Алекс
Стоим-молчим, как двое тугодумов. Смотрим друг на друга. Тишина здесь привычна — толстые стены. Боится инъекции, или меня?
Если меня, то поздновато как бы. Усмехаюсь. Я мог бы сделать с ней все, что захочу! Но не сделаю. Правда в том, что на самом-то деле все как раз наоборот. Это она может вытворять со мной, что захочет. Просто как факт.
Против фактов не попрешь, и меня во многом держало на плаву по жизни именно умение принимать любые факты быстро. Даже когда не нравится — особенно, когда не нравится. Вся моя жизнь, сука, это принятие фактов. Я, было, решил даже, что меня уже ничто не пробьет на настоящую, живую эмоцию! Толстокожий слон, как она правильно сказала. Я ошибался.
Читаю сомнение на лице Жени, и еще какие-то смешанные чувства, которых так сразу не разобрать. Повернувшись к столу, начинаю распаковывать дозы, они должны немного нагреться. Инъекцию себе сделаю в любом случае. Ей можно не делать, если упрется, но это все равно, что проблема на ровном месте — зачем? Желтая лихорадка, просто плюс один риск.
А зачем я вообще беру ее с собой? Знаю ведь, почти наверняка, что не Бенджи забрал ее тогда из общаги. Значит, весь вопрос только в этом маленьком «почти». Или хочу взять ее с собой, чтобы она была рядом, когда я буду встречаться со своим прошлым лицом к лицу? Нашим, совместным прошлым, неважно нравится ей это или нет.
Женя снова вторглась в мое жизненное пространство и как-то очень незаметно начинает забирать все больше места в моей голове, вытесняя оттуда остальное. Я дурею от этого, но просто плыву по течению, как соломинка, не сопротивляясь. Что, если они все же были любовниками, и она знала о его планах?
— Почему ты разводишься? — задаю вопрос, ответ на который действительно жду. Я знаю лучше многих, что брак это часто просто бумажка, которую легко аннулировать. Но любопытство гложет меня. Кто этот человек, которого она выбрала — почему, какой он? Большой соблазн узнать о нем больше, и в том числе от нее.
Я стою к Жене вполоборота, делая привычные перед любой инъекцией манипуляции. На автомате, меряю температуру тела, давление, при этом жадно впитывая внутренним чутьем ее реакцию на вопрос.
Дёргается, вздыхает. Волнуется? Смотрю на приборы — даже мои собственные жизненные показатели почему-то скачут. Это что, заразное?
— Мы оказались разными людьми, вот так просто, — и снова вздыхает, — просто до смешного!
— Разве это смешно? — поворачиваюсь к ней, заканчивая свои манипуляции. Проверяю температуру вакцины, — похоже, не сошлись характерами — самая распространённая причина разводов и расставаний, да?
— Да, — соглашается, внимательно наблюдая за мной, — вам эти медицинские познания в МИ-6, что ли, дают?
— И эти тоже, — подмигиваю. Женя знает, как разрядить напряженную атмосферу вопросом ни о чем. Не уверен до конца, делает ли она это специально, или это умение всех женщин в принципе, — я умею колоть без боли.
Натягиваю кожу пальцами левой руки, быстро ввожу иглу на глубину пяти сантиметров, подтягиваю поршень для исключения попадания иглы в сосуд и только после этого медленно ввожу вакцину. Извлекаю иглу быстро, одним движением. Обрабатываю место инъекции и ставлю пластырь.
— А как передаётся желтая лихорадка? — она полна любопытства. С готовностью закатывает рукав своей рубашечки. Замираю от ее простого действия, с удовольствием прислушиваясь к себе. Боюсь спугнуть эмоции, как бабочек, случайно севших на одежду. Не знаю, как это действует, но оно работает, точно.
— Не так быстро, — осторожно приближаюсь к Жене, прочищая горло тихим покашливанием. Мой голос ломает, как у подростка, от ее близости. Будь она продуманной сукой, давно бы заметила. И воспользовалась! А так, ничего. Ведёт себя, как будто мы едва знакомы. Как чужая добродетельная жена, подчеркнуто. Или играет, быть может, — мне нужно тебя осмотреть. Вирус желтой лихорадки передается инфицированными комарами. Единственное надёжное средство от этого — вакцина. Она безопасна, ставят даже шестимесячным. Одна доза обеспечивает пожизненный иммунитет. Так что нам повезло!
