Скарлетт
Один. Два. Три. Четыре. Я объявляю вам кровавую войну.
Мне нужно протереть глаза отбеливателем.
Теперь все сливается воедино. Одно гигантское море цвета и размытых лиц. Голоса и обрывки разговоров. На бирже NASDAQ[3]. Безжалостно шикарные рестораны и правда ли, что увлечение сыроедением закончилось? Проблемы с няней, проблемы с женой, продажа обуви, занятия йогой и…
Господи, была причина, по которой я оставила все это позади.
Я ничего не понимаю.
Дюк должен был быть здесь, среди всех этих лиц, болтать о делах с большой толстой сигарой во рту. Но я его не вижу, Дюк опаздывает уже больше чем на час; у меня голова раскалывается, когда я изо дня в день слушаю эту херню.
Я хочу уйти. Пойти домой и делать то, что делают нормальные люди. Влезть в пижаму, почитать хорошую книгу и посмотреть что-нибудь из трендов в Twitter, а затем отправить одну из моих собственных уникальных мыслей о том же, о чем все остальные уже говорят.
Потому что такова поп-культура.
Рядом со мной в баре сидит женщина, и она произносит отвратительную обличительную речь, которая отдает чувством собственной важности, в адрес того, кто, как я могу только предположить, является ее кавалером.
Она заявила ему, что говорит на шести языках.
И она путешествовала по миру, и это такая романтическая идея, и она хочет, чтобы все знали об этом, когда рассказывает ему о странах, в которых «чувствуешь себя как дома».
И очевидно, что женщина действительно погружена в пучину собственных мыслей и слов. А любовная интрига, которой она поддалась… это любовь к самой себе.
Я не могу больше выносить этого.
Но когда я собираюсь сделать шаг на свободу, меня поражает присутствие мужчины напротив бара. В тени, скрытый в тусклом, романтическом свете, за который люди выкладывают небольшие состояния.
Его взгляд устремлен на меня, и в нем есть что-то знакомое, даже в темноте. Дрожь пробегает по позвоночнику, и я потираю руки, уверенная, что это не что иное, как холод.
Инстинкты подсказывают мне, что нужно уходить.
Только я не могу. Потому что я действую на саморазрушение. Мышь, которая жаждет сыра, припасенного в мышеловке, и что-то кажется неправильным, но при этом она все равно движется к нему.
Это все так хорошо отрепетировано, то, как он выходит из тени на свет. Он явно готовился к этому торжественному выходу некоторое время. Делает это хорошо. Идеально. И это ужасает, именно так, как он задумал.
Мои руки липкие, спина прямая, будто стальной трос, и я вся дрожу.
Это происходит наяву.
Воздух в моих легких закончился, я не могу дышать, а он еще даже не приблизился ко мне. Так не должно было случиться. Прошло слишком много времени. У меня были годы, чтобы сшить разбитые части своей души воедино, и теперь нить кажется слабой, изношенной и запутанной, даже когда она обвивается вокруг моего сердца и сжимается.
Вот он стоит. Кошмар внутри кошмара. С иголочки, опрятный и повзрослевший. Он другой, но вместе с тем и тот же самый, когда улыбается. Ему нравится, когда я смотрю на него, и он всегда любил быть в центре внимания.
Сторм была права. Коп или нет, но Александр искал меня.
Все это время я охотилась за ним. Замышляла, планировала и плела интриги за кулисами, только чтобы узнать, что это я — чертова марионетка. Сюрприз должен был быть на моей стороне. Он был моим, и я сделала его своим, но все это не имеет никакого гребаного смысла.
Что еще он мог хотеть от меня после стольких лет?
Это не искупление.
И не сожаление, которое я вижу в этих глазах. В глазах, которыми Александр бродят по изгибам моего тела, как будто у него все еще есть на это право.
Вы никогда не догадаетесь, что его семья потеряла все. Он все еще одевается соответственно. Дорогие брюки и рубашка-поло, которую он, вероятно, наденет только один раз. Лоферы и серебряные часы. Он — ходячее, дышащее клише, и от него за километр несет отчаянием.
