приготовь ей завтрак, а потом подбрось ее домой, — ору я, идя по коридору.
— Тебе нужно быть в церкви через сорок минут, — говорит он. — Не опаздывай, или Кроу подарит нам обоим яйца.
Прямо сейчас я испытываю приступ ненависти к этому парню. Но парень прав.
Единственный раз, когда вы увидите целую толпу мафиози в церкви, — это либо что-то грандиозное, либо что-то очень плохое.
Свадьбы, похороны, покаяние.
Сегодня мы все собрались здесь на крещение Кивы.
Младшая дочь Кроу, которая только что вступила в жизнь, защита которой получше, чем у самого президента.
Кива — милая маленькая девочка с внешностью, доставшейся ей от ее матери Мак. И это причина, по которой мы все здесь, в церкви, в воскресенье, вместо того, чтобы страдать от похмелья в «Слейнте», как обычно.
Поскольку Кроу теперь босс ирландского синдиката, в нашей команде нет ни одного парня, который не был бы здесь сегодня. Мы все пришли, чтобы выразить свое уважение и поддержку.
Семья — это очень важно. Семья — это все.
А, не считая моей мамы, эти ребята — единственная семья, которая у меня есть. Мои братья. Нет ничего такого, чего бы я не сделал для них. Это кодекс, по которому мы живем. Мы будем вместе до конца, и ничто этого не изменит.
Но я вбил себе в голову, что когда-нибудь хотел бы обзавестись собственной семьей. Эта мысль приходит мне в голову только тогда, когда я вижу Кроу и Мак вместе. Даже Ронана и Сашу. Все ребята достигли того возраста, когда они остепеняются и меняют свой привычный образ жизни. По крайней мере, в том, что касается жизни за пределами синдиката.
У меня хорошая жизнь. Я делаю то, что у меня получается лучше всего. Суета и драки. Я провожу свои дни с парнями, разгребаю дерьмо, а ночи провожу с любой горячей штучкой, что приглянется мне.
Но прямо сейчас, сидя на этой скамье, с бодуна и жутко голодный, я вдруг получаю озарение. Этот голод внутри меня — эта пустота — они жаждут нечто большего.
Я представляю, как когда-нибудь буду стоять во так же. Как сейчас Кроу, держащий на руках свою дочь. И когда я представляю свою жену рядом со мной, на ум приходит только одно лицо. Это могла быть только она.
Женщина, которая всегда в моих мыслях.
Женщина, которую я не видел несколько месяцев.
Женщина в таких чертовски прочных доспехах, что мне нужно брать с собой весь свой арсенал, чтобы просто поговорить с ней несколько минут. Кроу нравится дразнить меня из-за этого. Говорит мне, что я хочу только того, чего не могу получить. Но дело не в этом.
Когда я встретил Скарлетт, я похищал ее и держал под прицелом… только непродолжительное время. По крайней мере, до тех пор, пока не была улажена вся эта ситуация с Мак. У меня не было никаких дурных намерений в отношении нее, но я знал, что это не имеет значения. Это было не первое мое родео. Большинство женщин в такой ситуации сдались бы. Сломались и впали бы в истерику. Но только не она.
Мало того, что она, блядь, ударила меня ножом — боевой шрам, который я до сих пор ношу на руке, — но она не проронила ни единой слезинки. Она была холодной, как камень, и чертовски твердой. И вот тогда я понял, что она была цыпочкой а-ля «Прокатись или умри».
Лети к моему Дому.
Я жестко набросился на нее, и она не съежилась в моем присутствии. Она бросила мне вызов.
Я принял решение прямо там о том, что это была та женщина, которая была мне нужна рядом со мной.
Единственная проблема в том, что Скарлетт смотрит на это иначе. Она играет роль одной женщины, и она не собирается уступать место кому-то еще ни на своей сцене, ни в своей жизни.
Мне ли этого не знать.
Но когда я слышу мягкий стук каблуков позади себя, я остро осознаю все, что происходит в комнате. Тяжесть чьего-то присутствия рядом со мной на церковной скамейке. Мягкое облако меда, карамели и мышьяка.
Энергия грубая и темная, сила, с которой нельзя не считаться. И у меня нет никаких сомнений в том, что сатана только что вошел в святую землю.
В висках стучит, а кулаки сжимают деревянную скамью подо мной.
Я хочу взглянуть, но я знаю лучше. Она — Медуза, и если я посмотрю в ее карие глаза, со мной будет покончено раз и навсегда.
Она ядовитая. Она яд.
Но я никогда не хотел ощутить вкус собственной смерти так сильно, как хочу ее.
Она — звезда моих самых мрачных фантазий. Центральная обложка на каждой странице моей любимой книги. Даже сейчас, когда я сижу здесь, в церкви, я думаю о том, чтобы бросить ее на пол и съесть. Наклоняю ее над скамьей и избавляюсь от симптомов своего безумия раз и навсегда.
