Пятнадцать лет назад
Я уже поднимаюсь по ступенькам общежития на второй этаж, где располагается наша с Лале и Сюинь комната, когда на мой телефон поступает звонок с неизвестного номера. Мне очень неудобно принять этот звонок — руки заняты пакетами с книгами, и одеждой для сестренки с одной очень выгодной детской распродажи. Но все же, отвечаю:
— Да?
— Привет, это Старк.
Старк?
Откуда у него мой номер, мы никогда раньше не созванивались. Ставлю пакет на пол, поправляя съезжающий с плеча рюкзак. Словно отвечая на мой немой вопрос, он продолжает:
— Я не могу дозвониться до Альбиона, он не с тобой? Он когда-то давал твой номер на случай чего..
— Привет, нет, он не со мной, но я видела его ещё час назад! А что-то случилось? — быстро отвечаю, мое сердце отчего-то начинает бешено колотиться.
Старк словно колеблется, говорить ли.
— Да я и сам толком не знаю. Похоже, Артист пропал! Вместе с кушем, что вчера сняли. Наш главный рвет и мечет, собирает всех. Ну, кроме тебя, конечно. Мы все его ищем — если вдруг ты раньше с ним свяжешься, то передай!
— Окей, — я взволнована, — а… он сам сбежал, как ты думаешь?
— Это и пытаемся выяснить, — отзывается он, — может сам, а может, помогли! Он же у нас за главную скрипку. Так и передай Альбиону. Я тебе больше скажу, крыса может оказаться в команде — на вас я не думаю! Кто-то мог спецом замутить ту непонятку в казино, ну, когда долг навесили, чтобы мы все между собой перегрызлись… Короче, это как вариант, передай ему. Знаю, что он тебе доверяет очень. Давай, бывай, если что звони.
— Пока, — отключаюсь, сую телефон в задний карман джинсов.
Надо срочно позвонить Алексу! Подхватываю пакеты, захожу в нашу комнату. Ставлю их на пол, думая о том, что сказал Старк.
И просто не верю своим глазам! Девочек в комнате нет, зато посреди комнаты на стуле восседает и смотрит на меня, свирепо вращая глазами, мой отец. Нет. Пожалуйста. Пусть мне это снится!
Как же такое могло произойти?
Немая сцена длится секунду или две. Затем он вскакивает, роняя стул, а я автоматически вздрагиваю, отпрыгивая в сторону.
— Ах ты ж тварь, — он надвигается, и таким страшным я, признаюсь, его ещё никогда не видела, — ты где шляешься?!
Я не ночевала эту ночь в общежитии. О Боже, как давно он здесь? Стою, молчу, а он хватает меня за шиворот и трясёт.
— Ты оглохла?! Я спрашиваю, где ты была?
— У подруги, — быстро отвечаю, даже не пытаясь вырваться. Отец отвешивает мне затрещину, начинаю плакать. Я знаю, что накосячила, сильно. И знаю, что за гораздо меньшую провинность обычно получаю от него брань и побои. Это темная сторона моей жизни, о которой не знает даже Алекс. О таком не рассказывают, слишком больно и стыдно.
Начинаю молиться, чтобы кто-нибудь вошёл к нам — как и большинство домашних тиранов, он стесняется или, быть может, боится посторонних людей. Избегает огласки своих действий. Мне же папа во время подобных безобразных сцен часто приговаривает: я тебя породил, я тебя и убью! Пусть даже сяду в тюрьму.
Животный ужас начинает овладевать мной. Теперь, пока он не успокоится — что бы я ни сказала, это только ещё больше разозлит его. Впрочем, как и мое молчание.
Ну, вот что мне делать? Куда бежать? Сейчас есть куда, но отец, весь белый от злобы, крепко хватает меня за волосы и не отпускает. Говорит, что мы уезжаем, немедленно.
Протестую тем, что обязательно надо зайти в учительскую колледжа, забрать документы, предупредить людей, но его бешенство только набирает обороты. Орет, что он уже все сделал, пока я шлялась. Что я не человек, а мразь. Что он звонил руководству языковых курсов, и ему сказали — иногда я пропускаю занятия и не ночую в общежитии. Что он не удивлён, потому что всегда знал, что я ноль без палочки, и каждая потраченная на меня копейка выброшена на ветер…
Он довлеет надо мной в этой ситуации, и я, абсолютно растерянная, привычно сбитая с толку жестокой родительской агрессией, покорно бросаю в потертую дорожную сумку свои вещи.
Все происходит очень быстро. Хватаюсь за телефон, чтобы предупредить Алекса, но, грубо выхваченный из моих рук, он летит в урну для мусора.
Папа выволакивает меня с вещами в коридор, я в панике! Вырвавшись, бегу в женский туалет, закрываюсь там. Пока он ломится ко мне, снимаю рюкзак и вырываю лист из тетради, чтобы нацарапать записку. Передать с кем угодно! Пишу свой украинский адрес для Алекса, и о том, что папа увозит меня силой. Добавляю строчку про звонок Старка.
В конце делаю приписку, что люблю его больше жизни.
Телефона у меня больше нет, номера Алекса я, к своему ужасу, наизусть не помню. Ситуация патовая.
Выскакиваю из кабинки как безумная, не обращая внимания на проклятия и колотушки от отца. Вижу в коридоре Лале, бросаюсь к ней как бросается тонущий к спасательному кругу. Всовываю ей в руку клочок бумаги, на английском умоляя отдать Алексу, человеку, который зайдет спросить обо мне. Да, тому самому англичанину!
Папа не решается выдрать из рук Лале записку, но белеет лицом. Хуже мне в любом случае уже не будет.
А даже если и так, то все равно. Если он меня увезет, я уже умерла.
И возродить меня к жизни способен только один-единственный человек на свете…