В этом-то все и дело. Это спусковой крючок, который возвращает мне здравый смысл и напоминает, кто здесь главный.
Теперь у меня на уме только один вопрос.
Играть или не играть.
Я бросаю робкую улыбку в его сторону и пожимаю плечами, как бы говоря, что меня поймали, и что теперь? Он заглатывает наживку и жестом салютует бокалом в мою сторону.
Хочешь один?
Мгновение я колеблюсь, прежде чем уступаю и двигаюсь в его направлении. Александр пользуется тем же одеколоном, и меня тошнит, когда я чувствую его запах, но сажусь за стойку и задерживаю дыхание. Вблизи его лицо кажется более угловатым, чем я помню, а глаза темнее. Но под поверхностью он все тот же мальчик, которого я когда-то знала. Утонченный. Умный, наблюдательный и острый, как бритва. Все, что моя мать всегда хвалила в нем, выставлено на всеобщее обозрение прямо сейчас. Его лучшие черты. «Идеальная пара для тебя», — сказала тогда она.
Мои руки лежат на коленях, и мне нужно отпустить свою ярость, взять себя в руки и не думать ни о чем, кроме как превратить его в свою сучку. Я буду обращаться с ним соответственно шаг за шагом. С интервалом в пять секунд. И на этот раз я выиграю.
Это мои улицы. Моя территория. И моя игра.
Может, Александр и полицейский, но он не знает, как здесь все устроено. Он никогда не знал. Александр не погрузился в этот мир так, как я. Он прожил это не так, как я.
Я осторожно наблюдаю за ним и прокручиваю в уме список вопросов.
Это он причинил Кайли боль?
И что ему от меня нужно?
Эти вещи очень важны. Мне нужно знать их, чтобы победить.
Он жестом указывает на бар, и там уже стоят два свежих напитка. Один для него, один для меня.
— Я уже однажды играла в эту игру, — говорю ему. — В прошлый раз у меня все вышло не так хорошо.
— Это было глупо с моей стороны, — говорит он. — Я мог бы заказать тебе еще один.
— Или ты мог бы перейти прямо к делу.
— Я Ройс.
Слова скатываются с языка Александра, словно мед.
— А как тебя зовут, красавица?
Я смеюсь.
Он свирепо смотрит на меня, и я снова смеюсь. Люди пялятся, и он смущен, но я больше не дебютантка, и он должен это знать.
— Так вот как ты собираешься играть в это, да? Мы просто пара незнакомцев, впервые встретившихся в баре.
— Обычно так и происходит.
На его лице ни тени юмора или сарказма, и я понятия не имею, что он здесь имеет в виду, но я не позволю этому вывести меня из себя.
Меня так и подмывает выдумать что-нибудь столь же нелепое, как Ройс, но я этого не делаю. Я называю ему название своей улицы, которое, я не сомневаюсь, он уже знает.
— Скарлетт.
— Как Скарлетт Йоханссон, — замечает он. — Ты похожа на нее.
— Мило.
Он всегда так говорил. Хвастался перед друзьями своей горячей девушкой, похожей на знаменитость. А потом они спрашивали, трахался ли он со мной еще, и я позволяла ему лгать об этом, потому что он хотел сохранить лицо.
Телефон звонит, и меня раздражает, что он считает что-то еще достойным его внимания в этот момент. Как будто он не охотился за мной. Как будто я собираюсь сидеть здесь и ждать его, как раньше.
— Скарлетт. — Александр постукивает ладонью по стойке, как будто разговаривает с собакой. — Прошу прощения, мне нужно ответить на звонок. Я только на минутку.
— Конечно, чемпион.
Мудак.
Он уходит и исчезает из комнаты, а я пытаюсь выработать стратегию, когда мгновение спустя в моем ухе раздается другой голос. Другой голос. Хриплый голос.
— В чем проблема, милая? — спрашивает меня Рори. — Ты планируешь налажать с этим придурком сегодня вечером или как?
— Какого черта ты здесь делаешь? — шиплю я.
Он кивает в сторону другого парня через барную стойку. Однозначно русский парень, которого я уже видела раньше.
Алексей.
