– Ну, тебе-то это не угрожает...
– Будет злая на всех, потому что она видела тьму, а мы нет.
– Если хорошего парня встретит и он, и он... серьёзно с ней. Она для него в доску расшибётся.
– А почему хорошие люди ей должны помогать? Ей что, самой уже ничего не надо делать?..
– Тише!... Тише, ребята... тише... Ребята, но я всё-таки думаю, что у неё всё будет хорошо... Она сегодня приезжает...
Сразу стало тихо.
Кто-то в недоумении спрашивает:
– Куда приезжает?
– Ко мне, замуж за меня выйдет...
Ещё минута тишины, а потом заорали все, даже захлопали крышками парт. Я резко встал. Успокоились. Катасонов высказался:
– Вы... того её, в ежовых рукавицах... как нас......
Потом по рядам началось какое-то брожение, с разных сторон стали подталкивать комсомольского и вообще вожака класса Гришу Васютина. Он встал:
– Александр Николаевич, у нас в вам вопрос: это секрет?..
– Вы уж взрослые, сами решите.
РАЗГОВОР, КОТОРОГО Я НЕ СЛЫШАЛ
– Танька, мы к тебе.
– Тихо, девчонки, дежурный услышит. Кровать не раздавите.
– Там Лидка смотрит… Тань, не забывай нас, пиши, пиши всё подробнее, как что, нам всё интересно. Не чужие – сколько перловки вместе съели... Говорят, ты своего нашла в бегах?
– Я бежала не его искать... Тогда на меня затмение нашло – не выдержала... А он – это случайность.
– Хорошенькая случайность.
– А вдруг приедешь, а он скажет: «Давай пока не расписываться», – и потянется это «пока», как длинная резина. Конечно, можно и так жить – бывает, но тогда у тебя – никаких прав...
– Закрой варежку. К ней и брат его приезжал с женой, я видела, серьёзные, интеллигентные такие...
- Но, девки, посмотрели бы вы на Таньку – она не знала, куда глаза девать, куда руки...
– Испугалась. Саша не предупредил. Думала, что плохое с ним случилось, а они... ну, поговорили, в общем...
– Всё правильно. Девки, уж если Таньке не повезёт в жизни... Ты прости меня, я ведь сначала тебя просто ненавидела. Ишь, думаю, красотка: школу на пятёрки кончила, на фабрике вкалывает, книжки читает, с Анкой лалы разводит, а сама-то...
– Дура ты, Булёк, не разберёшься, а в бутылку лезешь. Танька – человек.
– Да ладно вам, что было, пусть быльём зарастёт.
– Завтра вздохнёшь свободно.
– Да, не думайте, девчонки, что всё так легко. Мне за его спиной никак нельзя прятаться, хотя он у меня во какой («видели, видели... не хвались... счастливая...»). Работать буду, учиться и по хозяйству я всё должна успевать, всё уметь. Я даже все книжки по домоводству почти наизусть выучила. А там, глядишь, ребёнок будет...
– Ой, Танька, вот он вырастет, ребёнок, спросит – чем ты, мамка, всю жизнь занималась?
– Конечно, Тань, трудно будет, но держись. Люди все хорошие, но иногда плюнут в душу, даже сами не заметят, как , например, вот эта...
– А я чего, чего я? Всякое бывает.
– Ты сначала домой езжай, прибарахлись по-модному. Фигурка у тебя... сама знаешь, но и тряпки – это ударная вещь.
– В уборе и пень хорош, а на Таньке дерюжки блестеть будут... Ей деньги ещё пригодятся.
– Мы завидуем тебе и рады. Конечно, на жизнь надо смотреть реально, но всё-таки ты для нас – живой пример, а не душеспасительные беседы. Значит, и у нас так может случиться, потому что начинали жизнь одинаково…
– Только нюансы разные...
– ...Кончай, Булёк, смеяться... Я говорю – размотали свою юность. А жизнь-то не кончилась. Жить-то ещё много, так надо её... по человечески... самим... никто не поможет... самим надо... жить...
– Ну, расползлась. Завтра Танькин звонок, праздник всё же... Скажи-ка нам что-нибудь на прощанье.
– А что я скажу? Сами знаете. Люди не мстили нам, когда упрятали сюда. Просто мы в грязи искупались по макушку. Нам срок дали – отмыться.
– Крещение святой Руси.
– Как хочешь понимай, Булёк... Срок кончится – нас выпустят. А отмылись мы или нет, люди сразу видят. От этого всё и пойдёт... Анну Семёновну слушайте, она добрая, а главное, умная. Сегодня она говорит мне: «Татьяна, я лично считаю, что у тебя счастливая судьба. Легко по жизни пойдёшь». («А ты? а ты?») Говорю: «Я знаю. Ведь я даже палец о палец не ударила, чтобы иметь это счастье. И мне страшно, что он это поймёт». А она смеётся: «Насчёт судьбы я пошутила. Хотела знать, что ты сама о своей жизни думаешь. Теперь я спокойна».
– Интересно, а она знает, что мы её Анкой-пулемётчицей прозвали?
– Правильно, пулемётчица. В нас надо нашу дурь расстреливать в упор или, как аппендицит, вырезать к чёрту... Девки, отвал... Кружка упала – Лидка сигнал подаёт... Поцелуемся, Тань. (« И я? и я?») Завтра не увидимся. Мы с утра на работу.
ОТ АВТОРА
Писатель закончил бы эту повесть так.
«Человек не спеша шёл по городу. Шёл и улыбался. На площади человек остановился. Белый галиот под тучей алых парусов возвышался над горизонтом, над городом. Откуда появился «Секрет»? Где Ассоль? Человек понял, что это можно узнать в 11, 13, 15, 17, 19, 21 час. Цена любопытства – 40 копеек. Поддельное счастье и стоит копейки...
Человек не спеша идёт по городу. А в нашем городе нет ни одного гнезда аиста, но это ничего ещё не значит...»
Но писатель не начинал и не будет кончать эту повесть. Тогда всё упрощается...
…Я выскакиваю на крыльцо школы. Стоп! Забыл цветы на вешалке в учительской. Возвращаться – пути не будет. Тьфу, чёрт, кто выдумал эти приметы? Без цветов нельзя. В телеграмме ясно отбито «первого». Мне ли в приметы верить?.. Ладно, по дороге куплю. Бегу к остановке автобуса. Нажмём... Извините... Не толкайтесь... Не парк культуры и отдыха – тесно... Извините...