Мама оставляет меня в парке у побережья, где я, надев ролики, рассекаю по дорожкам. Сама садится на скамейку так, чтоб я не выпадала из вида и наблюдает.
Постоянный контроль. Хорошо охраны, как в Москве нет. За богатого отпрыска всегда трясутся, я не исключение.
Кататься не очень удобно, дорожки под наклоном к берегу. Здесь хотя бы асфальт есть, но некоторые финты уже не покрутишь. Остаётся только делать змейки и немного крутиться на месте.
В какой-то момент замечаю, что сюда приходит всё та же компания из ресторана. В руках бутылки с пивом, мерзкий пьяный смех. Иногда хочется сделать два пальца в рот. И снова холодный пристальный взгляд серых глаз. Он не пьёт, кстати. Закодировался бедолага?
Ладно, хочешь смотреть — смотри. Начинаю крутить разные фишечки, если таращится, то пусть уж со всех сторон поглазеет. Он только слегка улыбается. Я привыкла, что на мои танцы смотрят с восхищением и открытым ртом. А тут только губы слегка скривил!
Да пошел ты! И разгоняюсь…
Я сделала это напрасно. Именно эта дорожка уходила резко вниз к линии берега, и я не справилась. Меня понесло… Даже ухватиться не за что для остановки. Один выход — падать. И я падаю… Меня тащит ещё несколько метров по асфальту, а я в коротких шортах. Резкая и жгучая боль по всему боку левой ноги, содрала кожу, и мелкие камушки впились в рану. От болевых ощущений трудно дышать, а слёзы застилают глаза.
Вдруг кто-то подхватывает под руки ведёт в сторону скамейки. Поворачиваю голову в сторону «хозяина» рук. На меня с волнение смотрят всё те же серые глаза. Усаживает на ближайшую лавочку и присаживается на корточки у моих ног. Осматривает рану. Что-то спрашивает. От болевого шока не понимаю, что он говорит.
Черт! Он же на английском!
— Руки от неё убери! — с агрессией в голосе появляется рядом мама.
— Я просто хотел помочь… — растерянно оправдывается красавчик. — Ей в больницу надо, рана серьёзная, может воспалиться…
— Без сопливых! — но он не понимает её слов, здесь так не говорят. Это чисто русский посыл. — Идти сможешь? — обращается ко мне, снимая коньки и обувая на меня кроссовки.
— Наверное… — мямлю в ответ.
Но я передумала, как только наступила на ноги. Они подкосились. Красавчик, стоявший рядом, быстро среагировал — тут же подхватил снова под руки.
— Я помогу донести до машины, — настаивает.
Мать посмотрела на него с каким-то презрением, но от помощи не отказалась. Просто молча пошла к нашему джипу.
Вот такая у меня мать…
Парень действительно крепкий и спортивный, нёс меня как пушинку. Даже не запыхался. Только сердце билось, как оголтелое. Я чувствовала его биение. У меня самой оно стучало не реже.
Меня, полулежа, усадили на заднее сиденье. Нога горела огнём.
— Где здесь госпиталь покажешь? — обратилась мать к незнакомцу.
— Конечно, только рюкзак свой захвачу, — соглашается сероглазый.
Через минуту он уже усаживается на пассажирское сиденье спереди.
Дорога заняла минут десять. В приёмном покое меня быстро укладывают на каталку и увозят в перевязочную.
Ольга Ивановна.
Довыпендривалась!
Я сразу заметила, как она косится на эту компашку. Особенно на этого… Стоит рядом и озабоченность изображает.
Не удивительно, ей пятнадцать… Уже мальчики на уме. Поэтому и забрала её с собой в Лондон год назад. Родители с ней не справятся в пубертат. Я себя ещё помню в этом возрасте.
Аня хоть и послушная, но это временно. Скоро проклюнется характер, а в нашей семье у женщин он не сахар. Хлебнем мы с ней ещё проблем…
— Спасибо! — холодно обращаюсь к парню.
— Не за что, — удивленно смотрит на меня.
Не ожидал, что я могу быть вежливой? Могу. И благодарной тоже.
— Только сильно не мечтай, ей всего пятнадцать, — защищаю свою дочь.
— Я и не думал, — пожимает плечами.
Ну, да, так я и поверила.
Она растет, и я вижу, как на неё заглядываются. Самое противное видеть, как пускают слюни взрослые мужики. Сашка вообще бесится, с друзьями некоторыми из этого все связи разорвал.
Ух, не одну сотню сердец она разобьёт, когда вырастет. Красавица. Всё впитала. Уже сейчас есть на что посмотреть, а что будет через пару лет⁈
Пока дочери обрабатывают раны, заполняю на стойке необходимые документы, а когда предъявляю дипломатический паспорт, смотрят как на экспонат в музее, широко раскрыв глаза. Две медсестры переглядываются, и так же молча всё оформляют. Ну и отлично. Всегда работает…
Через полчаса Аньку вывозят из процедурной на коляске. Нога от бедра до колена забинтована. Немного охватывает волнение. Не дай Бог, шрамы останутся. Или танцевать не сможет. Но врач успокаивает, что если всё правильно обрабатывать, то всё пройдёт отлично и никаких следов не останется.
Паренёк, не знаю, как его зовут, да и знать не хочу, помогает докатить коляску до машины и усадить дочку. Немного смутил взгляд врача в его сторону, они явно знакомы, заметила, что кивнули друг другу в приветствии.
— Тебя подкинуть до дома? — спрашиваю из вежливости. Всё-таки помог.
Он тушуется. Неудобно…
— Садись, дорогу только покажешь, мы в этом городе проездом, — не выдерживаю.
Устраивается спереди, бросает взгляд через плечо назад. Аньке дали обезболивающее с седативным действием. Врач сказал, что через полчаса она уснёт. Надо будет найти кого-то в гостинице, кто поможет её выгрузить.
Всю дорогу, пока мы ехали к его дому, он бросает робкие взгляды на неё через зеркало заднего вида. Так и хотелось отвесить ему хорошего леща или подзатыльника.
Подъехали к небольшому двухэтажному домику с маленьким палисадником перед ним.
— Спасибо большое! — благодарит.
Я протягиваю ему пятьсот евро. Он непонимающе смотрит.
— За что?
— За помощь… — равнодушно.
— Я не для этого помогал, — хлопает дверью и уходит.
— Мам, ну зачем ты с ним так? — слышу с заднего сиденья. — Можно было просто сказать «спасибо».
— Спасибо я ему уже сказала, — разворачиваю машину в сторону отеля.
— Нельзя же всё мерить деньгами… — еле слышно.
— Это ты мне пропоешь, когда я тебе карту заблокирую.
Но она уже моих слов не услышала, подействовало лекарство.