Скарлетт
Некоторые девушки сделаны из сахара, пряностей и всего, что есть хорошего. Некоторые сделаны из яда и греха. Как только вам представится возможность заглянуть в их сердца, вы не найдете там абсолютно ничего.
Мои глаза прикованы к цели, за которой я слежу, и не вижу преград.
Проработка трюка — это искусство. Это не просто выбор самого легкого клиента. Речь идет о необходимости докопаться до самой сути. Необходимости немного замараться, пробираясь через дюжину неудачников, которые часто посещают подобные бары. Когда мне скучно, и я не ищу представителя голубой крови, который затесался в моем списке, все до крайности просто.
Я принимаю решение еще до того, как вхожу. Сегодняшняя задача — найти парня, который косится на обладательницу женских прелестей в радиусе шестнадцать километров.
И я обнаруживаю свою цель еще до того, как успеваю насладиться своим первым напитком.
Этот парень — придурок высшего порядка, и он определенно знает толк в зубоскальстве. Парень настолько претенциозен, что свое бахвальство носит словно король, а на море женских тел взирает так, словно он снизошел до толп челяди. За те десять минут, что я наблюдаю за ним, он уже успел облапать пару женских попок и бросил три недостойные внимания фразы.
Ты такая горячая, детка.
Ты слишком сексуальна, чтобы прозябать в этом баре одной, детка.
У меня тут номер наверху. Хочешь насладиться вкусом роскоши?
Две из его потенциальных жертв отшивают парня прежде, чем он успевает начать действовать, а третья — девушка из Огайо — слишком вежлива, чтобы отказать ему, поэтому она терпит его неудачную попытку затащить ее в постель целых десять минут, прежде чем ретироваться.
Если бы это был театр, он бы назывался «На Бис», потому что я смотрю одно и то же шоу каждый вечер. Эта история стара как само время. Представители высшего общества обожают издеваться над всеми, кто ниже их по положению. Иногда это делается во имя некой цели, но в основном, думаю, они делаю потому, что способны делать это.
Эти люди… эти биржевые брокеры и финансисты, юристы и руководители маркетинговых компаний. И все они имеют одинаковый склад ума.
Они — хлеб, масло и даже гребаный торт. С посыпкой сверху.
Дело в том, что торт через некоторое время надоедает. Вечеринка теряет свою привлекательность. А приторность сахара? Кайф, который некогда я ловила, пожирая их души? Его больше нет. Он давно закончился.
Но, как и в случае с любой зависимостью, я не могу освободиться от этих оков. И хотя с каждым провернутым трюком возбуждение становится все слабее, это все еще единственное, что меня волнует.
Пока я сижу здесь и наблюдаю за человеком напротив бара — без волнения — меня неожиданно осеняет. Я уже видела его лицо раньше. На самом деле, я встречалась с ним раньше. Его зовут Рикс. Да, серьезно. И он думает, что это круто, и он думает, что он крут, и его родители были на короткой ноге с Каррингтонами, так что я была уверена, что он также должен знать Александра. Но как я ни пытала его, он так и не сдался.
Полагаю, урок так и не был усвоен.
Сделала с ним все, что на что была способна. Помню, пришлось провернуть сложную схему с париком, гримом и всем прочим. Но проблема с ним заключалась в том, что у него не было ни одного профиля в социальных сетях.
Ни в Facebook, ни в Twitter, ни в Instagram (типа @посмотритенамоюрасточительнуюжизнь). Поэтому мне пришлось отказаться от самого важного шага. Пристыдить парня в том меcте, где была сконцентрирована сознательная жизнь.
На этот раз я не повторю эту ошибку.
Я быстро осматриваю себя в компактном зеркальце, которое всегда ношу с собой, а затем отправляюсь на охоту. Мои правила поведения очень просты, как, впрочем, и принцип подбора гардероба. Мужчины живут ради двух цветов. Им не нужны юбки с ананасами или ультрамодный пиджак из осеннего каталога. Им нужно МЧП.
Маленькое черное платье.
Единственное исключение из этого правила — маленькое красное платье, которое ассоциируется у мужчин с одной вещью.