Подозреваю, что Скарлетт понравилась бы эта порочность. Потому что она реально сумасшедшая. Как и чертовски сексуальная.
Господи Иисусе. Я не хочу смотреть. Потому что я не смогу перестать пялиться на нее. Это последнее, что ей нужно от меня. И именно этого она от меня хочет.
Ей нравятся эти игры.
И какое-то время это было весело.
Пока ее не забрал мясник. Именно тот факт, что она связана с нами, стал причиной того, что она оказалась в лапах мясника. Это снова причинило ей боль.
Он прикоснулся к ней. Разрезал ее грудь, словно тыкву.
Я не могу выкинуть этот гребаный образ из головы. И теперь я одновременно думаю о том, чтобы трахнуть ее и убить каждого парня, который когда-либо прикасался к ней.
Я виню себя в том, что произошло, даже если она ведет себя так, как будто этого никогда не происходило. Ее поступок, достойный Оскара, легко забыть.
Она пробуждает во мне все плохое.
Но у меня такое чувство, что она высвечивает плохие стороны большинства парней.
Сначала мой взгляд опускается на туфли. Красная замша на широкой платформе с крошечными ремешками, которые обхватывают ее изящную лодыжку. Все это уравновешивается изящной шпилькой. Я понятия не имею, как она в них ходит, но она знает, что я неравнодушен к ее туфлям на каблуках.
Если бы я когда-нибудь допустил возможность трахнуть ее, я бы заставил ее не снимать их.
Осторожно, насколько я могу справиться с приливом крови, который сейчас направляется строго на юг моего тела, я перевожу взгляд вверх по ее подтянутым ногам на подол ее платья. Взгляд скользит вверх по ее бедру, когда она скрещивает ноги, открывая легчайший намек на кружево в верхней части чулок.
Настоящая гребаная пытка — вот кто она такая.
Я убежден, что эта женщина действительно сатана в юбке. Я знаю, что не могу быть единственным мужчиной, который добровольно собрал бы вещички и отправился прямиком в ад, если бы она стояла на коленях и поклонялась мне во время моего нисхождения.
Я слегка поворачиваю голову, и знаю, что она в курсе хода моих мыслей. Потому что она смотрит прямо на меня.
Ее красота хрупкая, но сильная как граната.
У Скарлетт лицо в форме сердца с веснушками вокруг носа. Изящные, тонкие черты лица и знойные губы она всегда красит в красный цвет. Ее глаза похожи на ее характер. Хамелеоны. Всегда переменчивы. Временами они могут быть кошачьими, теплыми, как бренди. Но они могут быть и очень темными, цвет проваливается в бесконечную пустоту. Особенно когда она жаждет мести. Что бывает крайне часто.
Сегодня они мягкого янтарного цвета, я бы поклялся в этом. Переходящие в черный цвет в тон ее платью. Ее темно-шоколадные волосы собраны в элегантный пучок, скрывающий золотистые тона, которые я так люблю. Такая прическа ей не подходит, но все же.
В Скарлетт есть природная грация, которая укоренилась в ней. Она не может этого скрыть, независимо от того, сколь долго она провела на улице. Это заставляет меня усомниться в ее происхождении. Я хочу знать, что движет хитрой маленькой лисой. Что привело ее к изоляции от общества. Причина, по которой она прикидывается дурочкой, хотя на самом деле я знаю, что она всегда самая умная женщина в комнате.
Вытянуть из нее эти ответы невозможно. И я не собираюсь снова идти по этому пути. Я пытался уже. Я пытался ей помочь. Чтобы остановить ее от безрассудства. Я вложил в нее время и энергию, чего никогда не делал ни с одной другой женщиной.
И все, что она когда-либо делала, это отказывалась от этого. Тыкала меня этим в лицо.
Я не забуду этого. Даже когда она сидит рядом со мной и источает райские ароматы. Ее кожа нежная и увлажненная, чистая, как фарфор. Во всем, что она делает, есть какая-то чувственность. Даже простое прикосновение ее ноги к моей заставляет мой член разрывать шов моих джинсов. В отчаянном желании вырваться на свободу и погрузиться в нее.
Она женственна. Соблазнительная. И, без сомнения, смертельно опасная.
Потому что Скарлетт ничего не чувствует. Она не проявляет никаких эмоций. Она холоднее, чем гребаный кусок льда, хотя выглядит совсем не так.
И мне нужно помнить об этом. Даже когда она смотрит на меня так, как сейчас. Как будто она скучала по мне.
Боже правый.