Он сидит с двумя другими русскими парнями, и с каких это пор гребаные воры проворачивают здесь свои делишки?
Моя паранойя крепчает, и я раздражена, и прямо сейчас все идет не так, как должно быть.
— Тебе нужно уйти, — говорю я Рори. — Сейчас же.
Вместо этого он садится рядом со мной. На место Ройса. А Ройс — федерал, и Рори нельзя видеть здесь со мной прямо сейчас, и… черт.
— Милая? — спрашивает он. — Ты в порядке? Ты побелела как полотно.
— Нет, не в порядке, — рявкаю я на него. — Тебе нужно уйти. И сейчас самое время. Иначе ты все портишь.
Он хватает мой стул и подтягивает его ближе к себе, зажимая меня между своих ног.
— Я больше не хочу, чтобы ты занималась этим дерьмом, — говорит он.
Его голос низкий, от былого юмора ни следа. Это не первый раз, когда Рори пытается заставить меня остановиться. Но Рори меня не знает. Он ничего обо мне не знает. И даже если он один из немногих людей, с которыми я действительно могу иметь дело в небольших дозах, прямо сейчас он собирается облапошить нас обоих.
Александр всегда был конечной целью. Кульминацией моих усилий и моей мести. Я ждала этой возможности. Я пожертвовала собой и пролила кровь ради этой возможности. А Рори собирается разрушить все мои усилия пяти секундами своей глупости.
— Если ты не собираешься уходить, — говорю я, вставая. — Тогда это сделаю я.
Он хватает меня за руки и притягивает еще ближе, вдыхая мой запах. Рори кайфует от меня, когда делает это, и мне никогда этого не понять.
— Перестань быть такой сукой, — шепчет он. — Ты же знаешь, мне это нравится.
— Нет, как-то не в курсе.
Вена на его шее пульсирует, а бицепсы напряжены, и вот почему я знаю, что Рори лжет. Но когда я наклоняюсь и хватаю его член через джинсы, он достигает точки кипения.
— Ты, блядь, ненавидишь это, — говорю я ему. — Ты так ненавидишь тот факт, что сидишь здесь со мной, зажатой меж твоих ног, что твой член даже не встал. Итак, скажи мне еще раз, как сильно тебе это нравится.
Рори хватает меня за запястье и отводит руку от себя, прежде чем отпустить меня. И, как я и надеялась, я разозлила его до такой степени, что возврата уже не будет.
— Иди на хуй домой, Скарлетт, — приказывает он. — Хоть раз в своей чертовой жизни подумай о ком-то, кроме себя.
Его слова ранят меня, но я не даю Рори понять этого. И когда он уходит, моя паника уходит вместе с ним. Но это длится недолго.
Потому что, когда я бросаю взгляд через бар, Александра все еще здесь нет.
И я нигде его не вижу.
И все из-за гребаного Рори и его ошибочных попыток поухаживать за мной, как в гребаном рыцарском романе восемнадцатого века.
Пошел он!
Заеби его карась.
Я хватаю свою сумочку и выбрасываю все, что связано с этим баром, или с моей местью, или с чем-то еще сегодня вечером. Сейчас нет никого другого, кто мог бы удовлетворить демона внутри меня. Не после того, как я увидела Александра и он ускользнул у меня прямо из рук.
Я поднимаюсь в лифте на свой этаж и захожу в комнату, где спрятала сумку. Я вставляю ключ в замок и вхожу внутрь, но потом останавливаюсь.
Что-то здесь не так.
Занавес задернут так, как я его оставила, но свет падает не так, как я его оставила. Мои инстинкты снова кричат мне, и на этот раз я прислушиваюсь к ним.
Или, по крайней мере, я пытаюсь это сделать.
Я поворачиваюсь на каблуках и тянусь за ножом, но когда поворачиваюсь к двери, рядом со мной мелькает чей-то силуэт. Что-то тянется, запутывается в моих волосах и ударяет меня головой о стену. Мне достаточно одного раза, чтобы бросить нож.
Еще раз, и я в отключке.
Когда я просыпаюсь, мое тело кулем привязано к стулу. Ноги свисают с края, туфли небрежно отброшены на пол подо мной.