Красный цвет означает секс. Красный ассоциируется у них с ураганом в постели. Дикая. Неприрученная. Красный цвет просто кричит «плохая девочка».
И я такая же плохая, как и все остальные.
Я не маскируюсь и очень редко меняю что-то в прическе или макияже. Волосы растрепаны так, как будто я уже повалялась в постели. Они все клюют на это дерьмо. Смоки айс с черной подводкой и красная помада.
Этот образ — классика. Этот образ никогда не подводит.
Конечно, всегда есть шанс, что у кого-то из этих придурков проклюнутся мозги, и этот, в частности, может даже помнить меня. Если я все сделала правильно, он определенно должен меня запомнить. Но все также зависит от того, какие наркотические средства я использовала, чтобы вырубить его.
В любой хорошей схеме вначале всегда предполагается небольшая кривая обучения. Мне потребовалось время, чтобы понять, что лучше всего работает. И если мне не изменяет память, этот парень был одним из моих подопытных кроликов.
Обычно, если я сталкиваюсь с бывшим клиентом, я просто иду в другую сторону. Это случается нечасто, поскольку я редко посещаю одни и те же места дважды.
Это рискованно и безрассудно.
Но чем дольше я играю в эту игру, тем больше меня привлекает безрассудство. Выброс адреналина, который нуждается в постоянной подпитке. Необходимость встряхнуться. Вот почему я временно отложила свою месть на второй план, чтобы заняться более неотложными делами.
Например, человеком, который послужил причиной вегетативного состояния Кайли. Ее, подключенную к аппаратам, которые дышат за нее, поддерживая активность мозга, который, скорее всего, никогда не восстановится.
Мы с Кайли не были особенно близки. Учитывая, что я вообще не люблю людей, а список тех, кому я доверяю, равен нулю, у меня не так много друзей. Мак — единственная с кем я когда-либо подумала бы об использовании термина «дружба», и то только потому, что я знаю ее так долго, и она еще ни разу не подвела меня.
Но с Кайли мы виделись каждый день на улице. Она тоже работала на улице. Конечно, ее работа была не такой веселой, как моя. Ей приходилось трахаться со своими грязными клиентами. А мне просто нравилось их трахать.
Кайли была милой девушкой. Типичная история. Беглянка. От жесткой семьи. Она слишком молода, чтобы ее жизнь оборвалась так быстро.
И я взяла на себя ответственность сделать все правильно для нее.
Потому что кто, черт возьми, еще это сделает?
Я бы сделала это независимо от того, знала я Кайлу или нет. Каждый день недели и дважды по воскресеньям. Но когда ее подруга рассказала мне, как выглядит Джон, правила игры для меня изменились.
Она сказала, что у него шрам в форме полумесяца над губой. Я чуть не потеряла голову, будучи уверенной, что она издевается надо мной.
Но нет.
Чем больше она описывала Джона, тем больше в глубине души я понимала, что это правда.
Александр в Бостоне.
Я все еще не хочу в это верить. Даже после всего, что я знаю, что это правда. Когда складываешь два и два, всегда получается четыре. И небо чертовски голубое, потому что оно априори голубое. И Александр был плохим, даже если я никогда не хотела этого признавать. Даже если я до сих пор не хочу это признавать.
В моей голове звучит заезженный саундтрек.
Он не был бы плохим, если бы не они.
Это была не его вина.
Мы все иногда лжем самим себе.
Потому что ложь сладка, а правда зачастую бывает горькой. А я никогда не пробовала столь горькой пилюли, как Александр гребаный Каррингтон.
Его биография настолько типична, насколько это возможно в старом мире. Ребенок с папиными деньгами из трастового фонда. Престижные школы, быстрые тачки и мягкие руки, потому что ему не пришлось работать ни дня в своей жизни. В таком мире я выросла. Это люди, с которыми ассоциировали и меня. А теперь я ненавижу их больше всего на свете.
Я дала себе зарок, что он будет последним в моем списке. Потому что я не могла позволить себе сомневаться в пяти годах тщательного планирования.
Не зря же я наблюдала, как одна за одной падают костяшки домино.
Делишки Итана всплыли наружу. Империя Куинна рушится на глазах. До Дюка дошло, что его давняя подружка все это время трахалась с его братом. А Трип, ну, с ним все было просто. Мне даже не пришлось поджигать его идеально выстроенный мир. Он сам зажег фитиль своими многочисленными пристрастиями.
