— Ты что, блестяще глупая? — шипит сквозь трубку Диана, заставляя себя поникнуть ещё сильнее. — Говорит, что нельзя позволить увидеть Устинову Артёма, а сама тащит того к нам домой!
— Но он его и так видел. — забываюсь плотнее под одеяло, утыкаться носом в подушку. — Той ночью, в школе…
Даже думать не могу. Все мысли исчезли вместе с ушедшим вчера Даниилом, оставив за собой разлитый по столу крепкий напиток. Спасибо дверью со всей силы не хлопнул, иначе спали как на вокзале, обмотав все видимое чужим взглядом чёрными пакетами и скотчем.
— И что? По крайней мере на улице он не стащит ничего такого, что можно сдать в лабораторию на анализ ДНК! — логично.
Он ведь не просто так разглядывал фоторамку с фотографией меня и новорождённого ребёнка. Складывал разбросанный пазл, подсчитывал, соединял известные факты в единую цепочку. То-то Устинов решил действовать на кухне, решив сыграть злого полицейского, вдавливая моё мягкое место в мойку.
За стенкой послышался грохот. Артём. Собирает в одну громоздкую кучу школьные учебники за девятый класс, так сказать прощается со всей наболевшей жизнью внутри обшарпанных стен. О моей просьбе подождать до выбора школы и разговоры с новым директором можно смело забыть, бросив в стенку нечто тяжёлое и громкое.
— Артём! — закрываю динамик телефона пальцем. — Можно, пожалуйста, тише громить свою комнату?
Сегодня вторник, должна находиться у себя на работе, мило беседовать с другими сотрудниками, Павлушей и сидеть ровно на попе, создавая различные макеты по дизайну интерьеров. Вместо этого у меня появился внеплановый отпуск за свой счёт, потерянный проект, порванная в клочья мечта подростка — жить в отремонтированной подростковой спальне.
Возвращаюсь к звонку. Диана на работе, быстро щелкая по клавиатуре, набирая тексты для невыпущенных журналов, газет, попросила некую Ольгу отправить Владимиру Константиновичу документы о будущей вести, поразившей весь наш город. Стало сразу интересно, о чем говорят на рабочем языке журналиста…
— Ой, а я там училась. — доносится удивлённый голосок той самой Ольги.
— Да-да-да, — резкий возглас, подруги пробил барабанную перепонку уха насквозь. Нельзя же так орать на сотрудников, которым свойственно выражаться, проявляя знания или талант. — Все, а теперь отнеси все нашему директору… Пускай лично проверит информацию и даст добро для дальнейшей печати.
Телевизор посмотреть? Шарю ладонью под подушками, выискиваю затерянный пульт. Нашла. Сквозь преграду из одеял тыкаю несколько раз подряд на кнопку включения, стараясь попасть невидимым глазу лазером в сияющую красную точку. Раздался неприятный писк, убрав звук на ноль, дождавшись загрузки, щелкнула на первый попавшийся канал.
Отлично, вернусь на двадцать три года назад. Буду смотреть мультфильм про медведя и девочку с фиолетовым платком на голове. «Мишка! Это не медведь — это лось какой-то!» — лепечет маленькая девочка в экране, двигая спящего на санках на каток.
— Ты ещё здесь? — интересуется на том конце, несколько раз произнеся «Алло».
Мычу в ответ, смотрю новую серию про разноцветных болтиков, любителей ремонтировать нашу технику. Жаль обычная выдумка сценаристов и режиссёров, а то так классно было наблюдать за починившимся за несколько минут холодильником или стиральной машинкой. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, иначе все переломается по-настоящему.
— Пока этого кастрата нет, — я рассказала ей о ситуации с ножом и его кокушками, познавших настоящую злость женской натуры, — займись делом: найди на нас троих отдельный, гостиничный номер, расписание чертова автобуса… Хоспади, придётся таблетки от тошноты покупать…
Дальше ничего не слушаю. Бубнит и бубнит, проговаривая об одном и том же: красивом кружевном бельё, платьях, шпильках, причёсках, макияже, украшениях… Ничего не знаю, ничего не хочу. Возьму старое платье с дня рождения нашей фирмы, сделаю бабушкиным методом кудри, намалюю губы и ресницы.
— Я тебя тоже люблю. — сбрасываю на её словах о записи на наращивание ресниц, крепко обнимая. Мысленно, с добрыми намерениями.
