Фриц распечатывал и читал про себя эти письма. Остальные трое сидели рядом, даже не решаясь ни о чем спросить.
Фриц распечатывал письмо за письмом, не спеша прочитывал, словно не веря написанному, и откладывал в сторону.
Остальные лишь глядели на него в угрюмом молчании.
Потом он сказал:
— Ничего.
И они продолжали молча сидеть у груды безрадостных писем, которые и на сей раз не принесли им никакой доброй вести.
Наконец Фриц сказал:
— Так дальше нельзя. Мы должны подыскать себе новое амплуа.
Адольф пожал плечами.
— Слыхали уже,— сказал он с издевкой,— придумал бы лучше что-нибудь другое.
— Воздушный полет — вот стоящее дело,— глухо проговорил Фриц.
Остальные молчали, и Фриц так же глухо продолжал:
— Мы могли бы работать под куполом.
Снова вклинилась тишина, затем Адольф чуть ли не со злобой спросил:
— А ты уверен, что не переломаешь себе кости?
Фриц не ответил. Стало совсем темно, долгое время
все молчали.
— А может, нам лучше расстаться,— еле слышно хрипло проговорил Адольф.
У каждого из них мелькала та же мысль, и все они страшились ее. Теперь она была высказана, и, уставившись в темноту пустого зала, Адольф добавил:
— Что толку вместе сидеть у пустого котла!
Он говорил глухим, раздраженным тоном, как говорят бедняки, с голоду ссорящиеся друг с другом, а Фриц все молчал, не отрывая глаз от полу.
Они поднялись и вышли из ресторана. Во всех коридорах было холодно и темно.
Они шли, скучась, как всегда, и Эмэ сказала — так тихо, что Фриц едва расслышал ее слова:
— Фриц, я буду работать в воздухе.
Фриц замер.
— Я это знал,— ответил он и взял ее за руку.
Луиза и Адольф молчали.
Они решили остаться в этом городе. Фриц заложил их последние кольца. Адольф продолжал переписку с агентами. А Фриц и Эмэ работали.
Они повесили свои трапеции в цирке и упражнялись на них каждый день. Они перевели на них многие из партерных трюков и часами, взмокнув от пота, истязали свои тела.
Час за часом выкрикивал Фриц слова команды. А потом они отдыхали, сидя рядом на одной трапеции и тихо, устало улыбались.
Понемногу они осваивались с новым делом и скоро взялись за трюки Хэнлона-Вольта. Они пытались выполнить перелет от одной трапеции к другой, но каждый раз падали головой вниз в сетку.
И все же они снова и снова повторяли упражнения, подбадривая друг друга криками;
— En avant! [Вперёд! (франц.)]
— Ça va! [Хорошо! (франц.)]
— Encore![Еще раз! (франц.)]
Фриц долетел до трапеции. Эмэ упала.
Они не сдавались.
Глаза их пылали, мускулы напрягались, как пружина, глухие возгласы звучали, как боевой клич: оба долетали теперь до цели.
Каждый следил за другим лихорадочным, упоенным взглядом:
— En avant — du courage! [Вперёд - смелей! (франц.)]
Эмэ долетела до цели: повиснув на самой дальней трапеции, она еще вся дрожала от усилия. Она повторила попытку, и трюк снова удался. Радость захлестнула их. Казалось, они упивались победной силой своих тел. Стремительно проносились они в воздухе, встречались на лету, а потом опять отдыхали рядом, рука в руке, улыбающиеся, взмокшие от пота.
В порыве радости каждый нахваливал тело партнера, поглаживал его мускулы, оба глядели друг на друга сияющими глазами.
— Ça va! Ça va! — кричали они смеясь.
Они начали усложнять упражнения. Придумывать новые трюки. Предпринимать новые попытки. Они вкладывали в свою работу весь жар первооткрывателей, обсуждая и беспрестанно изобретая варианты. Фриц потерял сон: мысль о работе не давала ему покоя.
По утрам, еще до восхода солнца, он будил Эмэ стуком в дверь.
И, еще стоя за дверью, покамест Эмэ одевалась, он излагал ей свой замысел, во весь голос объяснял новые трюки, а она с тем же пылом отвечала ему, и их радостные голоса разносились по всему дому.
Протирая глаза, Луиза приподнималась в своей постели.
Она стала приходить на репетиции. Захваченная стремительностью полета, она подбадривала их криками и хлопала в ладоши. Они откликались сверху, и воздух оглашался звонкими возгласами.
Один Адольф молча сидел в углу у входа в конюшню.