«Доброе утро, крошка Элли? Как тебе спалось?»
Это всего лишь сообщение, а я забываю, как делается вдох. От него же!
«Доброе. Прекрасно, а тебе?»
Пальцы дрожат, перед глазами картинки прошлого вечера. Его руки, губы, глаза… Вспышками, вспышками! Дурманящие запахи, касания, стоны… Божечки. Я точно чокнулась. Хотела отдаться ему прямо в подъезде, но у него хватило ума не воспользоваться моим помешательством.
«До рассвета не спал. Мучался, без тебя»
Сердце тук-тук, в животе те самые бабочки. Не могу сидеть на месте. Спрыгиваю с кровати, к окну подышать. На улице снова поливает. Я люблю его, люблю! Не дождь — Максима, конечно же!
Пишу: «Мне жаль, не хотела лишать тебя сна». Перечитав, удаляю вторую часть. Это неправда, я хотела. И ночью, и днем быть в его голове хотела. Мечтала, чтобы он с ума сходил, без меня.
«Мне жаль, что не смогла поехать», — добавляю грустный смайлик.
Он звал к себе, уговаривал, но я не смогла придумать, что сказать маме. Нечаеву подключить не удалось, она опять не взяла трубку.
«Мы бы не спали вместе, я бы тебе не дал», — приходит от Макса.
Следом прилетает подмигивающая рожица.
Я хочу так спать, чтобы «не спать» с ним, но ответить этим каламбуром не решаюсь. И смайлик подходящий не нахожу.
Макс не дожидается ответа и выходит из сети. Я открываю его фото в приложении на весь экран. Он на нем в авиаторах и белой рубашке с закатанными рукавами. Выглядит — отпадно! Я не встречала людей красивее. Ни в жизни, ни в кино. Он самый-самый!
Мама на кухне болтает с кем-то по телефону. Я не вслушиваюсь, падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушку. Она Максом пахнет. Мне везде его запах чудится, у меня Максомания.
Надо сходить в душ и надеть чистое белье. Завалилась спать, в чем была, только платье мокрое стянула. Маме сказала, что сильно устала, лишь бы избежать ненужных разговоров. Мысленно все еще с Максом была, и до сих пор с ним. На фотку его пялюсь и вспоминаю, как смотрел, целовал, ласкал…
Ух, как это было! Страстно, откровенно. Провожу пальцами по губам, вспоминая. Трогаю шею, сжимаю грудь. Макс ее тоже сжимал, а я даже не стеснялась. Совсем стыд потеряла.
Телефон пиликает входящим сообщением.
«Пришли мне фото своего завтрака»
Я три раза перечитываю. Пфф! Еще чего выдумал!
Идея рождается быстро, от того и кажется гениальной. Нахожу в бельевом ящике черные кружевные трусики, надеваю. Ложусь и делаю фото. В кадре только бедра и моя рука, зажатая между ними.
Выдыхаю. Отправляю.
Макс просматривает и набирает. Я с перепугу отбиваюсь, следом удаляю фотографию. Он присылает мне скриншот своего экрана с этой фоткой — успел сохранить.
«Знал, что струсишь. Возьми трубку»
Снова набирает. В этот раз я отвечаю.
— Такси за тобой выехало, маленькая провокаторша, — звучит вместо приветствия.
— Какое такси? Я никуда не поеду! — смеюсь.
— Почему? Не хочешь меня видеть?
— Очень хочу!
Выпаливаю и тут же жалею. Ну кто так делает? Это ж неприлично! У нас все только начинается, а я уже на все согласна.
Вчера мы никак не могли распрощаться, долго еще обнимались и шептались на летнице. Макс шутил, что вынужденно стал со мной подростком, признался, что никогда не занимался таким в подъезде. Так и сказал: «Впервые крышу снесло». Я тихонько про себя порадовалась.
— Приезжай. Я капец… соскучился. Думаю о тебе постоянно.
Голос у него низкий, приглушенный. Пробирает от него. Я и хочу его видеть, и волнительно до дрожи.
— У меня не получится, Максим. Мама попросила сходить с ней на УЗИ, а потом у меня процедуры.
— А ко мне Машка от тетки возвращается. Обещал ей вечером шоппинг. Давай с нами?
Блин. Я и забыла о сосуществовании ванильной Маши.
— Считаешь, это нормально? В смысле, твоя сестра не удивится, что я с вами пойду.
— Да хоть бы не оглохнуть, когда она от счастья пищать начнет. Ты же ее кумир, Елизавета Бережная, — напоминает фразу, сказанную Машей во время нашего знакомства.
Все-то он помнит.
— Была, — поправляю. — Я была ее кумиром.
— И дальше будешь. И моим станешь, если поможешь выбрать ей кроссовки. Или кеды. Она сама не знает, что хочет. Возраст идиотический, никаких нервов не хватает!