Отвечаю чисто машинально, а все мое хищное внимание теперь фокусируется на ней одной. Испытываю болезненную тягу прикоснуться к Жене.
— Э… осмотреть?! — у нее ступор.
— Ну да. Температура тела, сердцебиение, легкие, пульс, — это я перегибаю, конечно. Осмотреть Женю важно, но не критично, и сделать это реально за минуту. Я же собираюсь растянуть удовольствие, — есть необходимость, понимаешь? Чтобы точно знать, что ты здорова и готова к вакцинации.
Она заметно нервничает, пожевывая нижнюю губу, отчего у меня все обрывает внутри. Как у несдержанного подростка! Наконец, кивает мне.
— Ну, хорошо. Стоя, сидя? — спрашивает растерянно.
— Как тебе удобнее, — бросает в жар от постановки вопроса. Посмеиваюсь про себя, хотя боюсь всерьез слететь с катушек и повести себя неожиданно.
— Тогда я присяду, — решительно садится на кушетку. Бесы внутри меня ликуют, получая иллюзию свободы.
Дезинфицирую руки. Затем придвигаю к кушетке низкий стульчик на колесиках, на который сажусь сам. Женя наблюдает за мной с явной настороженностью, даже не пытаясь скрыть ее. Улыбаюсь ей. Подъезжаю на колёсиках ближе, толкнувшись ногой от пола. Теперь наши лица почти на одном уровне. Я чувствую ее запах.
Мне нужен один тест, через минуту.
Изумляет даже не то, как Женя действует на меня физически, хотя и тут очень приятно, а то, как она влияет на мой мозг в целом.
С ней мне снова восемнадцать. Это острое ощущение! Неизведанное, где-то дикое для меня. Потеря контроля, частично. Я ополоумел настолько, что тащу ее с собой в Эфиопию, и совершаю другие не самые умные поступки. Что дальше? Не могу сдержать себя в желании изучить это глубже.
Я уже и не вспомню, как давно настолько сильно хотел женщину. Уверен, секс помог бы мне восстановить полную картинку того, что со мной происходит. Со мной и между нами, если она даст нам такую возможность.
Женя обреченно молчит. Беру ее запястье, нежно. Нахожу пульс вручную, невесомо поглаживая теплую кожу пальцами. На столе валяется техника, которая считала бы все ее параметры за секунды.
Шелковистость кожи Жени, ее запах снова немного сбивают ритм моего дыхания. Фак. Чувствую себя животным!
— Так. Теперь послушаем сердце, — легко раздвигаю ее ноги, подъезжая к ней на стульчике максимально близко, — ты позволишь? Это удобнее.
Она подпрыгивает от неожиданности, возмущается:
— Ты обалдел, что ли? А если бы я была в юбке?!
— Что-нибудь придумали бы, — отвечаю уклончиво, — уложили бы тебя на кушетку, например, — расстегиваю ее рубашку на пару пуговиц сверху. Женины глаза округляются. Хватает меня за руку, — ну хорошо, давай сама. Ты в лифчике?
— Думаю, эту часть осмотра можно пропустить, — вдруг заразительно смеётся, — что там у тебя ещё? Давление, температура?
— К осмотру перед вакцинацией нельзя относиться легкомысленно, — напускаю на себя строгий вид, и она перестаёт улыбаться. Задумывается. Сижу, не двигаясь, в ожидании ее подчинения.
— Снимай рубашку, — нахожу предмет, напоминающий стетоскоп. Сойдёт, Женя не производит впечатления человека, хорошо разбирающегося в медтехнике, — мне нужно послушать твои легкие. Если есть хоть какие-то сомнения, процедуру лучше отложить.
Она верит. Но все же замечаю, что робость и сомнения буквально грызут ее изнутри. Просит отвернуться, что я и делаю. Сглатываю. Так трудно быть послушным ей!
— Готово, — слышу и оборачиваюсь. Женя сидит ровная, как палка, старательно прикрыв ладошками грудь, которая и без того упакована в лифчик из плотной ткани. Выглядит забавно.
Самое время для моего теста! Не касаясь ее тела, наклоняюсь вперёд, к лицу. Затем беру его в свои ладони, фиксируя Женю в одном положении и наблюдая ее зрачки. Они резко расширяются — эмоциональное возбуждение налицо. Это возможно как от страха, так и от желания. Второе, конечно, куда предпочтительнее. Хотя вряд ли она думает, что я привел ее сюда убивать. Итак, останавливаемся на варианте желание!
— Посмотрим, — отпускаю ее лицо, опасаясь нового приступа стыдливости. Женя почти не дышит, пока я, склонившись над ней, неторопливо слушаю ее дыхание, заставляя то дышать, то не дышать. С любовью, неспешно закрепляю тонометр на ее теле и исследую жизненные параметры. Которые свидетельствуют о ее необъяснимом, сильном волнении! Похоже, это уже очевидно даже для нее. Нам просто нельзя быть так близко, когда мы касаемся друг друга, если не хотим взрыва.
Он неминуем, но я, в отличие от Жени, принимаю его как неизбежное. И нас накрывает, обоих.
— Все?! — Женя срывает с себя тонометр, едва он успевает пискнуть о том, что снял показатели. Отодвигается вместе с кушеткой, со скрипом. Быстро отходит от меня подальше.
— Что с тобой? — упорно иду за ней, включая непонимающего. Как она. Помещение небольшое, бежать некуда. Хотя, сейчас я догнал бы Женю везде.
Загоняю в угол, чтобы задать свой вопрос, когда мы снова оказываемся очень близко благодаря моей настойчивости:
— Ты что же, неровно дышишь ко мне, до сих пор?
— Что? — Женя то краснеет, то бледнеет, — я не поняла…
Ее близость приводит в действие спусковой крючок моего неадеквата. Стараюсь выровнять дыхание и унять бессвязный поток пошлых мыслей. Мне уже пох на результаты нашей поездки. На здравый смысл. В глазах темнеет от желания впиться в нее поцелуем и раздеть с максимальной скоростью! Войти без резинки и долго-долго двигаться вместе, проникая в мозги друг друга. И она уже делает это, в моей голове.
— Жень, — просто предлагаю, — ведь ясно же как день, что мы оба хотим… Надеюсь, не станешь отрицать?! Давай снимем напряжение вместе? Пойдем в спальню, — протягиваю ей руку, ладонью вверх. Прошу, — пожалуйста.
Ее просто парализует, судя по выражению лица.
Не может же она быть такой ханжой? Женя почти не изменилась внешне, но вот характер поменялся, и сильно. Я помню ее другой — смелой и свободной.
— Только не говори мне о неземной любви к мужу. Все равно не поверю. Я хочу тебя!
— Ты больной человек, Алекс, — произносит в ужасе. Вжимается в стенку, как будто могу ее принудить. Мне больно видеть это, поэтому отвожу взгляд. Туплю, стоя истуканом несколько секунд.
Потом беру себя под жесткий контроль. Мне больно, но, в общем, волна безумия откатывает. Понемногу прихожу в себя. Отхожу, стараясь не выдать, что изнутри рассыпаюсь на атомы, занимаясь подготовкой шприца и вакцины. Можно колоть.
— Нет так нет, — говорю ей, — потом не проси, — пытаюсь шутить, — если готова, подходи для инъекции.
В груди давит и жжёт невыраженными, глубоко загнанными внутрь чувствами. Это крах! Мне в принципе уже ничего не нужно проверять, и даже очень желанный секс с Женей ни при чем. Я итак все знаю.
— Ладно, извини, сорвало с катушек немного, — приходится признать. Нельзя, чтобы она боялась меня, — все в порядке?
Park Terrace Restaurant, Лондон
Ненавязчиво, тихо играет рояль. За роялем — приятная девушка. Звуки музыки, льющиеся из-под ее пальцев, призваны создавать идеально расслабляющую атмосферу ресторана. Так и есть. Все вокруг, кроме быстрых, расторопных официантов в форменной одежде, золотисто и сонно. Время кажется застывшим.
