35996.fb2
- В чем дело?
- Мероприятие срывают! Слушать не хотят! Вы только выйдите, полюбуйтесь...
Выхожу. У стены, где висят декларации, опять столпотворение. В самом центре Саша Коротков, рядом с ним девятиклассники, братья-близнецы Олег и Сергей Зобовы. Олег - лучший во всем районе шахматист, Сергей - без особых увлечений, зато круглый отличник. Олег торжественно держит лист какой-то серой бумаги. Сергей не менее торжественно молчит, а Саша Коротков ораторствует со свирепым лицом:
- А мы не согласны ни с теми, ни с другими! Истина посредине! Да, посредине! Обе стороны ошибаются!.. - Заметил меня, попробовал протолкаться навстречу, застрял в плотной стене любопытствующих малышей. - Анатолий Матвеевич! У нас свой взгляд! Рядом с этим, - он мотнул ершистой головой на декларации, - хотим вывесить свое слово! Почему не разрешают?
- Это же безобразие, Коротков! - строго урезонивает из-за моей спины Анна Игнатьевна.
- Спор с зажимом или свобода мнений?
- Ну-ка, - попросил я.
Десятки рук передают мне через головы широкий лист. На обратной стороне куска старых обоев химическими чернилами вкось и вкривь - новая "декларация":
Мы отказываемся голосовать за тех и за других! Не может быть разделения на "физиков" и "лириков"! В любом деле есть поэзия! В математике, физике, химии ее не меньше, чем в литературе и живописи! Мечта о новом, предчувствие нового, открытие нового - вот поэзия! Истинный физик всегда поэт!! А те "физики", что отрицают лирику, обворовывают сами себя! "Лирики", возражая им, не понимают сути поэзии! Они не "лирики"!! ГОЛОСУЙТЕ ЗА НАШУ ДЕКЛАРАЦИЮ!!!
- Очень хорошо. Повесьте рядом, - сказал я.
И между двумя декларациями, с такой тщательностью и любовью выполненными лучшим в школе шрифтовиком-художником Леней Корякиным, втиснулась третья, варварски кричащая кривыми буквами, изобилующая восклицательными знаками, - воистину бунтарский документ.
Сторонники этой декларации гордо стали именовать себя "независимыми", а с той и с другой стороны их непочтительно - и, пожалуй, несправедливо - прозвали "болотом".
Митингуют в коридорах, на лестницах, во дворе, под моим окном. Митинги вспыхивают после уроков в тесной раздевалке. Спорят с таким вдохновенным ожесточением, словно судьбы науки и культуры, судьбы всего необъятного человечества зависят только от них и ни от кого больше.
Самой типичной фигурой становится мятущийся. Какой-нибудь Женя Сысоев из шестого "Б" или Вася Ушаков из пятого "А" - та многоликая серединка, галдящая, носящаяся сломя голову на переменах, извечные "казаки-разбойники", несгибаемые "троечники", - потолкавшись на одном митинге, проникаются неистовой преданностью к "физикам". Ракеты, летящие на Марс, кибернетические машины (шутка ли, сами решают задачи!) - "физики" превыше всего! А через пять минут слушают стойкого "лирика", проповедующего: "Гордая наука, шапку долой!.." - и "физики" ниспровергнуты. А тут еще появились такие, кто обвиняет и тех и других. Как устоять против их декларации, нагло занявшей центральное место на стене? Женя Сысоев и Вася Ушаков настраиваются воинственно: "Болото? А в нос хошь?.. Не "болото" мы, а "независимые"!" Однако и эта независимость длится до следующей перемены...
Шумит школа, мечется, сомневается, негодует, утверждает кумиров, ниспровергает их. Противники становятся друзьями, друзья - противниками, мгновенные союзы, расколы, снова союзы - все смешалось в нашем доме.
И в этом вавилонском смешении ходит Тося Лубкова. Она десятиклассница, человек куда более зрелый, чем легкомысленные Жени Сысоевы и Васи Ушаковы. Настороженность, внимание со стороны ребят, которое, верно, чувствовалось после того, как вернулась в школу, теперь ослабло - до нее ли! Тихая, неприметная, словно и не было истории с дневником. Но в стороне ото всех теперь не останешься, невольно будешь прилипать то к одной группе спорщиков, то к другой, пусть мысленно, но будешь возражать.
Весна напирала. Школьный двор стал пестрым. В моем кабинете выставили зимние рамы. И хоть было еще довольно прохладно, но я любил на минуту-другую приоткрыть окно, подставить лицо под влажный сквознячок.
Во время большой перемены прямо под моим окном, у стены, согретой солнышком, ребята обступили Сашу Короткова. Тот развивал свою декларацию: "физики" узколобы, взгляд "лириков" куцый... Словом, нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его...
И тут я услышал голос Тоси Лубковой:
- Мертвая аксиома - вот твоя позиция!
Общий шум! Разгневанный Сашин баритон вырывается из него:
- Счеты сводишь?
- Нужно мне...
- Тише вы! Пусть объяснит!
- Объясню!
- Тише!