— Ты брюзжишь, как старый дядька.
— Что я делаю?! — переспрашивает возмущенно.
— Ворчишь! — смеюсь.
— Ты договоришься, Эли. Откушу твой острый язычок!
— Как же мы тогда целоваться будем? Или мы не будем? При Маше нельзя? Для нее мы только друзья? — строчу вопросами. Надо же понимать, как вести себя при его сестре.
Шумный вдох на другом конце. Пауза. Выдох.
— Мы не друзья, Лиза. Я не хотел бы скрывать тебя, ни от кого. Если тебе так нормально?
— Мне нормально, — спешу согласитьсч. — Я — девушка свободная.
— Ты не свободная, а моя. Хорошо?
Я словно со скалы в море прыгаю. Сначала вниз лечу, а потом вверх поднимаюсь и выныриваю самой счастливой на этом свете.
— Хорошо.
— Тогда до вечера, моя девочка…
Он произносит это с улыбкой. Я ее чувствую и у самой рот до ушей растягивается. Сердце в груди бахает, предчувствуя впереди что-то новое и захватывающее.
Так и хожу с застывшем на лице счастьем, пока застилаю постель, привожу себя в порядок и одеваюсь. И в кухню с улыбкой вхожу, там она и стухает.
В большой кастрюле на подоконнике стоят вместе два букета: прекрасные зефирки Макса и жуткие лилии с розами от Ильи. На столе остывший омлет и тосты с сыром, за столом мама. В руках у нее телефон, на лице недоумение.
— Что происходит, Вета? Откуда столько цветов?
Начинается.
— А мы разве не опаздываем? Надо бы пораньше выехать, там дождь и могут быть пробки. Кстати, свет в доме починили? — пытаюсь перевести тему.
Все утро отчим ругался с диспетчером, требуя выслать аварийную бригаду. Вчера они вернулись, потому что в доме из-за грозы пропало электричество.
— Садись завтракать, — вздыхает мама, не ответив ни на один из моих вопросов. — И рассказывай, что у вас с Ильей? Поссорились?
Не прокатило.
Достаю тарелку с вилкой, включаю чайник. Как же неохота говорить о Красовском.
— Не то, чтобы поссорились…
— Мне его мама только что звонила.
Вот черт!
— Мы расстались, — рублю, опускаясь на стул.
— Из-за чего?
— Я так захотела.
Скрестив руки на груди, смотрю с вызовом. Мамин взгляд тоже мягким не назовешь.
— А что стало причиной того, что ты так захотела?
— Мое желание.
— Лизавета, — вздыхает мама. — Надо позвонить твоему психологу, — хлопает рукой по столу и встает.
— Если понадобиться, я сама ей позвоню. Мне восемнадцать, и я в праве сама решать, когда и к кому обращаться за помощью, — напоминаю раздраженно. — Тебе не нужно больше беспокоиться обо мне, думай о себе и ребенке.
Мама смотрит на меня сверху, качает головой:
— Так и знала, что ты будешь ревновать и беситься. Привыкла, что все внимание только тебе.
Мои пальцы до боли сжимают предплечья. Все как обычно: я пытаюсь держать свои границы, она принимает это за протест. У меня бурлит внутри, так хочется сказать, чтобы не лезла не в свое дело, но я молчу. Коротко вдыхаю, быстро выдыхаю. Надо сдержаться, ей нельзя волноваться.
— Послушай, мам! Со мной все хорошо, правда. И я не ревную тебя к малышу. Я его уже люблю! Или ее? Ты кого больше хочешь?
Выражение ее лица поразительно быстро меняется.
— Да мне все равно, лишь бы здоровеньким родился.
— В этом даже не сомневайся! Давай попросим доктора не говорить нам пол. Пусть запечатает результат в конверт, и мы устроим гендер-пати! С шарами, тортом, дымовыми шашками. Круто же?
— Круто, — соглашается с улыбкой. Оттаивает. — Но кто-то должен знать, какого цвета дым покупать.
— Можно нанять агентство. Хотя нет! Давай я сама все организую! — загораюсь идеей.
— Веточка, — вздыхает мама, опускаясь на стул. — Пойми, у меня на душе неспокойно. Почему вы с Илюшей расстались?
— А зачем быть вместе, если нет любви?
Вопрос риторический, но мама решает ответить.
— Но он переживает. Значит, любит.
— А я его нет, — развожу руками. — Я дру…
Хочу сказать, что другого полюбила, но вовремя прикусываю язычок. Не нужно маме знать о Максе.
— …Дружить с Красовским могу, а любить — нет. Не тянет к нему, понимаешь?
Несколько секунд она задумчиво смотрит на меня, а потом кивает. Мы не поругались, я молодец.