Четвертый Курс
Кэт
Я оттолкнула Дина, и все потому, что он хочет быть больше, чем друзьями. Но я не уверена, что он видит во мне кого-то другого, кроме своей лучшей подруги. Он хочет большего только потому, что ему нужно, чтобы я вернулась в его жизнь. Он тоже мне нужен. Но я еще не выяснила, в качестве кого, и мне слишком больно думать о том, что я потеряю его после окончания учебы.
То, что я считала последней отчаянной попыткой удержать его в своей жизни, оказалось глупым планом. Это твой шанс — сказала я себе. В течение многих лет я задавалась вопросом, сможет ли Дин когда-нибудь связать себя со мной обязательствами и стоит ли вообще из-за этого разрушать нашу дружбу. Ответ — нет. Жаль, что я заставила нас обоих пройти через всю эту боль только для того, чтобы узнать это.
После того, как я выхожу из ванной, Бекка, моя соседка по комнате, протягивает мне бутылку воды:
— Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Я отвинчиваю крышку и делаю глоток воды:
— Не беспокойся обо мне. У меня слабый желудок. Я к этому привыкла.
— Да, но в последнее время тебе часто плохо. Может, у тебя аллергия на глютен.
— Целиакия (прим. болезнь, которая развивается у лиц предрасположенных к непереносимости глютена)? Не-а, сомневаюсь, — я плюхаюсь на кровать и смотрю на Бекку, все еще чувствуя тошноту в желудке. — Это пройдет.
— Если бы это длилось несколько дней, я бы сказала, что все в порядке, но прошла по меньшей мере неделя, как ты выблёвываешь почти каждый прием пищи.
— Не могли бы ты передать мне мой учебник? — я указываю на книгу по деловой этике, которую мне нужно прочитать, если я все еще хочу получить диплом с отличием.
Бекка кладёт его на кровать рядом со мной и садится:
— Тебе нужно обратиться к врачу. Позволь мне записать тебя, а пока перестань есть так много продуктов с содержанием глютена. С тех пор как наш сезон закончился, ты съедаешь тонну углеводов.
— Я сегодня даже ничего не ела.
Она придвигается ближе ко мне и изучает мое лицо:
— Пожалуйста, сходи. Тебе нужно сдать анализы, чтобы понять, происходит ли с тобой что-то серьезное. Рвота при приеме большинства блюд не является здоровой или нормальной. У моей сестры целиакия. Это может быть болезненно и отстойно, если её не лечить.
— Все, что мне нужно сделать, это перестать есть глютен, — говорю я ей, открывая учебник у себя на коленях. — Ну вот и всё, проблема решена.
— Перестань быть такой упрямой и сходи к врачу. Тебе лучше узнать об этом сейчас, чтобы ты могла уберечь себя от болезней на всю оставшуюся жизнь.
— Спасибо, мамочка, — говорю я с улыбкой и подмигиваю.
— Эй, делай, что хочешь. Я говорю по опыту со своей сестрой. Будет только хуже, если ты не сдашь анализы.
Я беру с кровати свой телефон и набираю номер медицинского центра в кампусе. Через пять минут у меня назначена встреча на конец недели. Это достаточно удовлетворяет Бекку, чтобы мы могли вернуться к работе.
Она хватает свои книги, ручки и блокноты и разбрасывает их по полу между нашими двумя односпальными кроватями. Мы живем в одной комнате с первого курса. Университет объединил девочек из женской хоккейной команды, и с тех пор, как я попросила Бекку в соседки, а она меня, мы вместе. Она потрясающая хоккеистка и прикрывала меня с тех пор, как мы были детьми.
Я опускаю взгляд на практический тест, засунутый в мою тетрадь:
— Хорошо, так какой ответ ты получила на первый вопрос?
Она покусывает кончик ручки и смотрит на меня так, словно озадачена:
— Я не ответила на него.
Я наклоняюсь в сторону, хватаю свою подушку и бросаю ей в голову:
— Ты самый худший партнер по учебе на свете.
— Эй, — кричит Бекка, вскидывая руки в воздух. — Я не знала ответа.
— Учитывая, что это самый простой вопрос во всем тесте, это пугает.
— Ну, умница-разумница, мы все не можем быть идеальными.
Я смеюсь:
— Я далека от совершенства. Я так сильно облажалась, что даже не знаю, как это исправить.
— С Дином? — она придвигается ближе ко мне и роняет ручку в свою тетрадь. — Ты так и не сказала мне, что между вами двумя происходит. Он вел себя так же странно, как и ты.
Я пожимаю плечами и откидываюсь на кровать, опустошенная:
— Не знаю. Все очень сложно.