В голове пульсирует, а на коже что-то засохшее, покрытое коркой. Кровь, я полагаю, но я жива, так что все должно быть не так уж плохо. Тем не менее, каждая часть моего тела воспринимается так, словно меня ударили кирпичом, и меня тошнит, но моя одежда цела.
Когда я провожу рукой по бедру, ножа, который всегда был там, на этот раз нет.
— Прости, детка, — Александр растягивает это слово так, как может только придурок. — Пришлось отобрать твою игрушку. По крайней мере, на какое-то время.
Его лицо появляется брызгами в поле моего зрения, когда он садится на кровать напротив меня. Он слишком близко, и я все еще чувствую его запах ‒ этот одеколон от Armani ‒ и я правда думаю, что меня сейчас вывернет.
Мои глаза бегают по комнате, так я пытаюсь найти утешение в знакомой обстановке.
В этом гостиничном номере я всегда держала себя в руках.
Мне нужен этот контроль. Я жажду его.
Но прямо сейчас у меня его нет.
Александр улыбается мне и салютует стаканом скотча, который держит в руке, в качестве тоста за воссоединение. Он хрустальный, и это чертовски смешно, потому что я знаю, что стаканы в номере не предусмотрены, и мне интересно, какой еще реквизит он принес с собой сегодня вечером.
Он всегда был старательным.
— Позволь мне начать с того, чтобы представиться должным образом, — говорит он мне. — Теперь меня знают, как Ройса. Ройса Кэррингтона. И я агент федерального бюро расследований.
Он показывает мне значок, который ни хрена не значит для меня с моим осоловелым взглядом, и ждет, что я что-нибудь скажу. Он хочет, чтобы я впечатлилась. Нервничала. Испытывала страх.
Только вот я ничего не чувствую, потому что он так чертовски сильно ударил меня по голове, что я не могу ясно мыслить. Мое зрение идет пятнами, когда я закрываю глаза и делаю вдох, и Ройс вздыхает.
— Нечего сказать, Скарлетт? Серьезно? После времени, что прошло.
Я моргаю, смотря на него и прищуриваюсь, фокусируя свое зрение на лице этого мудака. Теперь он больше похож на себя самого. В этой комнате и в этот момент. Того мальчика, которого я когда-то знала, так отчаянно нуждающегося в одобрении окружающих.
Александр может размахивать своим значком и выдавать себя за другого человека с другим именем, но он все тот же мальчик-первокурсник. Он все еще Александр Каррингтон.
Это было высечено на камне еще до того, как у меня появился шанс узнать его получше. Наши родители решили наши судьбы задолго до того, как мы смогли это сделать, столкнув нас вместе. Моя мать сказала мне, что нам суждено пожениться. А мне было четырнадцать, и я понятия не имела, какое мороженное мне больше по вкусу, не говоря уже о том, чего я хотела от будущего мужа.
Я протестовала против этого, и сказала ей, что никогда не соглашусь с этим.
Но, как и во всем, что касалось моей матери, в конце концов, я смирилась. Александр включился в игру. Он все сделал правильно. Он сопровождал меня на первый бал. Он носил мои книги и говорил все, что я хотела услышать. Он кормил меня дерьмовой едой с ложечки, и я проглотила его наживку, как глупая девчонка, которой я и была.
До той ночи. До той ночи, когда все пошло наперекосяк.
— Я вижу вопросы в твоих глазах, — говорит он. — Избавлю тебя от хлопот, Тен. Это же я. Твои глаза тебя не обманывают. Тем не менее, должен признать, я подумал, что мои определенно меня обманывали, когда я впервые увидел твое фото. Я не мог в это поверить. Нет, пока не увидел тебя во плоти. Но это действительно ты. Ты действительно жива.
Улыбка Александра лишена приятных воспоминаний. Она искаженная, мрачная и точная копия той же улыбки, что была на его лице в ту ночь. Когда он и четверо его братьев по обществу безвозвратно изменили мою жизнь. Мне хотелось верить, что это все из-за наркотиков. Или алкоголя.
Или что-нибудь другого, а не из-за правды.
