- Забылась... Ты уж прости.
- Нельзя. Не к добру это, - настаивал он, опять наполняя ее рюмку.
Выпив с Игнатом, Арина приложила к горячим щекам ладони, легко покачнулась на стуле, рассмеялась:
- Ой, пьянею! Голова начинает кружиться. Наверно, отучилась пить. Сижу и чувствую, как пьянею.
- Пройдет. Это кровь играет.
- А ты хитрый...
- С чего ты взяла?
- Мне налил штрафную, чтоб споить...
Игнат ухмыльнулся, сграбастал бутылку и приложился к ее горлышку. Арина с изумлением глядела, как в перевернутой вверх дном бутылке с каждым глотком клокочет и убавляется водка. Вот уж последние капли выпиты. Игнат с торжественным видом небрежно кинул посуду под стол, выдохнул:
- Теперь мы в расчете.
- Игнат... - только и промолвила Арина.
Он встряхнул свои смолистые кудри, протиснулся между столом и подоконником, остановился на середине комнаты.
- Уважила ты меня, не прогнала. И на том спасибо... Скучно! Вроде червяк душу сосет... А вот с тобою на сердце отлегло. Полегчало. Ты вроде родня мне. Ей-богу, Арин...
- Родня посеред дня, а ночью не попадайся.
Что-то в нем раздражало Арину, не о том говорили они, как ей мечталось, не то делали. А он все распалялся, не отводя от нее блестящих глаз:
- Какую силу скопил я в себе - страшно подумать.
Я еще покажу им, я покажу! - Игнат неизвестно кому погрозил кулаком и вернулся к столу, приблизив к Арине лицо. - Они поймут, кто такой Игнат Булгарин, поймут!
- Ты уехал тогда и не попрощался со мной, - с едва скрытой горечью, с печалью вдруг вспомнила она. - Я одна ходила за ягодами на Шахан. Надеялась, что ты там... Много я передумала о тебе. А спросить у твоей матушки стеснялась, где ты...
Игнат прервал свои рассуждения, в замешательстве поморщился.
- Детство! - махнул рукой. - Что я тогда понимал, пацан желторотый. Вот теперь... - Он наклонился над Ариной, неожиданно и грубо привлек ее к себе, поцеловал в губы. - Теперь я не упущу тебя, не ускользнешь, прошептал Игнат.
Арина толкнула его в грудь обеими руками, вырвалась из объятий. Губы у нее дрожали, на щеках проступала бледность.
- Катись...
Игнат остолбенел:
- Ты что, Арин? Вот чудачка... Мы ж не дети.
- Сматывай удочки.
- Выгоняешь... - Игнат попятился к вешалке, машинально напялил дубленку, не сводя с нее бегающих глаз. - Как же так... Издеваешься, да?
- Уходи, - упавшим голосом произнесла Арина. - К нему с открытой душой, а он с грязью. Пожалел бы мою память, раз не жалеешь меня. А теперь и вспоминать не о чем. Пошел.
- Ладно, ладно, - озадаченно бормотал он, уже из сеней. Звякнула щеколда, дверь открылась, но в последний момент Игнат раздумал уходить, вернулся к столу. - Все равно, как ни гордись, мы с тобой два сапога пара.
Эх, была не была, покажу одну диковинку! Хитрая диковинка... - Он пошарил во внутреннем кармане пиджака и, сделав резкий выброс руки, шлепнул по столу сберкнижкой. - Чего бы мы вдвоем наворочали, глянь!
Арина, странно успокоившаяся, взяла сберкнижку, расправила на ней завернутые углы, но раскрывать не стала, только загадочно усмехнулась и швырнула ее к порогу.
- Купить хочешь? Не на ту напал. Не покупаюсь я, Игнат.
- Чужими деньгами не сильно-то кидайся! - крикнул он, поднимая книжку. Выпрямился, с подчеркнутым достоинством одернул дубленку. - До свидания, голубка...
Однако стоял в сенях, не трогался с места.
- Сердишься?.. Ну прости, если что не так вышло.
Сама понимаешь, в этом деле трудно сдержаться. Не камень ведь... А вообще я хотел с тобой по-хорошему, по-серьезному...
- Катись.
- Одного не пойму: чего ты взбеленилась? Какая муха тебя укусила... Может, про Костю вспомнила, про этого травника?
Арина, уставившись неподвижным взглядом в темное окно, ничего не ответила. В глазах ее светились набежавшие слезы.
Игнат накинул петли дубленки на блестящие металлические пуговицы и вышел во двор на ветер, остановившись в полосе света, струившегося из окна. Шляпу он держал в руке, волосы на голове шевелились.
Потом она услышала, как гулко хлопнула и, заскрипев, опять с шумом распахнулась калитка, - видно, под резким порывом ветра.
Игнат ушел.
Арина заперла дверь, потушила свет и села за стол...
Утром она высвободила онемевшую руку из-под тяжелой головы, посмотрела в окно. Медленно растекались по небу оранжево-дымные сполохи; в щели между рамою и стеклом сквозили струйки холода. Арина посидела несколько минут в горьком раздумье, затем, словно опомнившись, надела пальто. Нехорошо было на душе, хотелось заплакать навзрыд, кинуться вон из хаты и куда-то бежать, мчаться без оглядки. Но слезы точно высохли все, ноги в туфлях за ночь затекли и ныли, да и бежать было некуда.
И она пошла на ферму. Ветер дул в лицо, рвал на ней платок, взметывал льдинки. И шла она прямиком по незапаханной ершистой стерне, колола себе ноги, но боли не чувствовала. Уже у коровника перевела дыхание, постояла в затишке и обнаружила, что на ней туфли, а сапоги дома остались. "Заперла ли я хату? - испугалась Арина, но тут же успокоила себя: - Не заперла - и ладно. Вор к нам не зайдет".
Всю неделю Арина беспросветно колготилась на ферме, домой прибегала лишь ночевать - и то в сумерках, чтоб никто не видел ее. Дни тянулись, не принося облегчения.
Игнат тоже затаился, ушел в себя. Ждал счастливой перемены в отношениях с Ариной. "Набивает себе .цену, - рассуждал он, томясь на отцовской печи под дерюгой. - Ладно, все перемелется - мука будет". История с Ариной избавила его от скуки и одиночества, все мысли были заняты одним: что же дальше будет? Теперь Игнату даже с Федором не хотелось встречаться. Под вой ветра в трубе хорошо мечталось одному. За окнами пуржило, несло непроглядно-густым снегом. И вот Федор заглянул к нему в тот самый день, когда Игнат не был расположен принимать гостей.
Федор долго топтался в коридоре, обметал снег с валенок, намеренно громко кашлял. Игнат не пошевелился под дерюгой, не откликнулся. Лежал, глядел в потолок, думал о своем.
- Метет, - с порога сказал Федор. - Аж глаза залепляет... Зима!
Игнат молчал. Федор присел на лавку: