Рори
Скарлетт не из тех девушек, которых можно сводить в кино.
Вы не покупаете ей цветы и шоколадные конфеты, чтобы поднять ее настроение.
Вместо этого вы везете ее пострелять
— Что это за место? — спрашивает она.
Я не отвечаю, потому что мне нравится наблюдать, как Скарлетт сама складывает пазл, который я ей подложил.
Это частная территория. Это место принадлежит нашему русскому приятелю Алексею. Оно затерялось где-то посреди пустыни, и мы с ребятами время от времени приезжаем сюда выпустить пар.
— Какого хрена ты делаешь? — спрашивает Скарлетт, и теперь она жестче доски, вделанной в мое пассажирское сиденье.
Что-то изменилось, и, как обычно, я не смог уловить этот момент.
— Ты сказала, что хочешь кайфануть.
— И ты решил свозить меня на прогулку в лес?
Блядь.
Лес.
Скарлетт крепкий орешек, поэтому иногда легко позабыть обо всем том аде, через который ей пришлось пройти.
Я показываю в окно, вдаль, где расставлены мишени.
Она молчит с минуту, смотрит на мишени, потом снова на меня. Она вопросительно смотрит на меня. И пришло время разобраться с этим.
— Скарлетт, ты не чувствуешь себя в безопасности со мной? — спрашиваю я. — Ты правда полагаешь, что я когда-нибудь сделаю что-нибудь, что причинит тебе боль?
— Нет, — говорит она. — Я знаю, что ты ничего такого не сделаешь.
Ее голос искренен, и это маленький шаг.
— Да, — отвечаю я. — Теперь хочу спросить тебя, как ты относишься к тому, чтобы немного пострелять?
Она улыбается.
— Мне бы это хотелось.
— Отлично, детка.
Мы выходим из машины, и я беру Скарлетт за руку. Она не сопротивляется.
Бункер находится под землей и вход туда только по отпечаткам пальцев. Я открываю дверь, показываю дорогу, пока Скарлетт идет следом.
Через минуту она уже в полном восторге. Ходит по помещению и разглядывает арсенал. Я никогда не видел ничего столь сексуального, как то, как она осматривает оружие, обутая в эти ее чертовы черные туфли на шпильках. Они смотрятся как кандалы на ее ногах, и я напрягся и рассматриваю ее ноги, когда она спрашивает, может ли она бросить гранату.
— Не-а.
Она дуется.
— А что это за штука? — показывает она на тяжелую артиллерию.
— Это базука.
— Базука? — вскрикивает она, а затем откидывает голову назад в приступе смеха. — Естественно, вашей братии и базуки в руки.
— Нам нравится идти на дело во всеоружии.
— А что насчет этого? — спрашивает она, указывая на другой.
— Огнемет.
— Точно. А это?
— Это катана.
— И для чего тебе нужна катана?
— Без особой причины, — признаю я. — Они просто смотрятся чертовски круто.
Она кивает в знак согласия и проводит пальцем по тупой кромке лезвия меча.
Боже, один вид этого уже сводит с ума.
— И с чем же мне предлагаешь поиграть? — интересуется она.
Скарлетт подлавливает меня как раз в тот момент, как я поправляю штаны.
— Ты завелся? — улыбается она. — Потому что я бы соврала, если бы сказала, что меня это не заводит.
Как бы я ни хотел снова втиснуть в нее свой член и трахнуть в этой комнате, это не то, для чего я ее сюда притащил. Поэтому я обхожу Скарлетт и беру несколько пистолетов. Револьверы и полуавтоматы разного веса и калибра.
Но потом Скарлетт указывает на АК-47 на стене.
— И его прихвати, — говорит она. — Хочу опробовать его.
Конечно, все чего бы она ни захотела.
Я прихватываю еще парочку стволов, а затем снабжаю патронами, прежде чем жестом предложить Скарлетт выйти наружу. Мы раскладываем все на деревянной скамейке перед мишенями, и Скарлетт уже не терпится. Она подпрыгивает на ногах, пальцы так и чешутся коснуться ее.
— Прежде всего, — говорю я ей. — Нам нужно определиться с тобой, какой глаз у тебя ведущий.
— Хорошо, — соглашается она. — Расскажи, что мне нужно делать.
Я встаю позади Скарлетт и тянусь к ее рукам, образуя руками треугольник, а затем раздвигая их.
