Сколько времени уже? Два, три ночи? Морфей никак не явится своим чарующим всех нас сном, вызывая для нас сладкие добрые сны.
Хочу провалиться сквозь землю, задушить лежачей под головой подушкой, выкрикнув болезненный крик. Провожу ладонью по лбу, смахивая скопившийся пот. На улице весна, а в отеле до сих пор толкают людям стеганные тёплые одеяла, заставляя всех спящих потеть ручьём.
Свернувшаяся на второй односпальной кровати Диана промычала нечто неразделенное, несвязанное между собой предложение. Откинув сквозь сон одеяло, повернувшись на другой бок, поджала один из краёв ногой под себя.
За противоположной стеной спит Артём. Вместе с Устиновым. Грызя перегрызанные ещё до этого момента ногти, чувствуя на языке остатки гель-лака, обеспокоенно встала с кровати. В одних хлопковых трусиках, майке и бывших голубеньких носках оглядываю пространство.
Найдя методом тыканья воздуха стул с положенными на спинку вещами, вцепилась в них как голодный волк. Поспешно одеваю порванные штаны, кофту, зачесываю пальцами волосы назад, убирая некоторые пряди за ухо. Медленно, боясь врезаться носом, иду к выходу.
Большой длинный коридор напоминающий общежитие, расположенные по обеим сторонам пронумерованные двери. Кошусь в сторону лестницы, все работники должны находиться у себя, видеть пробегающую меня не должны.
Выхожу из номера, следую к следующему. Прочитав на табличке — «108», — открываю дверь на себя. Освещённая светом телефона небольшая комната позволяет пройти мимо расставленной мебели к таким же односпальным кроватям. Строчивший до этого момента сообщение Даня не обращал на пришедшую меня внимание. Взгляд полной неожиданности перетекший в более пронзительный, вопрос, не заставившего так долго ждать:
— Почему не спишь?
— Не хочу. — отмахиваюсь, подходя к кровати сына.
После той ситуации в беседке, Устинова будто подменили. Помог перенести такого кабанчика как Артём на кровать, Диану, после, попрощавшись холодным «доброй ночи», ушёл. Куда — не известно, о своих походах не вещает, словно кем-то прихожусь: девушкой, женой, обычной подругой из прошлого. В данный момент нас объединяет сопящее под одеялом чудо.
Для меня же отчуждение Устинова никак не влияет. Скинула камень с плеч, поведала о сыне и все. Могу открыто дышать полной грудью, не боясь быть виноватой перед Богом за все страдания, что совершила в перечеркнутой двумя полосками юностью.
Ребенок спит, перевернувшись со спины на живот, обняв руками подушку, довольно мяукнул. Моя главная задача выполнена, убедившись в его целостности, пожелав таких же добрых ночей Даниилу, собралась возвращаться к Диане.
— Варя, — перехватив меня на открытии двери, отец ребёнка, если он так таковым будет, пропустил в коридор.
— Ну что ещё? — устало интересуюсь, пытаясь выдернуть свою руку из хватки.
Он стал закрытой книгой, которую невозможно прочитать, зная все языки мира. Молча закрыл за нами ведущую в номер сына дверь, оглядел на наличие персонала холл. Сместив свою тёплую ладонь с лучевой части до помолодевший пальцев, соединив со своими, повёл по противоположной от номеров стороне.
Сто, девяносто девятый, девяносто восьмой. Такими темпами мы добрались до самого первого номера второго этажа. Проведя по уже другой ручке ключ-картой — очень странно, — Даня впустил меня в чуть больший номер с двуспальной кроватью. Горящий ночник позволял разглядеть все бежевые и коричневые оттенки комнаты: стол с прикреплённой над ним плазмой, большой шкаф, кресло вместо стульев, сама койка.
Судя по открытой бутылке алкогольного пойла Даниил находился все это время здесь. В запое от хлынувших рекой проблем. Ничего не ново, ничего удивительного. Все по старой школьной схеме: приключилось беды с Антоном — он вёл себя хуже заключенного, — надо выпить и забыться на несколько дней у себя дома. Задели за гордость, высказав все своё недовольство — нужно сходить на вечеринку и напиться до упадка в обморок.
— Зачем ты привёл меня сюда? — теперь моя очередь становиться бездушной, удерживая на лице молчаливую маску.
— Хотел поговорить с тобой. — оу, неожиданная новость в такую позднюю ночь.
Мне, как девушке, хотелось поговорить именно тогда, когда плакала, рассказывая о нашем сыне. Сейчас стоит обратить внимание на будущий диалог с Артёмом, благодаря которому может состояться долгожданная встреча сына и отца. Хоть они и видели друг друга, разговаривали, мой пятнадцатилетний малыш ещё не догадывается о таком «подарке» судьбы.
— Ты говорила Артёму, что я его отец? — неожиданное предъявление летит огромным кинжалом в мою спину.