Происходит какое-то движение, когда вся церковь встает, а я пропустил последнюю половину церемонии. Скарлетт тоже встает, но на каблуках ей удается встретиться с видом моей груди. Она миниатюрная и соблазнительная, и все внутри меня хочет выдернуть ее из этой церкви и затащить обратно в мою пещеру, чтобы оттрахать ее до беспамятства.
Вместо этого она приподнимается на цыпочки и касается моего лица.
— Привет, старина, — говорит она почти застенчиво. — Скучал по мне?
Я не собираюсь снова делать то, что мне велят.
— Как проходит битва? — парирую я.
— Почему бы нам не обойтись без любезностей, — улыбается она. — Я обнаружила шкаф для одежды по пути сюда.
Я потакаю ей и играю в ее игру, хотя это меня чертовски бесит.
— В церкви, Скарлетт? — интересуюсь я. — Ты, должно быть, и правда дьявол.
— Никогда не утверждала обратного.
Она наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо, ее рука скользит вниз по моей руке и касается моих пальцев.
— И, может быть, я хочу, чтобы ты делал со мной все нечестивые вещи.
— Я не скажу, что я не испытываю искушения, — шепчу я в ответ в ее волосы, вдыхая ее аромат. — Но не сегодня.
Она замолкает, как обычно, и я знаю, что не должен, но сделаю, как мне велят. Снова.
— Сходи со мной на свидание.
— Трахни меня, — возражает она.
Расстояние между нами всего несколько дюймов, но с таким же успехом оно может быть и милями. У меня похмелье, я измотан, и с меня хватит этой игры.
— Я не позволю тебе ненавидеть меня, — наконец говорю я.
Она моргает, глядя на меня, пораженная моим наблюдением. До сих пор все это было забавой и играми. Большинство людей считают, что у меня не так уж много здравого смысла, потому что я все время болтаюсь без дела. Я всегда отпускаю шуточки, веселюсь, всегда готов посмеяться. Но не сегодня. Не сейчас и не с ней.
— Это то, чего ты хочешь, не так ли? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, чтобы ты мог свалить меня в кучу плохих и сказать, что я такой же, как все остальные.
Она перемещает свой вес и скользит взглядом по моему лицу, теперь острым и режущим. Но не таким резким, как ее слова.
— О, Рори. Она проводит рукой по моей щеке, и она холодная. — Разве ты еще не понял этого? Я уже ненавижу тебя.
Я делаю глубокий вдох и подавляю желание наброситься на нее. Сказать что-нибудь столь же ядовитое, а это именно то, чего она хочет.
— Не принимай это близко к сердцу.
Она снова уходит в свою раковину, и мои легкие снова начинают гореть.
— Я ненавижу всех.
— Уже уходишь?
Я ловлю себя на том, что спрашиваю, когда она ускользает все дальше.
— Ты же знаешь, я не занимаюсь всей семьей. Я просто пришел на церемонию.
Я наклоняюсь и хватаю ее за руку, чтобы остановить. Но слова, которые я ищу, не находят меня. Какая-то часть меня всегда хочет сказать ей, чтобы она никогда не возвращалась. Но есть и другая часть меня, которая беспокоится о ней.
Думаю, Скарлетт чувствует это во мне.
Моя враждующая ненависть и желание к ней.
Я никогда не знаю, кто из них победит, пока слова не слетят с моих губ.
— Пойдем пообедаем со мной. Никакого свидания, только еда. Всем нужно есть.
Она улыбается, этой мягкой и смертоносной улыбкой. Печаль слегка просачивается в ее черты, прежде чем она маскирует ее очарованием. Она приподнимается на цыпочки и целует меня в щеку.
— Я не могу быть твоей Дейзи, — говорит она. — Так что не проси меня об этом.
— Немедленно прекрати, — говорю я ей.
Скарлетт всегда говорит загадками. Вероятно, строит из себя слишком умную для таких, как я или кто-либо еще в этой комнате. Но она не часто показывает эту свою сторону. Только в такие спокойные моменты, как этот.
И я, как школьник, напряженно жду, когда она объяснит, как устроен ее ум. Если бы мне когда-нибудь посчастливилось иметь в школе такую учительницу, как Скарлетт, я, возможно, действительно обратил бы на это внимание.
— Великий Гэтсби[1], - говорит она. — Я бы сказала, книга, но в последнее время фильм стал очень модным. Видел его?
— Нет, — говорю я ей.
— Она разрушила его, — говорит она мне. — Гэтсби. Пустота морального разложения. Пустая оболочка, движимая материализмом и социальным статусом.
— Скарлетт.
Иногда ее загадки очень милы. В такие моменты, как сейчас, они раздражают меня до чертиков.
— Тебе действительно стоит прочитать эту книгу.
Она отстраняется. Не ради себя. Она делает это для меня.
Потому что она думает, что прогнила насквозь.
И прежде чем я успеваю сказать ей обратное, она уходит.
Точно также она делает всегда.