— Посмотри туда, на мишень, — говорю я. — И встань так, чтобы она оказалась заключенной в этом треугольнике.
Скарлетт так и делает.
Когда она отводит руки чуть назад, то говорит мне, что ведущий у нее левый. Мы проверяем эту догадку еще несколько раз, чтобы убедиться в правдивости этого утверждения, а затем продолжаем.
— Мы начнем с «Глока».
Сначала я показываю ей азы. Магазин и предохранитель.
— Я стреляла из такого, — говорит она мне. — И он не выстрелил во второй раз.
Это разговор для следующего раза.
— Видишь вот здесь эту маленькую часть. Это затвор.
Я показываю ей, как он работает, а затем объясняю, что такое спусковой крючок.
— Вес твоего пальца должен быть равномерно распределен. Нужно до упора нажать и на эту среднюю часть, иначе второй раз он не выстрелит. Это предохранительный механизм.
— Хорошо.
Я передаю ей ствол.
— Прицелься и просто привыкни к тому, как он лежит в твоей руке, — говорю я. — К его весу.
Скарлетт протягивает руку и берет пистолет, он тяжелый в ее маленьких руках, но она хорошо с ним справляется.
— Ты все время носишь эту штуку с собой? — спрашивает она с недоверием.
— Ага.
Я ухмыляюсь.
— Верно.
— Господи.
— Немного согни колени.
Хватаю ее за бедра и прижимаю руку к пояснице.
— Выпрями локти и наклонись по направлению к цели.
— Как ощущения? — спрашиваю я.
— Все отлично, — говорит она. — Теперь я могу стрелять?
Скарлетт любит чувствовать себя сильной. Нет ничего более сильного, чем это. То, что она сейчас почувствует.
И я хочу дать Скарлетт это почувствовать.
Я научу ее всему, чему научился за эти годы. Всему, чему научил меня Найл. Я показываю Скарлетт детали и то, как они работают вместе. Я объясняю разницу между револьверами и полуавтоматами, и она чувствует разницу в отдаче между ними.
Скарлетта решает, что ей подходит полуавтомат. И в отличие от уроков самообороны, которой я пытался ее научить, на этот раз я полностью завладел ее вниманием.
Скарлетт — хорошая ученица. Она ни в коем случае не профессионал, но я уверен, что она сможет защитить себя, если ей когда-нибудь снова понадобится взять в руки оружие. Она быстро учится и хорошо выполняет мои указания. Вскоре от мишени разлетаются осколки, когда она бьет по ней снова и снова.
Когда мы переходим к АК, она удивляется, как легко ими пользоваться.
— Как думаешь, почему страны третьего мира выдают их завербованным детям? — спрашиваю я.
Скарлетт хмурится, и я не хочу портить ей настроение, но мне также нужно, чтобы она поняла, что такова реальность. У нас с ребятами, конечно, есть арсенал, но мы не живем на Диком Западе и не ходим и не стреляем по всем подряд при каждом удобном случае.
Мы собираем вещи, а она притихла.
— У тебя здорово получилось, — говорю я ей.
— Мне понравилось, — говорит она. — Ты был прав. Стрельба дарит ощущение некой эйфории.
Я киваю, и знаю, о чем она думает. О ком она думает.
— Мне нужны их имена, Скарлетт.
— Нет, — говорит она. — Не нужны.
— Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь честна со мной. Если ты мне не доверяешь.
— Дело не в доверии, — говорит она. — Я посеяла эти семена, и можешь быть уверен, что я одна их и пожну.
— Ты хоть представляешь, каково это — причинить боль тому, кому бы ты не хотела причинить ее? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает Скарлетт. — Каждый, кому я хотя бы раз в жизни причиняла боль, этого заслуживал.
Я вздыхаю, и это только еще больше распаляет ее.
— Я знаю, ты думаешь, что спасешь мою душу, или что-то в этом роде. Вы, ирландские парнишки, очень на это надеетесь. Но ты не можешь спасти то, чего нет, Рори. Ты думаешь, что я буду жалеть об этом, но я точно не буду.
— Ты не можешь этого знать, — возражаю я. — И я не позволю, чтобы ты это узнала.
— Ты не обязан мне ничего позволять, — говорит она. — Я буду делать то, что хочу. С тобой или без тебя.
