Макс
— Я не вор, вы не подумайте, — улыбаюсь и достаю из кошелька две новенькие купюры.
— Вижу, не дурак! — с достоинством заявляет охранник, сминая деньги в кулаке.
Спорное утверждение, но дискутировать я не настроен. Этот мужлан не хотел пускать меня на территорию заброшенного завода по австралийским правам, сказал, что не умеет читать по-английски. Правда это или способ вымогательства — без понятия, но мои деньги уже лежат в его кармане.
Прокашлявшись в кулак, охранник открывает турникет. Проходя мимо, я задерживаю дыхание. Ненавижу запах перегара и в принципе любую вонь, а от него такой ядреный выхлоп, что съеденный час назад бургер просится обратно.
У вольеров с животными ароматы тоже не из приятных. В них вроде бы чисто, но жара стоит такая, что как не драй — вонизма остается. Я непроизвольно кривлюсь и стараюсь не дышать глубоко, но как только замечаю знакомую фигурку — запахи перестают иметь значение.
— Бармалей, сиди спокойно! Весь в репьях, весь в колтунах… Где ж ты так извалялся, негодник? Специально к моему приходу старался? — приговаривает Лиза, склонившись над лохматым собакеном.
На ней короткие джинсовые шорты и обтягивающий спортивный топ, светлые волосы собраны в высокий хвостик на макушке. Несколько прядей выпали и обвивают тонкую шейку. Я притормаживаю в нескольких метрах, с жадностью рассматриваю. Ровная спина, тонкая талия, стройные ножки… Капец какие красивые, несмотря на шрам. Костян сказал, что Лиза Бережная ладненькая, а мне она видится совершенной. Я не встречал девушек прекраснее.
Черный, как уголек собакен вокруг нее вьется, ластится и руки прикусывает. Она его ловит и на бок укладывает, присаживается рядом.
— Бармолеюшка, солнышко, ну что ты разнервничался? Потерпи еще немного, — уговаривает, пытаясь вычесать сбившуюся под пузом шерсть.
Завидев меня, пес встает на лапы и порыкивает. Лиза его гладит, меня не замечает.
— Привет, девочка Элли. Зачем Тотошку Бармалеем называешь? — усмехаюсь, подходя ближе.
Лиза поворачивается, поднимается с корточек.
— Максим? Привет! Ты как здесь?
Ее хорошенькое личико озаряет улыбка. Она мне рада, а я-то как! У меня дыхание перехватывает, когда наши глаза встречаются. На ней перчатки по локоть, вокруг вонища, как в старом городском зоопарке, а мне целовать ее хочется. Я соскучился.
— Ты рассказывала, что по средам бываешь здесь. Я пришел. Не против? — делаю шаг навстречу.
— Нет, конечно! Хорошо, что пришел, — улыбка расползается шире.
Собакен на меня скалится, она на него шикает и тоже делает шаг. Я больше не могу себя сдерживать. Дернувшись вперед, обнимаю ее и целую в уголок улыбчивых губ. В следующую секунду лохматая псина с рыком хватает меня за штанину.
— Фу, Бармалей! Иди на место! — кричит на него Лиза, оттаскивая. — Прости, это он ревнует.
— Еще бы! Сначала чешешь ему пузо, а потом с другим целуешься. Ишь, изменщица какая! — смеюсь, отряхивая брюки. — Не напрягайся, дружище, я все равно ее уведу, — помигиваю псу.
Лиза хихикает и тушуется. Щеки ее розовеют, глаза вспыхивают, превращаяясь в огромные яркие звезды. Ей идет смущение, а мне нравится ее смущать. Когда она закрывает собаку в вольере и снимает перчатки, притягиваю ее и нежно целую в висок. Замираю на несколько секунд. Легкий аромат цветов, слетающий с ее волос — просто манна небесная в этой тотальной вони.
Лиза опускает руки мне на плечи. Касается робко, почти невесомо.
— Как ты меня нашел?
— Если скажу, что по прекрасному запаху твоих духов — примешь за пикапера?
— Ты точно не из этих, — улыбается, качнув головой. — С директрисой нашей говорил? Она тебе адрес дала?
— Адрес был в реквизитах для пожертвований. Забавное, кстати, название у приюта — «Лапусики».
— Название смешное, но дело это серьезное. Спасибо, что тоже участвуешь. Лично от меня и от всей команды! Ирина Михайловна рассекретила мне сумму. Это… слишком, но мы все тебе благодарны. Очень! Я собиралась позвонить, чуть позже, вечером…
Она говорит так взволнованно, что я и сам начинаю нервничать.
— Я не сделал ничего особенного. Это просто деньги.
— Эти просто-деньги спасают жизни! Они как раз особенные, как и твое сердце, в котором есть доброта. Идем, — берет меня за руку, — я должна показать тебе тех, кому ты помог.
