Это был голос человека, привыкшего командовать.
Он вытянул руку, показывая курс, каким предполагал следовать, сошел с железнодорожной платформы и пустился в плавание, твердо держа штурвал и вперив глаза в буссоль.
Образовалось нечто вроде небольшой процессии, которая и двинулась по улице: впереди решительно и спокойно шел капитан, в нескольких метрах позади не.го брели два носильщика - Како Подре и Мисаэл, тащившие багаж капитана. Како Подре к этому времени уже выпил свою обычную порцию и шагал не слишком уверенно, звание "юнги", данное новоприбывшим, вряд ли было ему под стать. Собрались любопытные, они шептались: штурвал, который Мисаэл нес на голове, волновал их воображение.
Капитан не вошел в дом. Он ограничился тем, что указал носильщикам, куда нести вещи, а сам зашагал дальше, к берегу моря. Дойдя до скал, он остановился и посмотрел вверх взглядом знатока, после чего начал подъем. Скалы у нас не отличаются ни высотой, ни крутизной. В летние дни по ним лазают ребятишки, а по ночам в их тени скрываются влюбленные. Но в выражении лица капитана было столько решимости, что все разом ощутили опасность предприятия: казалось, наши скромные скалы превратились в недоступную каменную гряду, на которую еще никогда не ступала нога человека.
Дойдя до верха, капитан остановился, скрестил руки на груди и вперил взор в водную гладь. Он стоял неподвижно, ярко освещаемый солнцем, ветер наш всегдашний мягкий бриз - развевал его волосы. Он напоминал солдата, вытянувшегося на параде по команде "смирно", или, вернее, учитывая его величественность, бронзовую статую какого-нибудь генерала. На капитане была странная куртка из грубой синей материи с большим воротником, несколько похожая на военный китель. Один лишь Зекинья Курвело, заядлый читатель приключенческих романов, догадался, что перед ними настоящий морской волк во плоти и крови. Он шепнул остальным, что приезжий в своем кителе чрезвычайно похож на капитана - точь-в-точь такой капитан изображен на обложке одного морского романа, повествующего о приключениях хрупкого парусного судна в открытом море среди ветров и бурь.
Капитан на обложке был одет в такой же китель.
Приезжий стоял неподвижно всего лишь мгновение, но это было долгое мгновение, и образ его чуть ли не навеки запечатлелся в памяти соседей. Потом эффектным жестом он вытянул вперед свою короткую руку и произнес:
- Ну вот, океан, мы снова вместе.
И опять скрестил руки на груди. То была констатация факта, но вместе с тем это звучало и как вызов.
Он окинул взором спокойную поверхность гостеприимной бухты, где смешивались воды реки и моря. Вдали на рейде чернели суда и быстроходные рыбачьи баркасы; их паруса ярко белели то тут, то там на голубом фоне моря. Взгляд капитана, гордая поза - все обнаруживало давнишнее родство с океаном, было ясно, что этот человек много повидал и у него есть основания относиться к коварной стихии и с любовью и с ненавистью. Даже скромные жители Перипери, далекие от мира героических приключений, поняли это.
Справедливо, однако, выделить из их числа Зекинью Курвело, он чувствовал себя в данном случае всецело в своей стихии, так как постоянно читал дешевые книжонки и привык иметь дело с пиратами и пионерами - открывателями новых земель, в силу чего был полностью подготовлен к роли провозвестника прибытия героя.
Таким образом, когда капитан спустился со скал и очутился среди будущих соседей, бормоча про себя:
"Не могу я жить вдали от океана..." - он окончательно привел в восхищение своих новых сограждан. Каза"
лось, однако, что он их не видит и не замечает ни их присутствия, ни их любопытства.
Каждое движение капитана было точно рассчитано. Сначала он взглядом измерил расстояние, отделявшее его от стоявшего неподалеку, рядом с пляжем, уединенного дома, окна которого выходили прямо на море. Потом взял курс на дверь дома и начал штурм.
Соседи внимательно следили за всеми его действиями.
Вид капитана: круглое красное лицо, пышная серебристая шевелюра и куртка с блестящими пуговицами - внушал им уважение. Когда капитан начал переход к дому, Зекинья Курвело зашагал с ним рядом; он занял свой пост.