Но Александр — другая история.
Он тот, кого я так долго ждала. Тот, кого я так и не смогла выследить. Он словно растворился в воздухе после скандала с его отцом.
Я уже начала терять всякую надежду.
Пока подруга Кайли не упомянула о шраме в форме полумесяца на его причинном месте.
Это не может быть он.
Я все еще не верю в это, и все же я здесь, пятую ночь подряд обследую один и тот же бар. Я не в силах сопротивляться этому. Эта навязчивая идея проросла корнями внутри меня, заражая мой разум, словно яд.
Я должна найти его.
И мне нужно решить раз и навсегда, действительно ли эта тропа войны, на которой я нахожусь. Готова ли я вступить в бой и позволить пустить себе кровь в погоне за местью.
А до тех пор я буду довольствоваться пешками. Как та, от которой я сейчас нахожусь всего в двух шагах. Ему стоит только повернуть голову, и он заметит меня. В этом я уверена.
Запомнит ли он меня?
Я сижу и жду. Я подзываю бармена.
К тому времени, как он доберется до нас, тупица будет спрашивать, может ли он угостить меня выпивкой.
«Конечно», — отвечу я ему. А потом, когда он отвернется, я подсуну ему бензодиазепин. Максимум пять минут, и я предложу нам найти место потише. Например, подняться в мой номер наверху.
Вот как это обычно происходит.
Только сегодня все иначе.
Потому что Джон меня не замечает. Даже когда бармен подходит ко мне, чтобы спросить, не хочу ли я чего-нибудь выпить. И когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что может быть таким ослепительно захватывающим, я нахожу именно то, что не хочу видеть.
Она на другом конце бара, в тени. Сегодня вечером на ней короткий черный парик и единственное оружие, которое ей нужно. Лукавая улыбка, мановение пальца — и он у нее в руках. Крючок, леска и грузило.
Не назвала бы наверняка ее своим заклятым врагом. Или даже соперницей.
Я не претендую на свою территорию. За исключением тех случаев, когда кто-то задает жару. Именно этим и занимается эта девушка с тех пор, как появилась здесь два месяца назад.
На улице ее зовут Сторм, но имена для нее все равно что сумочки. У нее разные имена на каждый день недели, чтобы соответствовать маскировке.
Сучка сумасшедшая. Еще более безумная, чем я.
И она делает мою игру похожей на детскую забаву по сравнению с тем, что она делает со своими игрушками. В ней есть что-то такое, что немного пугает даже меня. Я уже наблюдала за тем, как она работает раньше, и надо отметить, что она не делает из этого какую-то рекламную кампанию. Она делает все просто, и это работает. Причем это работает так хорошо, что она даже не приближается к своим целям, прежде чем заманить их в ловушку.
Она стоит в тени, бросая робкие взгляды через плечо. Это действительно все, что она делает. В ней есть некая тайна, наличие которой даже я не в силах отрицать. И я не скажу, что не восхищаюсь ее мастерством, потому что у нее природный талант к тому, что она делает.
Но уважение — это улица с двусторонним движением.
Как я уже говорила, я не фанатка людей. Так что обычно я не лезу не в свое дело.
Но сегодня вечером она пересекает двойную сплошную. И ей об этом прекрасно известно, когда встречается со мной взглядом и улыбается.
Тупица встает со своего табурета и идет прямо навстречу своей гибели, как щенок, гоняющийся за костью. Я иду в пяти шагах позади него.
Сторм регулярно пользуется теми же отелями, что и я, поэтому я не удивляюсь, когда она ведет его в одну из комнат наверху.
Я хватаю нож и кредитную карточку, готовясь разобраться с замком, но в этом нет необходимости. Она оставила дверь приоткрытой для меня.
К тому времени, как я открываю дверь, она уже уложила тупого барана под наркотой на землю без сознания. Она на секунду встречается со мной взглядом и быстро отстраняет меня, прежде чем приступить к разрезанию его одежды.
Если бы я не знала ничего лучше, я бы подумала, что она изучала мой план действий.