Он ненавидит меня. Всегда ненавидел меня. Но он хорошо это скрывал. Единственное, чего я никогда не могла понять, так это почему.
Мой голос хриплый, в голове все еще туман, но я больше не та девушка, и он должен это знать.
— Удивлена, что ФБР впустило тебя в свои ряды, — говорю я ему. — Учитывая гигантскую финансовую пирамиду твоего отца. Полагаю, это основная причина столь яркого твоего имени, верно? Могу только представить, как хорошо это восприняли дома. — Александр кривит губы, и я явно оставляю неприятный привкус у него во рту, что очень приятно. Я продолжаю. Потому что я никогда не умела подчиняться. — Держу пари, ты больше не сможешь показаться в Верхнем Ист-Сайде. Трагично, на самом деле. Что тебе пришлось переквалифицироваться в «синие воротнички». Знаю, что ты всегда мечтал получить наследство своего папаши. Но я думаю, что тюрьма не столь гламурна, как список Fortune 500[4].
Злобная реакция Александра не должна была стать для меня неожиданностью, но некоторые вещи никогда не меняются. Он дважды бьет меня наотмашь, а затем хватает за горло, выбивая из меня воздух, и наклоняется к моему лицу.
— Ты была единственной, кто не мог снова показать свое истинное лицо, — рычит он. — Моя идеальная маленькая подружка-шлюха. Мусорный контейнер для спермы для лучших учеников Марквардта. Тебе понравилось, когда эти члены были внутри тебя, принцесса? Потому что я уверен, что собрать банду снова не составит труда. В память о старых временах.
Я вцепляюсь в пальцы Александра, пока он с отвращением не отталкивает меня.
Этот мудак опрокидывает остатки своего виски, пока я перевожу дыхание и представляю, как вонзаю свой нож ему промеж глаз. Теперь у меня в голове нет никаких вопросов.
Я была права с самого начала.
Он не сожалеет. Никто из них не сожалеет, и все они придурки, и все они должны умереть.
— Я уже некоторое время наблюдаю за тобой, Тен, — говорит он мне, когда успокаивается. — Наблюдаю за тем, как ты действуешь.
Не хочу ему верить. Потому что это означало бы, что я упустила свою цель номер один. Высматривая хищников.
А этот человек — худший вид хищника.
Тот самый мальчик, который привел меня к моей гибели той ночью. Я была той дурой, что держала его за руку, когда он вел меня на погибель.
Годы не изменили Александра. Он не играет по правилам бюро, будь он агентом ФБР или нет. И мне не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что это плохо. Действительно плохо.
Александр берет со стола папку и вытаскивает фотографию, вертя ее между пальцами. Это же я. Прошлая неделя. Я направляюсь за Сторм и моей целью в гостиничный номер, где она пытала и набила ему ту самую татушку.
Я сглатываю, но комок в горле все еще стоит.
— Полагаю, мне не нужно говорить тебе, сколько преступлений вы совершили той ночью, — говорит он. — А я?
Никаких переговоров с террористами не веду. Но на данный момент он не оставляет мне выбора.
— Чего ты хочешь?
— Этот человек был сыном сенатора, — отвечает он. — Ты знала?
Я этого не знала.
Черт возьми.
— Ты умная девочка, Тен. Или лучше звать тебя Скарлетт сейчас? Это имя тебе идет. Оно идеально подходит уличной шлюхе, в которую ты превратилась.
Александр делает паузу, ухмыляется и ждет моей реакции. Но к черту его и его грязное досье, а мне нужно убираться к черту из этой комнаты. Он берет другой лист бумаги из папки и пробегает его глазами, считывая информацию на ходу.
— В средствах массовой информации был бы настоящий разрыв. Учитывая фамилию твоей семьи, твое происхождение и социальный статус. Лучшая подготовительная школа, в которую могли запихнуть тебя мама и папа. Судя по всему, девушка на пути в Гарвард. Безупречная успеваемость — до твоего исчезновения. А твои внеклассные занятия выставляют мать Терезу бездельницей. Итак, надеюсь, ты можешь представить, сколько рекламных проспектов хотели бы поместить этот заголовок на своих первых страницах. Пропавшая девчушка по имени Деб выкидывает фортели в захудалом бостонском подполье. Они, вероятно, выставили бы тебя наркошей, чтобы усилить драматический эффект. Спекулируя на имени твоей семьи и твоем безоблачном детстве, чтобы разорвать твой гребаный мир на кусочки.