- "Физики" хоть что-то обещают: машины, полеты... "Лирики" говорят о красоте... А ты что обещаешь? Ничего. Голосуйте! Я нашел аксиому! А от твоей аксиомы никому ни жарко ни холодно.
Снова шум, крики, полная неразбериха. Я прикрыл окно.
Тося Лубкова спорит не только мысленно. Спорить - значит думать, спорить - значит не только опровергать противников, но и искать единомышленников, спорить - как-то жить в нашем школьном обществе. Одно это уже выбьет закваску Серафимы Колышкиной. Здесь Тосины одногодки, горячность, напористость, желание заглянуть в будущее, там - старушечье умиление, дряхлые, безликие мотивы добра и зла. Сталкиваются два лагеря: молодость и старость, энергия и покой, надежды и отказ от них. Сталкиваются не где-нибудь, а в Тосиной голове, в Тосиной душе. А мы ведь не остановимся на "физиках" и "лириках", дай срок, и наш спор влезет прямо в религию.
Я слишком просто понимал прежде воспитание: вызови к себе ученика, поговори, потолкуй, воздействуй на него своим педагогическим обаянием. Ерунда! Нельзя воспитывать, вырывая человека из коллектива, нужно действовать так, чтоб весь коллектив стал воспитателем! Для каких-то педагогов это, верно, банальная истина, для меня - открытие. После сорока лет работы! Трудился и мало думал над своим трудом.
Не было нужды проводить тайное голосование, решили голосовать парадно.
Урны и декларации перенесли в спортзал - он же наш конференц-зал. Для "независимых" урны не оказалось. Один из поклонников Саши Короткова, Лева Кушелев, отыскал в реквизите кружка самодеятельности старый громоздкий барабан с медной позеленевшей тарелкой и продырявленным боком. Когда-то этот барабан был принесен из районного Дома культуры, для того чтобы изображать раскаты грома во время спектакля, да так и остался у нас. Продырявленное место аккуратно обрезали, получилось отверстие, куда можно просунуть руку, барабан воздрузили на столик - опускайте голоса, даже вид у такой урны символический, отвечает боевому духу "независимых".
Открывать голосование предложили мне.
Обширный зал набит битком, собралась вся школа от первых классов до десятого. Лица, лица, лица, и в каждом из них я чувствую оживление. Вне всяких календарей и планов у нас сегодня в школе праздник.
- Дорогие друзья! - начал я торжественно. - Мы спорили три дня, и спорили бурно. Должно быть, каждый из вас решил - за кого он. Меня могут спросить: что за спор, если мы не пришли к единому мнению? Одни сейчас проголосуют за "физиков", другие - за "лириков", третьи опустят свои голоса в барабан. Но ведь так и должно быть. Представим, что мы думаем одинаково: я, как Саша Коротков, Саша, как Петя, Петя, как Вера, - все на одну колодку, никто никому не сможет подсказать, не от кого ждать смелой мысли или открытия и если весь мир будет состоять из одинаково думающих людей, то можно представить, какой однообразной, тусклой, унылой станет жизнь. То и хорошо, что мы, все разные, сошлись, обменялись, возразили друг другу. Наверняка каждый из нас в чем-то стал богаче, как-то шире начал глядеть на мир. Итак, "физики" или "лирики" - поставим точку. Но как в старину восклицали: "Король умер! Да здравствует король!" Так и мы бросим лозунг: "Спор кончен! Да здравствует спор!" Нас ждут другие вопросы. За эти дни мы часто говорили о духовном мире человека, часто приходилось упоминать слово "душа". Почему бы, скажем, нам не поспорить о том: существует ли бессмертие человеческой души?..
Зал недоуменно загудел.
- О, вы шумите, вам кажется ясным - нет бессмертия души, и все тут! Но доживем до того дня, когда будут вывешены правила новой дискуссии. Таким ли уж простым покажется вам этот вопрос...
Заинтриговав ребят - пусть с нетерпением ждут нового спора, - я закончил:
- Приступим, друзья, к голосованию!
Торжественно подошел к урнам, сорвал бумагу, которая закрывала щели. До сих пор оживленно шумевший зал притих, сотни ревнивых глаз, ярые сторонники "физиков", "лириков", "независимых" следили за каждым моим движением: Анатолий Матвеевич первым из всех опустит свой голос. На чьей же стороне он окажется?
При общем молчании я написал на клочке бумаги свое имя и... опустил в урну "лириков". Тишина лопнула от сотен голосов, возмущенных, торжествующих, просто удивленных, зазвенели стекла в окнах.
- Объяснить!
- Почему за "лириков"?
- Правильна-а, Анатолий Матвеевич!
- Объяснить!!
Я выждал, пока все успокоятся, и пояснил:
- Я же прирожденный лирик, разве не замечали за мной такого греха?
Раздался смех. "Лирики" устроили овацию. Я спустился со сцены.
Один за другим выходили учителя. Мужа и жену Тропниковых, как только они появлялись возле урны, "физики" встречали аплодисментами. Аркадию Никаноровичу восторженно хлопали "лирики"...