Под заливистый лай цапнувшего меня засранца Лиза ведет меня вдоль вольеров, у каждой дверцы останавливается и кратко пересказывает непростую историю ее обитателя. Старается говорить ровно, но голос дрожит и глаза на мокром месте. Не знаю, насколько особенное сердце у меня, но у этой девочки оно точно необыкновенное. И я вдруг чувствую, что должен его покорить, занять в нем главное место. И это не просто желание — скорее необходимость. Острая, крайняя, неотложная.
Пройдя длинный ряд клеток, мы подходим к покошенному строению без окон, похожему на заброшенный ангар.
— Это наш склад, — поясняет Лиза. — Давай познакомлю с людьми, работающими здесь? Ирины сегодня не будет, но есть кураторы и другие волонтеры. Они тоже хотят сказать тебе спасибо!
— Я пришел сюда не за благодарностью, а к тебе.
Она мило улыбается и опускает глаза. Снова смущается до легкого румянца, а я внаглую ее рассматриваю. Не могу отказать себе в этом удовольствии. Четыре ночи подряд представлял по памяти — в реальности она лучше.
— Можно пригласить тебя на свидание? После того, как ты закончишь нежить и влюблять в себя бездомных кобелей.
— Я уже закончила, — хихикает. — Теперь мне нужно ехать в поликлинику, на массаж и аппаратную терапию.
— Давай отвезу, и подожду.
— Там долго. Почти два часа.
— Не проблема, я подожду, — настаиваю.
Лиза на меня не смотрит, буровит взглядом трепанные кеды. Наклонившись вперед, заглядываю ей в лицо:
— Или ты не хочешь на свидание со мной?
Она кусает сочные губки и молчит. Хочет, но боится меня почему-то. Я это вижу и стараюсь не давить. Очень стараюсь, но получается хреново. Она мне снится каждую ночь. Так чарующе откровенно, что просыпаюсь с болезненным стояком и работать нормально не могу. Задолбался, если честно. Никогда еще так навязчиво не хотел девушку. Если согласится — больше не отпущу.
— Я хочу, с тобой, — лепечет Лиза, подтверждая мои мысли.
— Тогда поехали?
Кивает.
— Только в душ сбегаю…
— В какой еще душ?
Ничего не понимаю. Вокруг нас полуразрушенные корпуса бывшего завода кинескопов и вольеры с животными. Откуда тут душевые?
— Летний, — показывает куда-то в сторону. — Ребята сделали, чтобы после работы можно было ополоснуться. Только он не закрывается и вообще… Ненадежный. Я обычно в паре с одной девочкой хожу, но ее сегодня нет. Посторожишь меня, ладно?
Вот она — святая простота. Меня наизнанку выворачивает от желания видеть ее голой под собой, а она просит не подсматривать, пока душ принимает. Лиза, Лиза…
— Я почти закончила! — оповещает тоненьким голоском.
— Не торопись, я тебя жду, — откликаюсь.
Вода из пластиковой бочки перестает литься, я неслышно подхожу ближе. Что за дятел додумался сбить душевую из строительных поддонов? В них же сплошные щели! Как устоять-то?
Лиза стоит ко мне боком, надевает сарафан. Легкая ткань скользит по поднятым рукам и изгибам стройного тела. Я дышать перестаю — настолько это прекрасно. Изумительно. Лиза изумительна! Влечет к ней адски. Тормозить себя бесполезно, никакие доводы не работают, эмоции забивают логику и тупо кроют. Ничего не могу поделать с собой, дурею от этой девочки.
Из приюта мы выходим, по-детски держась за руки. Я предлагаю позже мотануть на море, Лиза легко соглашается. Она вообще покладистая, если хорошенько придавить.
Забрав на проходной два шлема, протягиваю ей тот, что меньше. У нее глаза округляются:
— Ты приехал на мотоцикле?
— Взял у Костяна покататься. Не боишься?
— Нет, что ты! Обожаю ездить на мотоцикле. У папы был «Кавасаки».
Мы подходим к ярко-красной «Хонде» Баринова, Лиза смеется:
— Ой-ой-ой! Костя любит все яркое и красивое.
— Да, но самую красивую девушку Крыма он проворонил.
Я обнимаю ее за плечи и чмокаю. Она снова тушуется, а я балдею. Меня ведет от нее и ее розовых щечек.
— В платье не очень удобно, я прижмусь к тебе, ладно? — оправдывается, устраиваясь сзади и крепко меня обнимая.
Тонкие руки обвивают ребра, за ними бесконтрольно расползается тепло. Приятное, щемящее. Я ловлю приход неописуемого кайфа и угукаю, будто немой или тупой. Не нахожусь, как пошутить, да и не хочется — мне не смешно. Сердце в груди толкается часто и мощно. В башке гудит так, что перебивает рев «Хонды» на старте. Походу вляпался я.