Набираю полную грудь воздуха. Выдыхаю. Вдыхаю. Выдыхаю. Ощущаю быстрый ритм сердца, неприятный писк внутри ушной раковины. Попыталась успокоиться, взяла да подняла давление, превратив пасмурный день в кошмарный. Все, буду лежать, смотреть сериалы, играть на телефоне в три в ряд.
— Мам, есть что поесть? — из угла выглядывает тёмная макушка с босыми пятками.
— Гречка с курицей, — незамедлительно отвечаю, выныривая из одеяла. Жарко до седьмого пота. — Если не хочешь есть, то в морозилке валяется пицца с грибами.
Поскакал за вторым. Открыл морозилку, пошуршал коробкой несколько минут, включил микроволновку. Маленькое наглое дите, совершенно не волнуется о матери, стоявшей несколько часов за плитой, обжаривая хрустящую кожицу. — А мне кусочек? — решаюсь встать с дивана, пойдя на кухню за кружкой прохладной воды.
Замечаю стоящего ко мне спиной обнажённую спину. Такой же широкоплечий, как и отец — наматываю мысли на вилку, зажевывая «завтрак» переменчивым настроением. Стоит в домашних шортах и висящем на шее крестике, поедает разогревшуюся до плавленого состояния сына тесто с начинкой из мяса и грибов, тихо посмеивается.
— Тебе нельзя, ты на диете. — смеется, получая шлепок по плечу. Один раз сказала и все — доводят своими напоминаниями.
— Все равно возьму. — нагло хватаю кусочек шампиньона, кладя в рот.
Жую, мычу от приятного удовольствия… мгновенно давлюсь, прося побить по спинке. Горло мгновенно обожгло острым кашлем, выплевывая все в раковину, открывая для умывания кран тёплой воды, мысленно послала к лешим на Кудыкину гору человека, ботнувшего со всей силы нашу дверь.
— Если что, я плохо себя чувствую… — говорю ушедшему проверять Артёма, намыливая заплеванные руки.
Закрываю напор, вытираю на сухо влажный участок кожи. Аккуратно, пока не открыли дверь, впуская незнакомцев «поговорить», спешу на диван. Выключаю вещавшего все это время телевизор, накрываюсь одеялом вместе с валявшийся под ногами пледом, утыкаюсь в спинку.
Сделав вид спящей красавицы, зажав между зубами указательный палец, сдавив до неприятной боли, услышала звук поворачивающихся оборотов закрытого замка. Дальше последовал разговор… между отцом и сыном! Диана, пожалуйста, не убивай меня своими грубыми речами. Я больше так не буду делать, клянусь.
— Здрасьте, — сжимаю между коленок край одеяла, боясь рвануться в сторону сына и Даниила. — Вы к кому?
— Здравствуй, — спокойный голос Устинова впился острыми кинжалами в мою открытую спину. — А твоя мама дома?
Сынок, я куплю тебе все, что потребуешь, даже щенка хаски или мейн-куна, только спаси меня от этого наглого во всех смыслах мерзавца. Не дай ему войти в квартиру под его предлогами о помощи, впустишь и он пропишется в нашей семье, как настоящий таракан с кличкой «Анатолич».
— Она болеет, — моя ж ты умница, спасаешь маму в такие трудные минуты. Моя гордость.
— Что с ней? — неужели мистер Устинов решил проявить ко мне человеческие эмоции, как волнение и обеспокоенность?
Он таким не был даже в школе. Не придёшь из-за температуры в школу, как на телефон придёт сухое смс с одним словом — «Выздоравливай». Вспомнить к этому тот же восьмое марта, когда всем девочкам дарили плюшевых мишек, тюльпаны, открытки, а мне, одной единственной, втюхали блокнот с кучей наклеек и разноцветных ручек.
Я была благодарна такому пожарку ведь Даниил знал: все свои тайные мысли записываю в личный дневник с замочком, который прячу глубоко под кровать, боясь быть пойманной маминой цепкой хваткой. Правда после такого меня тыкали пальцем, поговаривая о моём несмышлёном детском разуме.
— Обычный грипп, — враньё в нашей семье не поддерживаю, люблю, когда и Диана, и Тема говорят исключительную правду. Но здесь все меняет, пускай врет, прям-таки нагло.
Проходит две минуты. Моя спина превращается в раскалённое железо, готовое стать огромной лужицей от прожигающего взгляда карих глаз. Для большей убедительности начинаю усердно кашлять, превращая мелкую сценку в спектакль двух уважающих себя личностей.
— Видите? — прогоните его, пожалуйста, я сейчас по настоящему коньки отброшу, превратившись мумией.
— Тогда можешь передать ей это? Пока.