Носильщики принесли остальной багаж, капитан отдавал приказы, точные нерешительные. Чемоданы, тюки, шкафы, корзины и сундуки были поставлены в гостиной. Только теперь, кончив дела, капитан заметил небольшую толпу, наблюдавшую за ним с улицы. Он улыбнулся, поклонился, положив руку на грудь, - в этом жесте было что-то восточное, экзотическое. В ответ послышался целый хор приветствий и возгласов "добрый вечер". Набравшись храбрости, Зекинья Курвело сделал шаг к двери дома.
Из объемистого кармана кителя капитан извлек какой-то странный предмет, похожий на револьвер. Зекинья попятился. Но это оказался не револьвер. Однако что же это могло быть? Капитан сунул предмет в рот... Трубка! В нашем мирном предместье курить трубку уже само по себе считалось экстравагантным.
А эта трубка была к тому же еще и не простая - белая, будто из морской пены, и с изображением обнаженной русалки. "О!" - Зекинья остолбенел.
Когда он пришел в себя, новый житель предместья собирался уже отойти от двери. Зекинья поспешил предложить свои услуги: не может ли он быть чем-нибудь полезным?
- Весьма, весьма признателен, - поклонился капитан. Он достал из бумажника визитную карточку и протянул ее Зекинье со словами: - Старый моряк к вашим услугам.
Потом соседи видели, как капитан, вооружившись молотком и отверткой, открывал с помощью носильщиков ящики в гостиной. Оттуда были извлечены какието странные инструменты, огромный бинокль, буссоль.
Любопытные постояли еще немного возле дома, наблюдая за капитаном, а затем отправились разносить новость по предместью. Зекинья показывал всем визитную карточку, украшенную якорем.
Васко МОСКОЗО де АРАГАН,
капитан
дальнего плавания
Вот так в необычайно ясный голубой день состоялось прибытие капитана в Перипери. И с той же минуты он завоевал авторитет и за ним укрепилась репутация героя.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Где речь идет об отставных чиновниках и ушедших на покой торговцах, о женщинах, о беглых девицах, разорении, самоубийстве, а также о пенковой трубке
Знаменательному дню прибытия капитана предшествовали события, как нельзя более способствовавшие созданию той атмосферы трагедии и тайн, которая как бы заранее подготавливала жителей предместья ко всему, что затем последовало.
Примерно с марта по ноябрь однообразие жизни Перипери довольно редко нарушается каким-либо событием. Зато во время каникул - в декабре, январе и феврале - все тихие курортные поселки "Бразильского Востока", из которых Перипери - самый крупный, самый населенный и красивый, оживают. Открываются двери прекрасных особняков, владельцы которых живут почти весь год в Баие. Веселая молодежь заполняет пляжи, юноши играют в футбол, девушки в купальных костюмах лежат на песке, по морю снуют лодки. Прогулки, пикники, вечеринки, флирт под деревьями на площади или под сенью скал...
Остальные девять месяцев местные жители проводят в воспоминаниях о курортном сезоне. Они подолгу толкуют о празднествах, романах, ссорах между влюбленными, о ревнивом юном силаче, грозившем задушить чьего-то ребенка, о бале, данном по случаю чьего-то дня рождения, о многочисленных шумных попойках, нарушавших ночную тишину.
Постоянное население Перипери, за исключением рыбаков, нескольких торговцев - хозяев единственной булочной, двух барОв, бакалейных магазинов и аптеки, да служащих "Бразильского Востока", живущих рядом со станцией, составляют отставные чиновники и ушедшие на покой торговцы с семьями, состоящими большей частью только из супруги или незамужней сестры. Некоторые из этих почтенных старцев утверждают, будто Перипери им больше нравится в дни спокойных будней, на самом же деле все они в конце концов оказываются так или иначе втянутыми в бурные события курортного сезона. Как не взглянуть, прищурясь с видом знатока, на женщин на пляже - вот это красотка! - как не сказать соленую остроту по адресу влюбленных, прячущихся в темных уголках! Сеньор Адриано Мейра, бывший владелец лавки скобяных товаров, каждый вечер после девяти часов выходил из дому с электрическим фонариком, чтобы, как он говорил, "сделать смотр парочкам, проверить, чем они занимаются". Он разработал целый маршрут по переулкам, скалам, дворам, подворотням, где влюбленные ищут уединения, благоприятствующего любви. На следующий день сеньор Адриано представлял приятелям весьма обстоятельный и пикантный отчет. Старики потирали руки, глаза их блестели.