— Этот был моим, — говорю я ей.
— Неужели?
Она не отвлекается от своей текущей задачи.
— Потому что я почти уверена, что он пришел сюда по собственной воле. Не думаю, что он даже заметил тебя сегодня вечером. Без обид, куколка.
Что ж, в этом она действительно права. Но все же я не собираюсь пускать все на самотек.
— Я уже имела счастье встречаться с ним.
— Тогда, думаю, ты недостаточно хорошо поработала, — утверждает она. — На этот раз я постараюсь сделать все правильно.
— У меня не было его адреса.
— Ну, не волнуйся. Я… у меня он был. Вместе с именами его жены и детей, ждущих его дома.
То, как Сторм скривила губы, когда произносила «жена и дети», говорит именно о том, что я хотела о ней узнать. У каждого из нас есть спусковой крючок. Что-то, что заставляет нас тикать, или от чего нам становится плохо… неважно. Вот откуда ее ярость. Это измена, из-за которой она так себя ведет.
Она молода, ей, наверное, не больше двадцати четырех, но она жесткая. Жесткая, как стерва. И я бы рискнула предположить, что она уже была замужем.
Все это очень увлекательно, правда. Но я не Фрейд, и я обнаружила, что меня это слишком будоражит, поэтому я взяла себя в руки и перешла прямо к делу.
— Понимаю, что ты здесь недавно, — говорю я. — Но я думаю, нам нужно прийти к какому-то консенсусу. Ты привлекаешь слишком много внимания. Парни, которых я наебала, возвращаются в свои пентхаусы с поджатыми хвостами и доживают свои дни в сожалениях и паранойе. Что до твоих, то они идут прямиком в полицию. А теперь еще и федералы здесь что-то вынюхивают.
Сторми достает вещмешок, не похожий на мой собственный, и извлекает татуировочный пистолет. Она вся погружена в то, чем занимается, и я даже не уверена, что она меня слышала, когда она надевает латексные перчатки и протирает его грудь спиртовым тампоном.
— Послушай, Скарлетт…
На этот раз она смотрит на меня.
— Так ты говоришь людям, как тебя зовут, верно?
— Так меня зовут.
— Конечно, это так.
Она закатывает глаза.
— Точно так же, как меня зовут Сторм. Давай на минуту будем честными друг с другом. Ты мне не нравишься, и я тебе не нравлюсь. На самом деле, я думаю, мы очень похожи в том, что мы оба ненавидим каждого, кто трахается. Но нам приходится делиться нашими игрушками. Так уж повелось. Так что, ты волнуйся о себе, а я буду волноваться о себе. А пока ты можешь посмотреть, как я его хорошенько трахну, если хочешь.
Думаю, в конце концов, мое любопытство побеждает. Потому что я сажусь на кровать и делаю именно то, что она предложила.
Я наблюдаю.
Она права в том, что мы с ней похожи. Может быть, именно поэтому мое любопытство берет надо мной верх. Это на меня не похоже. Я не объединяюсь ни с кем. Меня не интересуют истории других людей. Их мысли, их страхи, что угодно.
Но не часто я натыкаюсь на кого-то такого же трахнутого на всю голову, как я. Итак, эта девушка, она очаровывает меня.
Ее лицо опущено вниз, когда она приступает. Сторм будто в трансе, нанося те самые необратимые повреждения, которые она оставляет на всех своих игрушках. И только теперь, когда я нахожусь в непосредственной близости, я могу это увидеть.
Причина, по которой она прячется в тени.
Ее рука представляет собой беспорядочное месиво из кусков плоти и шрамов, как и правая сторона ее лица. Они хорошо замаскированы под макияжем и черным париком. Но под мягким светом лампы они очевидны так, как я никогда не замечала их в темном баре.
Ожоги.
Она была обожжена.
Сильно, судя по всему.
Она смотрит на меня и ловит мой пристальный взгляд.
— Ты почти закончила? Я не обязана позволять тебе смотреть, ты же знаешь.
Ответом мне служит кивок и новая лазерная фокусировка на выбранном ею холсте. Но в моей голове все еще крутятся шестеренки.
Я могу только представить, каково это — носить на себе настолько заметные шрамы. Люди все время смотрят. Молча строят предположения. Приходят к собственным выводам. Молча осуждают тебя и жалеют одновременно.
Мое уважение к ней только растет в этот момент уязвимости, которым она поделилась со мной. Позволила мне увидеть ее так близко. Это не было случайностью или спонтанным решением.
Ум этой девушки — это шахматная доска, и каждый ее ход тщательно продуман.
Она работает быстро и эффективно. Татуировка грязная и глубокая. Слишком глубокая. Этот парень никогда не сможет вывести ее клеймо лазером со своей кожи. До конца жизни. Когда он будет смотреть в зеркало, он будет видеть это слово, взирающее на него.
Двуличие.
Я знаю из новостных статей, которые начали появляться, что она использует другие слова. Неверность. Жадность. Похоть. Зависть. Обман.
Все это название грехов, но теперь они имеют для меня новое значение. Забавно, как меняется полотно, когда встречаешь художника. Все начинает обретать смысл. Или нет. В данном случае ее слова описали полный круг. Загадка не в разных грехах, а только в одном.
Неверность.
Все остальные грехи — лишь поверхностная имитация. Другой путь к одной и той же цели.
Все эти мужчины — изменщики. И когда они возвращаются домой после измены, невозможно скрыть то, что они сделали. Они признаются и на коленях просят прощения у своих жен, в то время как Сторм продолжает жить, как будто этого никогда не было.
Но она не ограничивается только татуировками.
Когда она заканчивает с его грудью, она портит его лицо. И я имею в виду, действительно портит. Ожогами от сигарет и следами от ножа.
Мое лучшее предположение на этот счет? Она хочет, чтобы он был таким же уродливым снаружи, как и внутри.
Или, может быть, таким же уродливым, какой она сама себя ощущает.
Если бы я могла сопереживать кому-то, я бы остановила Сторм. Но я не могу. Я испорчена по-своему, и слезы богатеньких парней — мой любимый опиат.
Когда все сказано и сделано, я ничего не чувствую, когда смотрю на него.
Когда Сторм убирает вещи и собирает сумку, я не чувствую ничего, кроме пустоты. Она идет к двери, и я думаю, что она собирается уйти. Но сначала она бросает мне гранату.
— Тебя зовут Тенли. Тенли Олбрайт.
Вздрагиваю, делая это непроизвольно.
Сторм улыбается.
— Как…
— Не волнуйся, — говорит она. — Твой секрет не уйдет дальше меня. Но на улице поговаривают, что один коп неравнодушен к тебе, милая. Так что, может, тебе стоит сделать одолжение всем остальным и держаться подальше от дороги.
С этим прощальным подарком девушка покидает меня. А я все еще смотрю на дверь и думаю, не было ли все это галлюцинацией. И не накачала ли она меня наркотиками.
В этот момент клиент решает пробормотать связную мысль.
— Тот парень.
— Какой парень?
— Фотография, — стонет он. — Однажды ты показала мне фото этого парня.
Теперь мысль работает на полную катушку. Встаю с кровати и двигаюсь к нему. Он отшатывается, но деваться ему некуда.
— Пожалуйста, — умоляет он. — Я пытаюсь дать тебе то, что ты хочешь.
— Как, блядь, его зовут? — требую я.
— Не знаю, — изрыгает он. — И никогда не знал. Но я думаю, что он полицейский. Я видел как он околачивается поблизости.
— Где именно?
— В том баре внизу, — говорит Джон. — Он обследовал это место. Но не допоздна. Он всегда там после десяти, когда я его вижу. Я слышал, как парень спрашивал о тебе. У него был твой фоторобот, он говорил людям, что вот так ты можешь выглядеть сейчас.
Обдумываю слова Джона, пока взглядом буравлю его лицо. Все кажется слишком простым. И это не имеет смысла. Не может быть, чтобы Александр был копом.
— Если ты мне лжешь…
— Клянусь, — говорит он. — Я не лгу. Я просто хочу, чтобы ты и та другая психичка оставили меня в покое. Пожалуйста.
Я улыбаюсь, прежде чем повернуться на пятках и направиться к двери. Похоже, этот мудак наконец-то усвоил урок.
И в кои-то веки я рада услужить.