— Мели, детка? Пожалуйста, позвони мне… Ты же знаешь, я буду волноваться. — По крайней мере, она дождалась до субботнего вечера.
Еще пять сообщений и растущее беспокойство, сквозящее в ее тоне, заставляют меня тянуться к телефону, пока не воспроизводится последнее. Ее слова сразу же останавливают меня.
— Мелисса. Детка, они снова за свое. Я не знаю, где ты, но они прислали еще одно письмо. — Щелчок. Ей не нужно говорить больше, потому что я точно знаю, о ком она говорит, и точно знаю, кого они хотят.
— Черт возьми, — шиплю я, быстро хватаю телефон и звоню маме.
— Детка, где ты была? — быстро говорит она. Даже полного гудка не последовало, а телефон уже у нее в руках.
— Господи, мам, я же говорила, что буду на свадьбе подруги и меня не будет на этих выходных.
— Я знаю, знаю. Мне жаль, но ты должна держать мобильный при себе. — Она делает глубокий вдох и, кажется, задерживает его на несколько минут, прежде чем резко выдохнуть. — Они снова за свое, Мели.
— Что было сказано в письме на этот раз? — спрашиваю я.
— Сьюзен утверждает, что с учетом моего преклонного возраста и того, что ты работаешь слишком много часов, чтобы ухаживать за Коэном, она должна получить единоличную опеку. Она утверждает, что завещание Софии было неправильным и что Саймон никогда бы не согласился на это несмотря на то, что на договоре стоит его подпись.
— Как она может утверждать, что этот сукин сын не согласился с этим, когда Фиа оформила все необходимые документы? Она не была глупой, мам. Она знала, что произойдет, если Сьюзен доберется до него.
— Я знаю. Ее так просто не остановишь, Мелисса. Она хочет его. Я не знаю, почему она так решительно настроена, хотя, насколько я могу судить, ее совершенно не волновал собственный сын. Вероятно, поэтому он и стал сумасшедшим и одержимым. — Я слышу, как она начинает терять терпение.
— Она его не получит. — Я обещаю. Ни за что на свете, я бы схватила его и сбежала в Мексику быстрее, чем она успеет моргнуть.
— Придешь завтра? Мне нужно тебя увидеть, ему нужно тебя увидеть. Я бы чувствовала себя лучше, если бы мой ребенок был дома со мной. — Я смеюсь, но в этом нет ничего смешного.
— Хорошо. Я скажу доктору Шеннон, что не могу задерживаться допоздна, и приду на ужин.
— Люблю тебя до безумия, Мели-Кейт.
— Я тоже тебя люблю, мам.
Этой ночью кошмары о жизни Фиа, ее безумной свекрови и тенях, крадущих моего племянника, преследуют меня до тех пор, пока рассвет не проникает сквозь шторы. Мои блаженные выходные и мужчина, который так быстро занял место в моем сердце, давно забыты.
Глава 14
Грег
В течение последних двух лет я наблюдал, как один из самых важных людей в моей жизни нашел себя, а затем нашел любовь. После этого я начал сомневаться во всем, что, как мне казалось, меня устраивало в жизни. Отношения никогда не были тем, чего я хотел; я был счастлив проводить время с такими сучками, как Мэнди.
Ну, возможно, это не совсем так. Я определенно ошибся в ней, очень сильно. Наблюдая за тем, как Иззи и Аксель снова находят друг друга и преодолевают столько дерьма, чтобы быть вместе, я жажду того, что у них есть. Я хочу, чтобы кто-то поддерживал меня, чтобы было к кому возвращаться домой и с кем заводить детей. Я готов, и впервые в жизни у меня есть женщина, ради которой, как мне кажется, стоит пойти на такие перемены.
Я не буду заходить так далеко, чтобы сказать, что это любовь с первого взгляда, но, черт возьми, с первого взгляда явно что-то было. У меня не настолько избирательный вкус, поэтому не могу полагаться только на него.
В первый раз, когда она открыла рот и начала демонстрировать свое отношение, я понял, что она того стоит. С ней будет нелегко. Я знаю, что она не решается что-то начинать, и готов поспорить, что это не из-за того, что кто-то ее обидел. Когда она рассказала мне о своей сестре, и я понял, с кем она связана, я знал… знал, что все проблемы, которые у нее есть, из-за этого ублюдка.
Саймон-гребаный-Вагнер.
Причина, по которой Грейс больше нет рядом со мной, та же самая гребаная причина, по которой у нее нет сестры. Я достаточно опытный мужчина, чтобы признать, что меня беспокоит то, что произойдет, когда она узнает об этой связи.
* * *
Утро понедельника наступает слишком быстро. Я провел ночь, обнимая подушку, которая все еще пахнет моей Красоткой, как маленькая сучка. Каждый раз, когда аромат ванили проникает в мой организм, это как сигнал для моего члена приветствовать небеса. Каждый сон — о ней. Как ее голубые глаза искрятся огнем и вожделением. Как они расширяются и теряются, когда она кончает. И как, забыв о страхе, она смотрит на меня, словно зная, что я знаю ответы на все вопросы.