Я хватаю Скарлетт за талию и поднимаю на скамейку, обвивая ее ногами свой торс и закрывая ее лицо ладонями. Я не знаю, что ей сказать, чтобы она поняла. Это тот же самый спор, который мы ведем уже несколько месяцев.
Она все еще истерит, потому что я не дал ей убить мясника.
При всей силе и упрямстве Скарлетт, она не видит, что скрывается под ней. Ее хрупкое сердце. То, которое бьется в ее груди прямо сейчас, под другой моей ладонью.
— Ты все время убиваешь людей, — шепчет она мне. — И ты все равно хороший.
— Все не так просто, — говорю я ей. — Ты не знала меня до.
— До чего? — спрашивает она.
— До моего отца. Он был моим первым. Первым, кого я убил.
Скарлетт молчит, вглядом изучает мое лицо, и некоторые из ее стен рушатся под тяжестью моего признания. Тогда я говорю ей то, что не смел произнести вслух, не говорил никому, даже своим братьям по Синдикату. Я признаюсь в своих грехах, чтобы она поняла меня.
— У него была тяжелая рука. Иногда прилетало мне. Но особенно жесток он был с моей мамочкой.
— Ты не должен мне этого говорить, — шепчет Скарлетт.
В ее глазах вспыхивает беспокойство. Беспокойство о том, что эта вещь между нами — это постоянное давление и притяжение — становится сильнее. Разрастается. И она не может остановить это.
Я не хочу, чтобы она это останавливала.
— Он был пьяницей, тупицей и вел праздный образ жизни. Не мог удержаться ни на одной работе. И он приходил домой и вымещал все на ней. Он делал это годами. Я слышал, как она плакала в спальне по ночам. Она сказала мне не беспокоиться об этом, ради ее блага. Так я и делал. Я задвинул свои чувства глубоко и брал то, что папаша нам предлагал, провоцируя его, чтобы он вымещал на мне все свои худшие дни. Я думал, что если он будет отыгрываться на мне, он перестанет гнобить ее. Но этого не произошло.
— Рори… — Скарлетт прижимается ко мне, умоляя не продолжать.
— Мне было тринадцать. И я был чертовски зол. Полон ярости и ненависти. К нему и ко всему живому. И однажды вечером он пришел домой и начал вести себя, как всегда. Я устал. К тому времени я вырос. Стал сильнее. Я пять минут слушал, как он ее бьет, пока не сорвался. — Я смотрю прямо в глаза Скарлетт и признаю правду. — Избил отца голыми руками. И когда я закончил, от его лица ничего не осталось.
— Ты хороший, — настаивает она. — Да, Рори. Ты не он.
— Только вот это уже не вычеркнешь, — говорю Скарлетт. — Я никогда не смогу выбросить этот образ из головы. Смыть кровь с моих рук. С тех пор моя мама никогда не смотрела на меня без осуждения во взгляде. Мне пришлось просто уйти.
Она больше не утверждает, что я хороший.
— Мне было приятно убить его, Скарлетт. Но убийство изменит тебя навсегда. Я не позволю тебе так жить. Я не хочу, чтобы ты была такой.
— Я уже плохая, — настаивает она. — Я худшее, с чем ты когда-либо мог столкнуться.
— Это не так.
Скарлетт поднимается и хватает меня за лицо, прижимается губами к моим губами, она завладевает моим телом. Прижимается ко мне так, как никогда раньше.
Это не сексуально. Это что-то более глубокое. Первобытная потребность чувствовать себя в безопасности.
— Ты можешь считать наши своды правил смешными, — говорю я ей. — Но мы заботимся о наших женщинах. Я собираюсь позаботиться и о тебе. Это значит, что я именно тот, кто должен вытащить тебя из того дерьма, в котором ты оказалась. Запятнать свою душу, чтобы твоя осталась незапятнанной. Я хочу сделать это для тебя. И я хочу, чтобы ты мне позволила.
— Рори.
Теперь она целует меня, покрывая мою шею и лицо поцелуями. Отвлекает меня сексом, как она всегда это делает.
— Отвези меня к себе, — умоляет она.
— Нет, пока ты не назовешь мне хотя бы одно имя.
Она стонет от разочарования.
— Просто дай мне день, — говорит она. — Один день, Рори. Я пытаюсь. Пытаюсь. Но я не готова.
Я киваю, потому что это лучшее, что я могу от нее получить.