Скарлетт
Как обычно заканчиваются дела, когда сталкиваешься со злой королевой. Правильно, голова летит с плеч. Его голова.
ПОКА ЗЕМЛЯ ВЕРТИТСЯ и мир постепенно эволюционирует, есть вещи, которые всегда остаются неизменными.
Летний дом семьи Трипа под Нью-Хейвеном — одна из них. Это место, в котором законсервированы воспоминания. Гробница кошмаров и последнее пристанище моего детства.
А я тогда была совсем ребенком.
Все еще невинной и наивной девочкой с большущими глазами.
Но покинула я этот дом другим человеком.
Я выполза из этой неглубокой могилы и оставила все эти детские мечты — вместе с моим сердцем — умирать той смертью, которую они заслуживали. Я выпорхнула отсюда в броне, которой раньше не было. Жесткая внешняя оболочка коконом обвилась вокруг меня, и родилась новая я.
Эта оболочка хорошо мне послужила.
Но это не облегчает прогулку по дорожке моей памяти.
Почва под ногами все та же — голая, потому что я хочу ощутить правильный настрой. Я хочу пережить эти воспоминания и изменить свое отношение к ним.
Воздух прохладный, лес тихий.
Это место — мертвая зона. Ничего вокруг на многие мили.
За домом есть искусственное озеро, где Трип проводил вечеринки в течение всего учебного года.
Я так и не попала ни на одну из этих вечеринок.
Единственная вечеринка, на которую меня пригласили, была закрытой. В ночь посвящения.
Трип до сих пор часто приходит сюда, по крайней мере, если верить отчету, который я добыла. Он проводит целые недели, налегая на кокаин и дешевую водку, хотя винный шкаф его отца забит лучшими сортами виски, которые только можно купить за деньги.
Это привело бы почти любого к такому же выводу. Трип такой же отмороженный, как и Александр. Интересно, он тоже грезит наяву событиями той ночи, пока трахает своих платных шлюх? Наведывается ли он сюда, чтобы пережить их снова.
Пока жду в темноте комнаты отдыха, я думаю, действительно ли мы настолько разные. Годами я только и делала, что представляла себе, как отомщу. Я наблюдала, как они спотыкались о каждое препятствие, которое я воздвигала на их пути, а они продолжали жить своей жизнью, как будто той ночи никогда не было.
Рори хочет, чтобы я поверила, что во мне есть что-то, что стоит сохранить. Что если я переступлю эту грань, я буду сожалеть об этом.
Но он ошибается.
Потому что, когда я выскользнула из его постели посреди ночи, оглянувшись через плечо, посмотрев на его спящее лицо, ничто и никогда не было для меня таким ясным.
Есть некоторые границы, которые даже я не готова переступить.
И привлечение его к этому, использование его в качестве солдата для моей личной вендетты — одна из них. Моральная дилемма отнятия человеческой жизни отходит на второй план, когда ты на войне. Это вопрос действия и реакции.
Я никогда не буду свободна, пока они живы.
Это моя битва. И только моя.
И только мне жить с ее последствиями.
В замке входной двери скрежещет ключ, и я замираю.
Кто-то спотыкается в темноте и ударяется о приставной столик, бормоча проклятия. Ключи падают в ключницу, топот ног следует на кухню.
Открывается дверь холодильника. А потом он возвращается.
Трип не выключает свет. Он падает на диван напротив меня и хлещет водку прямо из горла. Пространство вокруг него быстро пропитывает запах пота вперемешку со спиртом. Вот во что он превратился.
Ему требуется несколько минут, чтобы освоиться в темноте, и он совершенно не замечает никого рядом с собой. Это комфортное чувство безопасности и покоя доступно только тому, кто уверен, что его жертва мертва.
Трип кладет голову на диван. Он проводит рукой по лицу и стается лежать так в течение нескольких коротких мгновений, спокойный, почти в состоянии полной нирваны. Затем он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, возится со своим маленьким черным кейсом на журнальном столике.
В этот момент он понимает, что в комнате есть кто-то еще. Даже самые одурманенные наркотиками мозги способны пробудить шестое чувство. А может быть, именно наркотики заставляют его видеть монстров, таящихся за каждым углом. Но сегодня он видит призрака.
И этот призрак — я.
Я бы все отдала, чтобы узнать, о чем он сейчас думает: челюсть отвисла, лицо бледное.
Он не говорит. Его руки все еще полудеревянные, пока Трип готовит свою очередную порцию.
Только в этом случае это не кокаин. Это героин. Даже в тусклом свете легко заметить, что он давно употребляет.