При мысли о нашем последнем разговоре мне снова хочется блевать. Моя вина и сожаление, вероятно, являются истинной причиной моего слабого желудка. Я никогда не могла справиться со стрессом.
— Он что-то сделал? Я могу надрать ему задницу, если хочешь.
Мы обе смеемся над ее глупостью.
— Даже не думай об этом, — предупреждаю я. — Дин ничего не сделал. Это я. Я облажалась.
— Ты сама собираешься мне рассказать, или мне придется вытягивать?
Расстроенная, я выпустила струю воздуха, сдувая волосы с лица:
— Мы переспали.
— В смысле, у тебя был секс с Дином? — ее глаза и рот расширяются от шока. — Да ладно. Вы наконец-то сделали это.
Я отворачиваюсь от нее, чтобы посмотреть в окно в дальнем углу нашей комнаты:
— Это было ошибкой.
— Серьезно? Как секс с Дином мог быть ошибкой? К настоящему времени весь универ, вероятно, видел его голым, и ты лучше меня знаешь, что он…
Я поднимаю руку, чтобы заставить ее замолчать:
— Пожалуйста, не заканчивай эту мысль. И да, он… Ну, он же Дин. Мы можем оставить эту тему?
Она дергает меня за плечо, заставляя посмотреть ей в глаза:
— Не могла бы ты, по крайней мере, сообщить мне некоторые подробности? Ох, секс с Дином Кроуфордом, должно быть, стоит на первом месте в списке желаний большинства девушек в этом кампусе.
— Ну я могу вычеркнуть это из своего, — я криво улыбаюсь ей, чтобы поднять настроение, хотя внутри чувствую себя дерьмово.
— Да ладно тебе, Кэт. Дай мне хоть каких-нибудь подробностей.
— Окей, — я закатываю глаза, глядя на Бекку. — Он был потрясающим.
— Что изменилось?
— Не сердись, но мы занимаемся сексом с прошлого года. Я попросила Дина лишить меня девственности, и он это сделал. Тот факт, что я не рассказала об этом ни одному из своих самых близких друзей, только доказывает, что у нас никогда бы ничего не получилось.
— Так, почему у вас, ребята, не может с ничего получиться? Я не понимаю?
— Я отказываюсь быть его тайной подружкой. Думала, что смогу это сделать, но я хочу большего, чем то, что он может мне предложить. Дин хочет, чтобы я была его девушкой, но мои братья не должны об этом знать, так в чем смысл? У нас долгое время получалось вернуться к нормальной жизни, пока мне не пришлось спросить его, можем ли мы быть чем-то большим. Следующее утро изменило все, по крайней мере для меня. Когда реальность обрушилась на меня, и я поняла, что у нас никогда ничего не получится, я поняла, что мы должны вернуться к тому, чтобы быть друзьями.
— Но вы же даже больше не друзья. Так ведь? Ты избегаешь его большую часть времени, когда видишь его в кампусе, и игнорируешь его звонки.
— Думаю, мне нужно время. После того, что Дин сделал на следующий день, я уже не чувствую себя прежней.
— Не держи это в себе. Что он сделал?
— Он заставил меня залезть в его шкаф, пока разговаривал с Тео обо мне, как будто я был хоккейной зайкой. Это было ужасно. Пока я сидела на полу рядом с вонючей сумкой «Бауэр», до меня дошло, что мы совершили ошибку. Дин пытался доказать мне, что это не так, но я не разделяю его мнения.
— Но вы, ребят, дружите уже много лет, и он практически привязан к близнецам.
— Близнецы — еще одна причина, по которой это никогда не получится. Мои братья все эти годы доверяли ему присматривать за мной. Конечно, Дьюк всегда думал, что между Дином и мной было нечто большее, но близнецы так не считают.
— Итак, ты собираешься отрицать свои чувства к Дину из-за своих братьев? Для такой умной девушки ты ведешь себя как идиотка, Кэт. С Дином у тебя была бы распланирована вся твоя жизнь.
— Это еще одна причина, по которой мы не можем быть вместе. Мы выпускаемся на следующей неделе, а потом я уезжаю в Чикаго на стажировку. Дин вернется домой, чтобы помогать своей маме до драфта НХЛ. Мы не можем встречаться, когда живем в двух тысячах миль друг от друга.
— Ну, он ведь будет останавливаться в Чикаго на матчи, и я уверена, что вы, ребята, могли бы как-нибудь справиться на расстоянии.