— Нет, — стараюсь быть резкой, как можно острее отвечать на выпады с его стороны. — Я рассказывала ему только о том, как ты сильно мог его любить, если бы мне не пришлось уехать из-за сложившихся обстоятельств.
Обстоятельств слишком много. Хоть в них и входила та самая девчонка блондинка, что кричала на всю школу о её беременности, но и без собственных родителей не обошлось умудрившихся отказаться от меня несколько раз за прошедшие пятнадцать лет.
— Тогда почему ты не рассказала мне об этом? — в его голосе едва слышится проскальзывающие нотки настоящего гнева. — Что ты беременна нашим с тобой сыном?!
— Ты сейчас серьёзно? — во мне просыпается недовольство. Взмахнув руками, разводя те стороны, на пол тона выше произнесла. — Как я могла тебе сказать о своей беременности? Подойти к той рыдающей девчонке, встать на колени и точно также проорать о том, что жду ребёнка?
Следующий вопрос сам слетел с моих уст:
— И кого бы ты выбрал: меня или ту, что орала на весь холл: «Ты сам орал, что её бросишь ради меня! Что со мной лучше, чем с ней».
О, да. Эти слова въелись в мой мозг так, что столовой ложкой не выковырять. Остались выжженной татуировкой на сердце, что болело каждый раз, как замечала слезы маленького ребёнка из-за таких же маленьких детей, тыкающих пальцем и картавя произносящих: «У нас есть папа, а у тебя нет!».
Языки бы за такое поотрывала да Дианка спасла, остановив от серьёзной драки с мамой-наседкой.
— Она не смогла стать матерью, — доносится до моих ушей глухое раздражение, — Кристина потеряла ребёнка, начав увлекаться наркотиками.
— Сочувствую. — пожимаю плечами, присаживаясь на покрытый постельным бельём матрас. Закинув ногу на ногу, облокотившись назад с помощью подставленных рук, звякнула в сторону Устинова. — Но это не меняет факт пришедшей пятнадцать лет назад измены… Да к тому же… Тебе не понять, через что я прошла, мне не понять, что ты пережил.
Отворачиваюсь, моргаю несколько раз ресницами, смахивая неприятно обжигающие мою нежную кожу слезы. Пора прекратить плакать после каждого слова, стоит взять себя в руки, провести между нами линию. Нас больше ничего не связывает, только взрослый сын. Ни о какой любви, взаимоотношениях, дружеских посиделках идти речи не может.
Запрещать видеться с Артёмом не стану, наговаривать за спиной гадости тоже. Если сам Даниил захочет наладить отношения с сыном, то пожалуйста — держать на дальней дистанции не буду. Все будет зависеть от двух одинаковых темпераментами мужчин.
— Если хочешь, я могу в открытую сказать Артёму о том, что ты являешься ему отцом. — сухо произношу, разглядывая красивый бежевый ковёр на полу. Глядеть на его лицо совершенно не хотелось, боялась ударить выученным с тренировок сына кулаком. — Но тогда тебе придёт конец от него самого.
— Это ещё почему? — его персона подходит ко мне. Садится возле ног на корточки, обхватывает ладонями талию. — Он будет рад такому отцу, как я: красивого, богатого…
— Ему нужен отец, а не мешок с деньгами! — резко осаживаю за глупые мысли, не больно ударив ногой в его живот. — Тот, кто будет болеть за его очередную победу в боксе, кто будет с ним ездить на ту же самую рыбалку, пряча в тайне от матери фляжку с «чаем».
Разговор зашёл в тупик. Большой длинный тоннель, в котором нельзя найти выход из сложившейся ситуации. Оба молчи, не знаем, как именно подвести разносторонний итог блюдце с грубой каймой. Как по мне Устинову будет проще наладить с сыном язык, нежели мне, матери, которая должна будет придумать огромную для будущего разговора речь, подготовить Тему к будущему знакомству, в котором может быть абсолютно все.
Даже драка, учиненная самим ребёнком. Боюсь после такого не только у меня порвутся доверительные отношения, попадут под раздачу абсолютно все.
— Как я помню у него проблемы в школе, — зашли с другой стороны, используя свои грязные уловки. — Я разберусь с этим делом, доказав всю свою…
— Не стоит, — его ладони спустились чуть ниже, к моим более пухлым, чем само тело, ногам. Стоит похудеть, иначе направляющиеся взгляды на мою «аппетитную» пятую точку и ляжки не прекратятся до старческого возраста. — Его переводят в другую школу. Поэтому поднимать шквал гневных эмоций не нужно.
Молчит. Нагло положив свою голову на мои колени, уткнувшись в спрятанный под одеждой пупок, Даниил что-то пробурчал. — Не молчи, скажи мне хоть пару слов… и они нашу спасут любовь.
Не влюбляйся, милая… Не люби, пожалуйста…