Все это служило поводом для пересудов не только в летние месяцы. Когда отдыхающие разъезжались, каждый случай припоминался во всех подробностях, его долго разбирали и обсуждали. Ведь после их отъезда в Перипери снова воцарялись спокойствие и мир, время тянулось так медленно, а фонарик сеньора Адриано освещал лишь попойки Како Подре или свидания кухарок с рыбаками.
Бывают исключительно удачные курортные сезоны. Не потому, что стоят прекрасные дни, зелень деревьев особенно сочна, а море необыкновенно голубое, не потому, что вечерами дует свежий бриз и сверкают звезды, этому отставные чиновники и торговцы придают мало значения. Удачным считается такой курортный сезон, во время которого произошел настоящий громкий скандал. Вот это действительно пища для разговоров на все мертвые месяцы! Но скандалы бывают так редко. А жаль!
Итак, курортный сезон, предшествовавший приезду капитана, был на редкость урожайный: два скандала, один в начале января, другой (с трагической развязкой) после карнавала, надолго запомнились обитателям предместья.
Собственно говоря, невозможно установить прямую связь между случаем в семье подполковника военной полиции Анаииаса Миранды и историей капитана Васко Москозо де Араган. Однако большинство склонно объединять эти два факта, как будто несчастья подполковника были своего рода прологом к приключениям капитана.
Мало ли какие сплетни ходят среди обывателей!
Настоящий историк не должен прислушиваться к ним.
Может быть, и нам не следовало бы рассказывать здесь об этой трагедии, которая обошлась, впрочем, без кровопролития. Но ведь из каждого происшествия всегда можно извлечь урок - вот и мы из шумных, ураганом пронесшихся событий с участием подполковника, его жены Рут и молодого студента факультета права Арлиндо Пайвы сумеем извлечь по меньшей мере два ценных урока. Первый: даже самые лучшие и чистые намерения могут быть дурно истолкованы; и второй: не следует чересчур полагаться на служебный распорядок дня, даже у военного человека он может измениться.
То, что мы сказали о намерениях, относится к студенту, служебный распорядок изменился у отважного офицера военной полиции, с Рут же связаны томительно жаркие долгие дни, одиночество, праздность и жажда духовного утешения. Это была вполне созревшая красавица, с грустными глазами, опушенными длинными ресницами. Рут томилась одна на пляже и чуть не плакала: какой толк иметь мужа, если долгие тихие дни приходится проводить без него? Подполковник завтракал в десять утра и тут же убегал из дому.
Он торопился на утренний поезд, распорядок в его части был строгим. В семь часов вечера он возвращался, надевал пижаму, обедал, садился у дверей в шезлонг И клевал носом. "Неужели это называется иметь мужа, единственного мужчину в жизни, которому ты обязана отдавать всю свою нежность и ласку, услаждать его тело и душу?" - размышляла, сидя на пляже, томная и скорбная Рут де Мораис Миранда. Солнце жгло ее тело, а тоска грызла душу.
Юный Пайва, тронутый печалью сеньоры, столь нуждавшейся в моральной поддержке, не колеблясь, решил пожертвовать несколькими часами своей жизни, заполненной разными приятными обязанностями, и нарушить ее тяжкое одиночество. Он отказался от прогулок, от шумных футбольных матчей на пляже, от поучительных бесед с коллегами и даже от одного весьма перспективного романа. Благородный поступок человека с добрым сердцем, достойный всяческих похвал! Ведь здесь, в Перипери, тоскующая сеньора не имела возможности заполнить дневные часы киносеансами, визитами и покупками на улице Чили. И вот Пайва жертвует талантом, молодостью и чуть пробивающимися соблазнительными усиками, чтобы смягчить горе безутешной сеньоры.
А подполковнику удалось наконец в один прекрасный день нарушить строгость служебного расписания.
Он собирался сделать сюрприз своей женушке, которая постоянно жаловалась на его долгое отсутствие.
Вечерами, когда подполковник, возвратясь домой, пытался заключить ее в объятия, она отталкивала его, полная женской гордости и жажды мщения.
- Оставляешь меня одну целыми днями, будто я для тебя и не существую...
Подполковник купил кило винограда - Рут любила его больше всех фруктов; он представлял себе, как она аппетитно давит зубами сочные ягоды, - купил сыру, коробку мармелада и, наконец, бутылку португальского вина. Подполковник сел в поезд. Рут совсем одна, наверно, грустит, бедняжка...