Александр улыбается, и его зубы такие белые, что мне становится жутко. Видно не менее двадцати штук в его поганом рту.
— Чего ты хочешь? — повторяю я за ним.
Александр вздыхает и отбрасывает газету рядом с собой, откидываясь назад, чтобы рассмотреть меня.
— Я скажу тебе, чего я не хочу, Тен. Я действительно не хочу говорить сенатору Уинслоу, что ты та девушка, за которой сейчас бегают по пятам многочисленные детективы. Потому что мы с тобой знаем, что тогда произойдет. Между ним и преторианцами… Честно говоря, я не уверен, что хуже.
У меня пересохло во рту, а сердце бьется слишком быстро, и теперь я знаю, в каком направлении он движется со всем этим.
— Две дороги разошлись в желтом (осеннем) лесу[5], — цитирует Александр Роберта Фроста, потому что он гребаный мудак, и он знает, что мне нравилось это стихотворение, и он хочет испортить его прелесть для меня, как он испортил все остальное.
— Какой из них ты выберешь, Скарлетт?
— Просвяти меня, какие у меня есть варианты.
В его глазах и улыбке сквозит победа, но он еще не победил.
— Итан, Трип, Куинн и Дюк. Ты ведь помнишь их, верно?
— Как я могла о них забыть?
Его челюсть слегка подергивается, и это не совсем сожаление, а что-то иное.
Ревность?
— Уверен, что они хотят, чтобы прошлое осталось похороненным так же сильно, как и ты, — говорит он мне. — Теперь, когда они стали по-настоящему успешными членами общества. Итак, вот в чем дело. Ты уходишь от меня сегодня, и каждый из них, вместе с сенатором Уинслоу, получает твое имя и адрес из рук в руки к концу дня. Если тебе повезет пережить эту неделю, я привлеку тебя к ответственности за многочисленные уголовные преступления, которые окружной прокурор с радостью предъявит тебе на основании моего расследования всех твоих действий.
Ни во рту, ни в голове у меня не осталось слов. Только вопросы. Отчаянный поиск ответов. Но нет времени на вопросы и ответы, потому что он еще не закончил.
— Вариант второй. Я думаю, тебе больше понравится второй вариант, Скарлетт. Понимаешь, если проиграется он… ты будешь жить.
— И дай-ка мне угадать, что ты получишь от этого, — усмехаюсь я.
У Александра снова сводит челюсть. Его глаза — бездонные провалы, они ничего не выражают. Внутри него нет ничего, кроме тьмы, и я хочу кричать на этого мудака, потому что он заразил этой тьмой и меня.
— Ты уничтожила меня, — говорит Александр. — Ты была моей, Скарлетт. МОЕЙ.
— Видимо, это шутка такая? — интересуюсь я. — Потому что ты не смотрел на меня так, когда позволил всем своим приятелям напасть на меня.
Александр пожимает плечами и снова возвращается к повседневному тону. Невозмутимый.
— Брейк, милая, — говорит он. — Ты осознавала, что нужно идти на жертвы. Я сделал только то, что нужно было сделать. И это сработало. Я попал в общество преторианцев, а ты — в «Птицы пера». И если бы ты осталась на гребаном курсе, как и предполагалось, ты бы уже стала выпускницей Гарварда с нашим первенцем под сердцем. Вместо этого ты не более чем обычная уличная шлюха.
Александр встает и расхаживает по комнате, разглагольствуя, и он еще более чертовски заблуждается, чем я когда-либо могла себе представить.
— Естественно, ты же не думаешь, что я все еще собираюсь жить с тобой.
Он делает паузу, на его губах появляется мерзкая улыбка.
— Что я думаю… — отвечает он. — Это то, что ты будешь делать все, что я тебе скажу. Потому что, какой у тебя еще есть выбор?