— Моим родителям приходилось справляться с этим в течение многих лет. Еще до того, как моя мама заболела, Дьюк сказал, что ей было тяжело подолгу не видеть моего отца. Дьюк и Остин составляли ей компанию и помогали ухаживать за ней, когда она стала слишком больна, чтобы что-то делать самостоятельно. У моего отца не было выбора. Если он хотел иметь возможность позволить себе лечение, в котором нуждалась моя мама, он должен был сосредоточиться на своей карьере. Я не хочу оказаться в таком же положении.
— Перестань зацикливаться на негативе, — говорит Бекка, скрещивая ноги перед собой. — Ты не должна вычеркивать Дина из своей жизни из-за того, что случилось с твоими родителями.
— Я не хочу закончить жизнь в одиночестве, ожидая кого-то, кого почти никогда нет дома. Если бы ты выросла так же, как я, ты бы поняла. Мои братья для меня как родители, и это все усложняет.
Бекка хлопает меня по колену и улыбается:
— Я понимаю, поверь мне, понимаю. Но мы говорим о Дине. Он сделает для тебя все, что угодно.
Я киваю. Бекка права насчет Дина. В течение многих лет он был моей опорой. Я должна исправить всё между нами, пока не стало слишком поздно.
***
По дороге в медицинский центр я сталкиваюсь с Дином. Он одет в черные баскетбольные шорты и обрезанную рубашку, которая подчеркивает все достоинства его рук. Трудно не хотеть его, когда он так хорошо выглядит, но я пообещала себе, что мы могли бы снова стать друзьями. И я планирую придерживаться этого обещания.
Обхватив меня рукой за спину, Дин притягивает меня к себе. Хотя это нормально, его жест все равно ощущается как нечто такое, что мужчина сделал бы со своей девушкой. Мы делали это задолго до того, как занялись сексом, из-за чего мне было еще труднее различать его действия.
— Я рад, что ты наконец-то перестала вести себя как девчонка, — говорит Дин со смехом в голосе.
Я поднимаю на него взгляд и ухмыляюсь:
— Должна ли я напоминать тебе, что я девочка, глупый ты мальчишка?
Он шевелит бровями, глядя на меня, и это так чертовски мило, что мне хочется поцеловать его за это:
— О, я знаю, что ты девочка, Котенок.
— Давай не будем делать все более странным, — говорю я ему, боясь, что наш разговор примет еще один плохой оборот.
До того, как мы переспали, разговоры о сексе были именно такими. Я никогда не тратила много времени на то, чтобы обдумывать что-либо, поскольку никогда не думала, что Дин хоть отдаленно интересуется мной. Теперь, когда я заметила перемену в его поведении, я тщательно анализирую все, что говорит и делает Дин. Я ненавижу себя за то, что делаю это, но мне трудно отделить эти мысли, когда мы вместе.
— Никаких странностей, — говорит он, открывая передо мной дверь в клинику. — После тебя, Котенок.
Мы идем по длинному коридору в молчании, которое раньше никогда никого из нас не беспокоило. Теперь мне кажется, что мы понятия не имеем, что сказать друг другу. Дин аккуратно ступает рядом со мной. Могу сказать, что он боится, что сделает что-то не так, что заставит меня снова оттолкнуть его. Я чувствую себя ужасно из-за всего, через что заставила его пройти.
Мы останавливаемся перед стойкой регистрации и ждем, пока женщина, сидящая за ней, оглянется через плечо и обратит на нас внимание.
— Надеюсь, у тебя нет этой штуки с целиакией, — говорит Дин так, чтобы только я могла его слышать. — Я погуглил вчера вечером. Звучит так, будто это полный отстой. Ты бы больше не смогла есть пиццу во фритюре.
Я улыбаюсь его словам:
— Ничто не помешает мне съесть пиццу, когда я вернусь домой. Я с нетерпением ждала этого с тех самых пор, как закончился мой сезон.
— Хочу заехать в гости после драфта. Я должен посмотреть, стоит ли эта пиццерия всех тех похвал.
— О, это того стоит, более чем.
Медсестра разворачивает свой стул лицом к нам, ее лицо ничего не выражает: — Имя, пожалуйста.
Я прижимаю ладони к стойке и наклоняюсь вперед:
— Кэтрин Болдуин. Я здесь, чтобы поговорить с доктором Грейди о результатах моих анализов.
Она прокручивает компьютер и нажимает несколько кнопок:
— Ваша медицинская страховка осталась прежней?
— Я была здесь всего четыре дня назад.
Она серьезно смотрит на меня:
— Да или нет?
Дин кашляет, чтобы сдержать смех.
Я толкаю его под руку, сохраняя зрительный контакт с сестрой Рэтчед:
— Да, все осталось прежним.
— Отлично. Присаживайтесь, — затем она отворачивается, как будто нас никогда и не было.