Да, я официально на крючке.
Явным признаком того, что я отвлекся, является отсутствие Свэя, когда я подъезжаю к Службе Безопасности корпуса. Я представляю себе Мелиссу, склонившуюся над моей кухонной стойкой, но когда я поднимаю глаза и вижу Свэя, машущего мне рукой, как идиот, возбуждение, которое я испытывал все утро, быстро умирает.
Какого черта?
За несколько лет, что я знаю этого человека, я понял, что он непредсказуем. Но то, что предстало передо мной сегодня утром, не похоже ни на что из того, что он делал раньше. Вот он стоит на тротуаре в тех камуфляжных обтягивающих штанах, которые носят девчонки. Те самые, которые заставляют мужчину падать в ноги, чтобы следовать за ее задницей по всему миру, но на этом мужчине они могут оставить шрам на всю жизнь. Если этого недостаточно, то сверкающая бордовая рубашка, обтягивающая его круглый живот, может вызвать добрый смех. И тут я замечаю, что он делает.
— Свэй? Зачем ты красишь тротуар? — Я спрашиваю, глядя в ведро с золотой блестящей краской. — Это что, гребаные блестки?
— Не показывай свою альфа-страсть, Грегори. Конечно же, это блестки! Нельзя покрасить тротуар в золотой без блесток! — Он серьезен, мотает головой влево и вправо и размахивает руками повсюду.
— Это по-настоящему? Ты, блядь, красишь тротуар в золото? Аксель знает об этом дерьме?
— Конечно, знает, мой король сексуальности. Не будь такой упрямой задницей. Вообще-то, нет, дорогой, — будь тугой задницей… просто дай мне это увидеть. — Он начинает хохотать, как сумасшедший, и все, что я могу сделать, это оглянуться и заметить взрыв гребаного блеска.
— Свэй, дружище, ты бы не знал, что со мной делать. — Он мгновенно стихает, и я пинаю себя за то, что поощряю его. — Забудь, что я сказал. Скажи, почему ты чувствуешь необходимость разбрасывать блестки по всему этому чертову месту?
— Потому что, мой прекрасный мальчик, блестки делают всех счастливыми! — Когда он начинает танцевать вокруг своего ведра с краской, мне приходится уйти. Есть только небольшая доза терпения, с которым я могу справиться, когда он так себя ведет. Я мог бы пошутить, но этот человек — самый смешной маленький засранец, которого я когда-либо встречал.
— Точно. Знаешь, кто любит блеск? — спрашиваю я, замечая подъезжающий джип Купа. — Куп любит. Почему бы тебе не пойти и не пожелать ему доброго утра, которое сделает его день лучше, Свэй? Я даже подержу твою щетку.
— Ооо! Да, прямо сейчас, сэр Секс-е-лот! — Он наклоняется, хватает пригоршню блесток и бежит через стоянку так быстро, как только позволяют его каблуки. Я вижу, как глаза Купа расширяются, когда он видит человека, несущегося на него на полной скорости.
В этот момент я не смог бы перестать смеяться, даже если бы попытался. Как только Куп выходит из джипа, Свэй бросает блестки в воздух и кричит «Доброе утро». Когда он прыгает в объятия Купа, я боюсь, что могу что-нибудь повредить, смеясь изо всех сил.
— Доброе утро, придурок! — кричу Купу и захожу во внутрь.
— Что, черт возьми, там происходит? — спрашивает Бек, подходя к переднему окну. Когда он видит, что Куп пытается освободиться от Свэя, он откидывает голову назад, и его смех гремит по комнате, заставляя Эмми подпрыгнуть за стойкой регистрации.
— Вы такие незрелые. — Слышу я, как она что-то бормочет себе под нос.
— Не унывай, Эм. Еще только понедельник… слишком рано для этого.
Когда я вижу ее взгляд, который явно кричит: «Не связывайся со мной», я быстро направляюсь в свой офис и мысленно отмечаю, чтобы выяснить, что у нее на уме.
Первое, с чем мне нужно разобраться, — это позвонить ублюдку Деррику. Обогнув свой стол, я опускаюсь на него и слушаю, как протестуют ножки моего стула, прежде чем поднять трубку и набрать номер, который я никогда не забуду. В конце концов, когда ты звонишь ему ежедневно в течение почти двух лет, тебе нелегко забыть это дерьмо.
— Джонсон, — говорит он нетерпеливым тоном.
— Деррик. — Мой тон убийственен. Этот придурок знает, что я не тот человек, которому можно перечить.
— К-Кейдж, — бормочет он, прочищает горло и пытается снова, — Кейдж, чем могу помочь?