Рори
— Давай сегодня вечером поедем ко мне, — предлагает Скарлетт с пассажирского сиденья моей машины.
Это странная просьба, учитывая, как навязчиво она относится к своему личному пространству. Но на меня навалилась усталость — та, которую я чувствую всякий раз, когда вступаю в противоборство со Скарлетт, — и я не могу не отметить этого.
То место, где она живет — дыра, и чем больше я там бываю, тем больше ненавижу его. Какой-то парень притаился в коридоре, грязный членосос, и рассматривает Скарлетт, когда она проходит мимо, и я говорю ему, чтобы он отвалил.
— Это просто Ронни, — говорит она, махнув рукой. — В каждом доме есть свой урод. Ронни — местный урод.
Ронни — не единственная проблема, которую я здесь вижу. В коридоре пахнет мочой и сигаретным дымом, освещения недостаточно, и если бы Скарлетт убили, я сомневаюсь, что кто-нибудь вообще открыл бы дверь.
— Мне не нравится, что ты живешь здесь, — говорю я ей.
Она не отвечает.
Я хочу собрать ее вещи. Я хочу, чтобы Скарлетт поехала со мной домой и осталась там. А я никогда не хотел этого ни с кем.
Если бы только со Скарлетт все было так просто.
Я никогда не утверждал, что терпение — одна из моих добродетелей, но я думал, что хотя бы немного им обладаю. Эта женщина уже исчерпала его.
Она отпирает все шесть замков на своей двери, а потом смотрит на меня, потому что знает, что мне есть что сказать и по этому поводу.
— Я установила их после случая с мясником, — оправдывается она. — На самом деле они мне не нужны.
— Ага, заливай, — огрызаюсь я.
Она меняет тему.
— Ты был хорош там сегодня.
Она говорит это, пока пересчитывает ручки на плите.
— Ты должен научить меня так драться, — добавляет она.
Это мило, что она так серьезно к этому относится. Как будто это так просто.
Я все равно соглашаюсь, потому что хочу, чтобы она начала относиться к этому серьезно.
— Хорошо, — говорит она. — Хочешь принять душ?
— Да. Ты присоединишься ко мне?
Скарлетт улыбается и кивает, и это слишком приятно. Но я снова плыву по течению… потому что я устал как черт, и все, чего я действительно хочу, это снова зарыться между ее бедер и трахать ее, пока мой член не отвалится.
Ее ванная комната маленькая, но аккуратная, и в ней пахнет духами Скарлетт.
Она раздевается для меня, оказываясь в центре моего внимания, и встает под горячую струю.
Скарлетт знает, что она сексуальная. Но она использует это не для привлечения внимания. Она использует сексуальность как оружие. Скарлетт состоит из изгибов, мягкости и чистого секса. И сейчас, когда она заманивает меня глазами и влажным телом, мне все равно.
Я следую за Скарлетт к своей верной гибели и присоединяюсь к ней в замкнутом пространстве. Я хочу притянуть ее к себе и не трахать, а хочу обнять. Но вместо этого Скарлетт поворачивается в моих руках и тянется к бутылке с мылом. Это дерьмовое мыло с девчачим ароматом, но это не имеет значения, потому что сейчас она намыливает меня.
Ее руки нежно касаются моего тела, натирая меня ленивыми круговыми движениями. Она не торопится, и это больше не похоже на уловку, потому что Скарлетт нравятся ее руки на моем теле так же, как и мне. Я ей нравлюсь. И она говорит мне об этом разными действиями.
Теперь Скарлетт массирует мой член в своей руке. Смотрит на меня сверху. Тушь стекает по ее лицу, а помада размазалась после поцелуя. Она никогда не выглядела такой собственницей, как сейчас.
— Ты знаешь, что я сделаю с тобой, если ты меня наебешь? — спрашивает она. — Ты знаешь, что бывает, когда нарушаешь сделку с дьяволом?
Скарлетт сжимает мой член, и она имеет в виду, что если я трахну кого-нибудь еще.
Я говорю ей, что не буду, и я серьезно.
Слова пустые, и Скарлетт им не верит. Поэтому я целую ее и трахаю, прижимая к стене душа, пока мы не можем двигаться, а вода не становится холодной.
Мы спотыкаемся о ее кровать в беспорядке полотенец и спутанных конечностей, заваливаясь под одеяла в кучу.
В ее комнате тихо и темно. Здание — дыра, но это — убежище. Здесь пахнет Скарлетт, ее одеяла мягкие, ее кожа прижимается к моей, теплой. Наши ноги сплетены вместе, и Скарлетт прижимается лицом к моей груди под одеялом, прижимаясь ко мне и всем телом. Ее руки неловко свисают по бокам, а зубы стиснуты, поэтому я делаю то, что она не может. Я обхватываю ее руку и прижимаю к себе.
Темнота всепроникающая, и я не могу разглядеть ее лица. Но сердце Скарлетт бьется об меня в тревоге. Она первая нарушает тишину.
— Ты любишь сказки на ночь?
Этот вопрос кажется решающим. Как будто то, что я скажу или сделаю в следующее мгновение, определит ход перемирия, которое мы, кажется, объявили. Ее голос слишком мягок, и это не совпадение, что она спрашивает меня под покровом темноты.
— Я живу ради них, — говорю я ей, и это правильный ответ.
