— Но это не выдумка, это документальные и неопровержимые улики. Не верите? — Романкин умоляюще смотрел на полковника.
— Верю. Вы все правильно доложили. А вот с арестом спешить не будем!
— Не понимаю вас. — Романкин положил бумаги на стол.
— Вы познакомились с профессором? — спросил полковник.
— Познакомился.
— Так вот, несколько лет назад профессор был арестован. Слишком «ясной» тогда была его вина. А сейчас вот встретился с ним и не могу смотреть ему в глаза. Стыдно за наши тогдашние глупости. Вот как бывает, Романкин. Глубже изучайте эти ваши «улики вины».
Полковник ушел. Когда дверь за ним закрылась, растерянный Романкин произнес:
— Так я и знал. Струсил полковник…
В самые тяжелые дни неудач в период войны Карпову не было так трудно, как сейчас. Острой болью отозвалась в сердце гибель людей. Он испытывал угрызения совести перед родными погибших, перед коллективом рабочих. Корил себя, что в тот вечер ушел из цеха. Лучше бы сам там остался. А теперь всякое могут подумать. Как же, сам ушел, а людей оставил на верную гибель! Карпов уже слышал такие разговоры о главном механике Федорове. Так случилось, что Федоров, остановив работу цеха, вызвал слесарей, организовал ремонт оборудования, а сам ушел домой. Только успел он отойти от цеха, как произошел взрыв. Кое-кто и истолковал это как проявление трусости: дескать, учуял опасность и ушел из цеха, а людей оставил… Хотя такого о директоре завода и не говорили, все же Карпов принимал эти упреки и на свой счет. Особенно угнетало то, что он сам никак не мог найти причину взрыва. Уже в который раз допрашивает его прокурор, беседует с ним профессор, идут непрерывные запросы из главка и обкома, все требуют объяснений, а он ничего вразумительного сказать не может. Он чувствовал, что это воспринимается следователями как хитрость, преднамеренная уловка, попытка уйти от ответственности.
Приехав домой обедать, он сел за стол, да так и просидел более часа, уставившись в одну точку. Жена понимала душевное волнение мужа, ей хотелось поговорить с ним, помочь советом. Но разговор не получался.
— Ну, что ты так убиваешься? Авось все хорошо кончится!
Карпов ответил:
— Собери-ка лучше чемоданчик. Все может быть!
— Я уже собрала. — Жена вытащила из-под кровати небольшой чемоданчик, где лежало две пары белья, рубашки, носовые платки, мыло, бритва, носки. — Может, еще банку свиной тушенки положить?
— Зачем? Там же, наверное, кормят…
— А кто его знает, как оно там, — сказала она и заплакала.
У Карпова засаднило в горле, он пожалел жену, ее молчаливое горе потрясло его: «Чемоданчик-то давно сложила, а от меня прятала, не хотела расстраивать».
— Если посадят, вызови телеграммой маму и устраивайся на завод. Начальник отдела кадров обещал взять тебя!
В соседней комнате заплакал ребенок. Жена вышла, а когда возвратилась с дочкой на руках, Карпов уже стоял посреди комнаты с чемоданом в руках. Он поцеловал малышку, тронул ее крохотный носик, улыбнулся и ушел…
Уже сидя в кабинете, он думал о том, что будет с семьей. Трудно им без него придется… За этими размышлениями и застал его полковник.
— Вы уже пришли… — непроизвольно вырвалось у Карпова.
— Разрешите войти? — заметив растерянность директора, спросил полковник.
— Спрашиваете разрешения… Зачем?
— Я же к вам пришел, а не вы ко мне!
— Тогда прошу, садитесь! — Карпов закурил, глубоко затянулся.
— Да, я вижу, вы уже подняли руки! — Полковник подошел к стулу, на котором стоял чемоданчик, потрогал его.
— А что же мне делать? Прокурор сказал, что арестует!
— И вы согласны с ним? Почему не защищаетесь?
— Трудно защищаться, когда все складывается против меня.
— Вы считаете себя виновным во взрыве?
— Не считаю. Но факты… С техникой безопасности меня подвели. А вообще, кому это нужно, никто не хочет вникнуть в мои объяснения.
— А каковы они, ваши объяснения?
— Я не верю, что нарушения, которые мне предъявил прокурор в качестве вины, явились причиной взрыва.
— А что же было причиной?
— Не знаю точно. Может, и нарушения, а может, и другое. Надо подумать, разобраться!
— Думайте, разбирайтесь!
— Думать, разбираться… Когда? Меня каждый день допрашивают, каждый день напоминают, что мое место в тюрьме. — Карпов, волнуясь, вскочил со стула.
— А как бы поступили на месте прокурора вы?
— Я? — удивленно посмотрел Карпов на полковника.
— Да, вы. Цеха нет, люди погибли. Допустим, что вы следователь. Как бы вы поступили?
Директор поперхнулся табачным дымом.
— Не знаю… Вина моя, безусловно, есть. В цехе действительно порядка было мало…
Полковник в раздумье подошел к окну: «Вот и сам директор почти согласен с предъявленным ему обвинением. Может быть, правы Романкин и прокурор, требуя согласия на его арест?»
Полковник резко повернулся, подошел к Карпову:
— А почему же все-таки произошел взрыв?
— Почему? Если бы я знал…
— Ну что же, до свидания, товарищ директор. Мало я получил от нашей беседы, — сказал полковник,
— Вы уходите? А я думал…
— Что вы думали?