Здесь не о чем спорить. Он, блядь, федеральный агент. Что, я ни на секунду не сомневаюсь, что это был продуманный стратегический шаг с его стороны. Александр планировал это годами. Даже десятками лет. И я ничего не могу сделать прямо сейчас, кроме как убраться отсюда и обдумать какие у меня есть варианты.
— Как ты узнал? — интересуюсь я.
Он на мгновение замолкает, задумавшись. Не уверена, как много он готов мне рассказать. Но мне нужно понять его мотивы, прежде чем я смогу спланировать контратаку.
— Я вернулся, — говорит он. — Несколько дней спустя. Я не мог…
Его голос теперь смягчается, и на секунду Александр снова кажется почти человеком.
— Я не мог думать о тебе, лежащей там в таком состоянии. В этой куче листьев и грязи, пока животные обгладывали твое тело.
— Тогда, думаю, тебе не следовало оставлять меня там.
Маска снова падает на его лицо, и глаза Александра становятся пустыми, когда он встречается со мной взглядом.
— Мы с парнями согласились, для нашей же безопасности, что тебя нужно похоронить. Но тебя там не было.
Впиваюсь пальцами ног в ковер, чтобы успокоить нервы. Если они знали, что я жива, то была большая доля вероятности, что они готовились к моему возвращению.
— Я не мог им рассказать, — отвечает Александр на мою невысказанную мысль. — Я хотел оставить это при себе. Просто мысль о том, что ты где-то там… Мне она импонировала. Поэтому я сказал им, что похоронил тебя. И никто никогда не найдет тебя снова.
— Кроме тебя, — шепчу я.
— Кроме меня, — соглашается он.
— Скажи мне, чего ты на самом деле хочешь.
— Несмотря на то, что я сказал ранее, я действительно хочу, чтобы ты вышла из тени. Чтобы показать миру, что Тэнли Олбрайт не мертва, а жива и здорова. И ты сделаешь это под моим крылом. Как моя невеста. Мы наймем публициста, который раскрутит эту историю. Мы заставим все это скрыть.
Он делает жест рукой, как бы охватывая весь Бостон. И теперь все это имеет смысл. Его безумная просьба. Эта жалкая попытка воссоединения. Его преследование меня, его шантаж и угасающий огонек надежды в его глазах.
Он здесь не для того, чтобы искупить свою вину.
Он думает, что я — его искупление.
— Ты хочешь вернуться, — бормочу я.
А потом смеюсь. Я смеюсь слишком сильно, потому что это так чертовски жалко, и я ничего не могу с собой поделать, и он злится, и мне действительно нужно остановиться… но какого хрена реально?
— Полагаешь, этим поступком склонишь их на свою сторону, — говорю я. — Из-за того, что сделал твой отец. Ты изгой. Ты был изгоем все эти годы и все еще пытаешься вернуться обратно?
— Пошла ты, — бросает Александр, сплевывая. — Ты понятия не имеешь, что произошло, потому что ты не смогла проникнуть в этот мир. Ты сбежала, ударила меня по голове и бросила всех, кто когда-либо заботился о тебе.
— А теперь ты хочешь заручиться моим покровительством на пути обратно в тот мир. Используешь имя Олбрайт и рекламу, чтобы отполировать свою новую блестящую репутацию.
Александр снова бросается на меня, и его ярость выглядит отвратительно. Он дергает меня за волосы, откидывает мою голову назад и сжимает лицо в ладонях. И теперь я это вижу. Что он раздавил бы меня, если бы мог. Если он не планировал использовать мое имя, чтобы вернуться, на этот раз он сделает это правильно.
Я бы при этом осталась мертвой.
— Я скажу тебе, как все будет, ты, маленькая сучка. Ты заслужишь от меня эту маленькую милость, и ты встанешь передо мной на колени. Ты будешь моей женой или тебя ждет смерть. Вот твой единственно верный вариант.
Он ждет, что я отвечу. Вероятно, ожидая, что я буду спорить. Когда я ничего не говорю, Александр встряхивает меня.
— Ты, блядь, понимаешь меня?