— Я знаю одну хорошую, — предлагает она.
Скарлетт сама не своя. Ее голос другой. Нервный. И она теперь теплая, но все еще не отстраняется.
— Весь во внимании, куколка.
Скарлетт наклоняет голову, пробираясь под мой подбородок и держит ее там, ее губы прижимаются к моему горлу, когда она говорит.
— Давным-давно, — говорит она. — Все сказки начинаются именно так, так что смирись с этим… жила-была девочка по имени Тенли. Весь мир был ее устрицей. Но особенно — Верхний Ист-Сайд Нью-Йорка. В ее королевстве было больше платьев и нарядов, чем большинство девушек могли бы понадеяться иметь. Тенли на самом деле не заботилась об этих вещах, но подыгрывала им ради видимости. Она училась в школе-интернате в Лондоне и изучала разные языки. Лето она проводила в Хэмптоне, а всю зиму путешествовала за границей. Ей были доступны все преимущества, которые только может дать серебряная ложка. Котильоны[9], тайные общества, святая троица Лиги плюща. Она готовилась к ним всю свою жизнь. Для нее уже все было приготовлено. Правила были написаны, доска разработана. Она двигалась в одном направлении, с положенными остановками и значимыми вехами на пути. — Скарлетт делает паузу, и я сжимаю ее. — Тенли было суждено выйти замуж за принца, — продолжает она. — Он был хорошим принцем. Хороший принц, из уважаемой семьи, со всеми драгоценностями и замками, которые можно было купить за деньги. Поначалу Тенли не очень заботилась о нем, но со временем она стала его уважать. Ей было трудно все время притворяться. Днем она практиковалась и репетировала каждое свое слово, а ночью теряла себя в книгах и мечтах о других мирах. Мир, где она могла быть самой собой, и никому не было бы до этого дела. Мама, конечно, говорила ей, что эти мечты неосуществимы, и она должна считать, что ей повезло, что перед ней такая прекрасная жизнь. Так что Тенли сделала то, что ей сказали. Она влилась в коллектив и выступала. Она двигалась по доске и превзошла все ожидания, возложенные на нее. Но этого было недостаточно. Этого никогда не было достаточно.
Волосы Скарлетт падают на меня, щекоча, но я не двигаюсь. Я даже не дышу, пока она шепчет свои признания в темноте. Единственным способом, на который она способна. Ее голос отдаляется, когда Скарлетт говорит о том, как ее воспитывали, и она слишком увлечена моментом, чтобы понять, что я вообще сейчас здесь.
— Тайные общества не были бы желанными, если бы в них принимали любого старика Джека или Джилл. Ты должен быть особенным. Ты должен заслужить это право. Хотя некоторые люди — как Тенли — должны вступать в них из-за своей родословной. Она знала, что ее примут, несмотря ни на что, даже если она не понравится девочкам. Даже если они не хотели, чтобы она там была. И они не хотели этого. Поэтому в ночь ее посвящения в «Птицы пера» ее предали. Не только Птицы, но и ее принц. Она была жертвенным агнцем, принесенным на заклание. Ценной игрушкой, которую принц со своим друзьями использовал, чтобы заслужить право быть допущенным в свой орден. И они использовали ее. Безжалостно украв ее добродетель и оставив умирать посреди леса.
— Скарлетт.
Я хочу просить её остановиться. Я услышал достаточно. Но это эгоистичная просьба, и она меня не слышит. Секреты свободно льются с ее губ.
И я знаю, что завтра на моих руках будет еще больше крови.
— Она не могла вынести возвращения туда. Встретиться лицом к лицу с принцем и его друзьями. Поэтому она позволила им всем думать, что она мертва. Она бежала из королевства и никогда не оглядывалась назад. Она была одна, но счастлива.
— А была ли она счастлива? — шепчу я ей на ухо.
— Истории должны заканчиваться счастливым концом, — отвечает Скарлетт.
— Но, возможно, история еще не закончилась.
Она вздыхает.
— Ты прав. История все еще пишется.
— Расскажи мне, что будет дальше. Та часть, где она встречает своего нового короля. Потому что к черту принцев. Тенли нужен король.
Она кивает мне и продолжает.
— Ладно. Итак, она встречает своего короля. Он был хорошим королем. Хорошим королем. Сильным королем. И по пути его следования всякий раз, когда он улыбался девицам, они кидали к его ногам трусики.
Я фыркнул, и она улыбнулась мне в плечо.
— Он был очаровательным, забавным и храбрым, в общем, всем, чем должен быть хороший король.
— Но… — говорю я.
— Но, — отвечает она. — Дело в том, что при всех хороших качествах короля, у принцессы их не было.
— Чушь, — говорю Скарлетт.
После этого она некоторое время молчит, погрузившись в размышления. Я не давил на нее, и, в конце концов, она сама пришла в себя.
— Рори, — шепчет Скарлетт, прижимаясь к моей коже.
— Да?
— Я думаю, она могла бы отдать ему свое сердце. Если бы ей еще было что отдать.
— История еще не закончена, — напоминаю я ей.
Скарлетт кивает и позволяет себе расслабиться, вдыхая мое дыхание так же, как я вдыхаю ее.
— Тенли.
Она не отвечает, да я и не жду от нее ответа. Поэтому я просто говорю ей то, что должно быть сказано.
— Они мертвы, милая. Они просто еще не знают об этом.