Лицо Трипа исхудало и осунулось, губы окрасились в синий цвет. В его теле не осталось жизненной силы. Он едва может поднять руку. Все движения замедлены. Как и его мысли, его реакции, его слова.
Это место изменило и его.
— Я знал, что ты придешь, — говорит Трип наконец.
— Откуда? — спрашиваю я.
Я мертва для него. Была мертва для него. Он никак не мог знать этого, если только Александр уже не сказал ему.
Трип качает головой.
— Александр сказал нам, что вернулся сюда и убрал твое тело, — объясняет Трип. — Но он солгал. Потому что я вернулся сюда первым.
— Почему? — спрашиваю я, и это не имеет значения. Раскаяние не спасет Трипа, но мне любопытно.
Он молчит, постукивая иглой по пальцам, пока ногой отбивает тот же ритм на полу.
— Ты мне действительно нравилась, Тен. Но я не был тем, кого бы выбрала твоя мать. Она никогда бы не выбрала меня вместо Алекса.
Он не говорит мне ничего такого, чего бы я не знала. Его влюбленность была очевидна, но, как и у него, у меня не было права голоса в этом вопросе.
— Значит, ты все равно просто взял то, что хотел.
Трип снова молчит.
— Да, — говорит он. — Я взял. Я взял это. И я хотел убить каждого из этих ублюдков за то, что они прикасались к тебе.
— Как по-рыцарски с твоей стороны.
— Я знаю, что это не имеет значения, — говорит Трип. — Но меня это заебало, Тен. Меня это так заебало. Я не мог перестать думать об этом. Думал, где ты. Интересовался, все ли с тобой в порядке. Знал, что ты не умерла, но они этого не знали. И я всегда думал, что ты вернешься за нами.
— Ну, вот я и здесь. Прости, что была так предсказуема.
— Ты хочешь сделать мне больно, — говорит он. — Понимаю. И я не виню тебя.
— Боль подразумевает кратковременное страдание. Мне жаль переубеждать тебя в том, что ты ошибаешься.
Он кивает, и в нем нет даже унции борьбы, когда он смотрит на меня.
— Я был тем, кто наполнил бутылку во второй раз. Водой. Я просто хотел, чтобы ты отключилась, чтобы ты ничего не помнила. Но я дал тебе слишком много.
— Вода под мостом, — говорю я. — Я пришла сюда не для того, чтобы пересказывать, что ты сделал или не сделал. Я знаю. Я все знаю. И я все это помню. Мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне, как все было.
Трип кивает.
Никто из нас не двигается. Пока он не машет иглой в своей руке в вопросе.
— Ты не против? В последний раз.
Я его совсем не знаю.
Как мы стали такими?
Этот наркоман, который принимает смерть без вопросов, его единственная просьба — последний раз ширнуться. А я, принцесса общества, превратившаяся в холодную и расчетливую стерву, сидящую напротив него.
Я киваю Трипу, чтобы он продолжал.
Я пришла сюда спонтанно, на самом деле.
Какая-то часть меня знала, что Трип не будет бороться.
В душе он всегда был трусом. Слишком мягкотелым, чтобы пойти против того, чего хотели другие парни. Слишком боялся сказать мне, что я нравилась ему все эти годы.
Он ищет пальцами вену на руке, но не сводит с меня глаз.
— Ты очень красивая, — говорит он. — Намного красивее, чем я помню.
— Внешность может быть обманчива, — говорю я ему. — Все мое уродство — внутри.
Трип со вздохом втыкает иглу в руку и откидывается на спинку дивана, вытянув ноги и глядя в потолок.
— Я в это не верю, — говорит он. — Ты всегда была слишком хороша для нас. — Игла болтается у него в руке, слова звучат невнятно. — Чего бы это ни стоило. Мне действительно жаль, Тен.
Он снова нажимает на иглу, на этот раз вводя все содержимое мутной жидкости в вену.
Я не дура. Да и Трип тоже.
Это смертельная доза.
— Трип?
Я придвигаюсь к нему, и Трип открывает глаза лишь на краткий миг.
— Всегда был трусом.
Трип откидывает голову в сторону, лицо становится серым и липким, когда он погружается в бессознательное состояние. В его горле раздается булькающий звук, а затем Трип задыхается.
Я тянусь к Трипу и не знаю, могу ли смотреть на это.
Но все заканчивается так же быстро, как и началось.
Его тело застывает неподвижно, и он умирает.
Я падаю обратно на диван рядом с ним и остаюсь там надолго.
И я скорблю.
Я скорблю о том, кем мы оба стали. Я скорблю о несправедливости жизни и о тяжелом выборе.
Когда все закончилось, я вытерла слезы.
И просто ушла.