— Я прекрасно тебя понимаю, — огрызаюсь я на него.
Александр закрывает глаза и зарывается носом в мои волосы, втягивая в нос мой запах. У меня сводит живот, потому что его твердая длина упирается в меня прямо через брюки, и я знаю, что он не уйдет отсюда, не будучи удовлетворенным. Это человек, который получает удовольствие от насилия. Человек, занимающий влиятельное положение. Опасное сочетание.
— Только между нами, Тен, — Александр понижает голос. — Ты изменила меня так, что я никогда не смогу вернуться обратно. С той ночи это все, о чем я могу думать. Твое лицо в грязи, звуки всех этих членов внутри тебя. Я получаю удовольствие от гребаных грязных шлюх. И я всегда вижу твое лицо, когда сношаюсь с ними.
— Отвали.
Я плюю этому уроду в лицо, и он бьет меня ладонью по переносице. Боль настигает мгновенно, а кровь фонтаном льется по моему лицу и по губам.
Мое тело все еще вялое, болтается, как безвольная кукла, когда он поднимает меня за волосы и швыряет об стену. Руками Александр скользит по платью, поднимая его выше на бедрах и прижимаясь ко мне, пока зажимает мою задницу в своей лапище.
— Ты тупая гребаная пизда, — рычит он. — Ты понятия не имеешь, с кем связываешься. Ты действительно думаешь, что кто-нибудь когда-нибудь поверит хоть одному твоему слову против моего? Ты, никчемная уличная шлюха, а я… честный агент. Я мог бы затрахать тебя до смерти, и они даже не моргнули бы дважды, услышав твою душещипательную историю. Так что тебе не мешало бы почаще вспоминать об этом с этого момента и впредь. Когда я велю «прыгай», ты спрашиваешь, как высоко. Когда я скажу тебе встать на колени и отсосать мой член, ты сделаешь мне лучший гребаный минет, который у меня когда-либо был в жизни.
Александр хватает меня за волосы на затылке и впивается пальцами в мое горло.
— Все ясно?
Я ничего не говорю, и Александр впечатывает меня лицом в стену. Все вокруг разом чернеет, и я на грани обморока, и у меня нет выбора, потому что я не могу позволить этому случиться снова.
— Да, — говорю Александру. — Я понимаю.
Он отпускает меня, и я оседаю на пол. Его дыхание прерывистое, а глаза возбужденные. Живые.
Он расстёгивает молнию, а у меня сводит живот.
Александр снова хватает меня за волосы и пытается поставить на колени. Когда мои колени не слушаются, он пинает меня в икру, чтобы убедиться, что они слушаются.
А потом он достает свой член и тычет им мне в лицо. Это происходит снова и снова, и я хочу убить этого мудака, но я слишком слаба, и когда я пытаюсь причинить ему боль, он снова бьет меня.
Без колебаний. Александр просто продолжает наступать на меня. И он получает удовольствие от моей боли, и я понимаю, что он тот монстр, который искалечил Кайли.
Мне нужно уйти от него.
Но у меня кружится голова, я слаба и едва могу сформулировать связную мысль. Когда Александр сжимает мою челюсть и пытается засунуть член мне в рот, к горлу подкатывает желчь. И мой организм вырабатывает свой собственный защитный механизм. Содержимое моего желудка выплескивается прямо на него.
Раздается звук крайнего отвращения, за которым следует резкий толчок.
— Боже, ты чертовски отвратительна.
И все же все это время он гладит себя ладонью. Получает удовольствие от всей этой грязи. Вперемешку с отвращением, которое Александр испытывает, когда смотрит на меня сверху вниз.
Проходит совсем немного времени, прежде чем он откидывает голову назад и издает стон, обливая спермой мое платье.
— Грязная шлюха.
Он снова застегивает молнию и поправляет одежду.
— Не думай ни на секунду, что эти трюки сработают для тебя. В следующий раз я трахну тебя, тыкнув лицом в твою же блевотину.
Он направляется к двери, останавливаясь только для того, чтобы дать мне последнее наставление.
— Даю тебе неделю, чтобы решить, что ты выберешь, — говорит он. — Смерть или брак.