Мы отходим от стойки регистрации и находим место поближе к входной двери. До окончания учебы осталось всего несколько дней, и медицинский центр опустел. Жуткая тишина в комнате делает неловкость между мной и Дином еще более заметной.
Почему я не могу отбросить свои девичьи чувства в сторону и снова стать его лучшей подругой? До того, как мы занялись сексом, у меня никогда не было проблем с тем, чтобы находиться рядом с Дином. Мы везде ходили и все делали вместе. Никогда не было такого момента, когда мне было бы некомфортно разговаривать с ним. Я даже говорила с ним о спазмах при месячных и прочем глупом девчачьем дерьме. Его никогда не волновало, о чем именно мы говорим, пока я была в его жизни.
Дин держит мою руку у себя на коленях, пока мы ждем, что другая медсестра, одетая в светло-голубую форму, войдет в дверь.
— Кэтрин Болдуин, — говорит она, уставившись на карту в своих руках.
Я высвобождаю свои пальцы из пальцев Дина и встаю со стула. Он повторяет мои движения и кладет руку мне на спину, чтобы поддержать меня.
— Это я, — говорю я медсестре.
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Я встречаюсь взглядом с Дином и качаю головой:
— Нет, со мной все будет в порядке. Мне потребуется всего несколько минут, чтобы поговорить с доктором.
— Я подожду тебя здесь, — он хватает меня за бедро, притягивая достаточно близко, чтобы поцеловать в лоб. — Удачи, Котенок.
Я улыбаюсь в знак признательности, прежде чем пройти рядом с медсестрой в заднюю часть клиники. После того, как медсестра измеряет мои жизненные показатели, она заносит информацию в мою карту, не говоря мне ни единого слова. Нервная энергия проносится по моему телу, разжигая огонь под моей кожей. Я всегда ненавидела врачей, главным образом потому, что росла, когда они приходили и уходили из моего дома.
Может быть, мне следовало привести сюда Дина, чтобы он составил мне компанию. Он бы знал, что нужно сказать, чтобы успокоить меня.
— Привет, Кэтрин, — говорит доктор Грейди с озабоченным выражением на своем увядшем лице. — Как вы себя сегодня чувствуете?
— Хуже, чем несколько дней назад. Мой желудок сводит меня с ума. Я чувствую это, знаю, что со мной что-то не так. У меня целиакия? Я перестала есть глютен несколько дней назад.
Он качает головой и садится на табурет рядом со мной:
— Ваши анализы отрицательны на целиакию. Однако я попросил лабораторию провести еще несколько тестов, чтобы исключить другие возможности, — он закрывает мед. карту и кладет ее на стол рядом со мной. — Вы знали, что беременны?
Мое сердце учащается до ненормальной частоты, которую не могут контролировать даже мои обычные дыхательные упражнения:
— Как я могу быть беременна? — держась за живот, я наклоняюсь вперед и давлюсь своими словами. — Это невозможно.
— Боюсь, тесты не лгут.
— Но как? — у меня проблемы с дыханием. Воздух выходит из моих легких, когда я пытаюсь заговорить.
— Мы взяли образец вашей крови, Кэтрин.
— Кэт, — напоминаю я ему.
Он кивает.
— Послушай, Кэт, у тебя есть варианты. Я знаю, это была не та новость, которую ты хотела услышать перед выпуском.
— Нет, даже близко не та, — я закрываю лицо руками и вздыхаю.
Как это случилось?
— Когда вы в последний раз были сексуально активны?
Я смотрю на него сквозь пальцы:
— В прошлом месяце.
— Вы на небольшом сроке, — говорит он, вырывая листок бумаги из блокнота в кармане. — Вот список женских консультаций в этом районе. Выберите тот, который вам понравится, и я могу отправить им направление вместе с копией вашей карты.
Я беру листок у него из рук:
— Я возвращаюсь в Чикаго. Вы случайно там никого не знаете?
— Боюсь, что нет. Позвоните в свою страховую компанию. Они должны быть в состоянии помочь вам найти кого-нибудь, — он встает со стула, и я изо всех сил стараюсь не расплакаться у него на глазах.
— Спасибо, доктор, — я протягиваю ему для пожатия свою дрожащую руку.
Он сжимает мои пальцы своей крепкой хваткой:
— Берегите себя, Кэт.
Всякий раз, когда у меня возникает проблема, я бегу к Дину, за исключением того, что теперь он — часть проблемы. Что мне делать? Рождение ребенка может все испортить. Как будто для нас все и так было недостаточно плохо, ребенок мог вбить между нами еще больший клин.
Должна ли я сказать ему? Блядь. Я не хочу разрушать его будущее из-за ошибки, которая была моей идеей. Теперь я должна принять решение, которое может навсегда изменить наши жизни.