На террасе, за столиком с великолепным видом на Кенсингтонские сады, расположился невзрачный, тщедушного вида молодой человек в отличном костюме-тройке и сверкающих дорогой кожей туфлях. Развалившись в кресле, он смотрит на буйную зелень с загадочной полуулыбкой на лице, глубоко погружённый в свои мысли. Но стоит на террасе появиться привлекательной, стройной брюнетке, направляющейся к его столику быстрым шагом, как он моментально поднимается со своего места. Застывает в немом восхищении и, отодвинув стул для нее, терпеливо ждёт. Брюнетка, недовольно осмотревшись по сторонам, присаживается.
— Дженни, ты великолепна! Впрочем, как всегда.
— Привет, Макс, — она морщит нос, — спасибо, это лишнее. Я не нуждаюсь в твоих комплиментах. И, кстати, не собираюсь оплачивать шикарный заказ в подобном месте, поэтому обойдешься чаем!
— Здесь его, между прочим, двенадцать сортов, — замечает он ей, смеясь, — детка. Ну как ты могла подумать, что я хочу пообедать за твой счёт? Более того. Я угощаю!
— Как это щедро, — ядовито отзывается она, хмыкая, — Макс, а я ведь даже обижаться на тебя не могу. Ты очень чудной.
— Чудной — не самое плохое слово!
— А кто сказал, что плохое? — она даже не прикасается к меню, целиком увлеченная своим собеседником. Потирает руки, — ну, рассказывай, что ты узнал?
— Почему ваши пути разошлись, Дженни? — неожиданно спрашивает он, — ты никогда не говорила мне. Ну, кроме там стандартных отговорок для любопытствующих?
Она чертыхается.
— Макс, не будь любопытствующим! И не испытывай мое терпение, пожалуйста. Итак?
— Хорошо, но я всегда знал, что он тебя не стоит, — заявляет Макс, прежде чем приступить к своему отчету. Он даже не скрывает своего нервного возбуждения, — итак, что мне удалось установить. Кажется, на сей раз это что-то очень необычное! Чую крупное дельце. Алекс не просто так ушёл в отпуск. У него появились какие-то свои интересы, конечно, пока неясно, какие именно. Но либо кто-то серьёзно прищемил ему хвост и он теперь занимается личным, возможно, безопасностью, либо… он что-то нарыл такое, на чем хочет нелегально заработать.
Глаза Макса Талера горят воодушевлением. Он даже закуривает, чего обычно не делает никогда, Дженни же внимательно слушает дальше, не проронив ни слова. Когда услужливый официант подходит, чтобы принять заказ, оба, общаясь с ним, уже изнывают от нетерпения продолжить разговор.
Тем не менее, собеседник Дженни заказывает за двоих, и заказывает роскошно. Вначале он просит принести им чай Royal, к которому автоматически прилагается по бокалу шампанского, а затем — ланч из трёх блюд, включая десерт. Уговаривает Женевьеву попробовать мраморное мясо с латуком и анчоусами. Ей настолько все равно, что она соглашается, не дослушав.
Макс с довольным видом отпускает официанта, продолжая повествовать.
— Стало известно, что Алекс спешил с отпуском! Он очень быстро закрыл рабочие вопросы, в том числе, одно из его крайних дел — ты слышала, конечно, о ликвидации «Алькатраста»? Он расколол всех, кого ему поручили. И даже покалечил на допросах одного из лидеров группировки, — барабанит пальцами по столу, — значит, он очень спешил. Ты же знаешь его стиль, он всегда очень мягко раскалывает. Но не волнуйся — мы найдём его.
— Хорошо, и что же? Где он сейчас?
— По моей информации, Алекс будет выдвигаться куда-то нашим авиабортом. Во всяком случае, он пока никуда не летал общественными, через Хитроу, а это его любимый аэропорт, когда он не передвигается нашим транспортом. Вряд ли он останется в Лондоне! Но это уже мои домыслы, милая, назови это чутьем, если угодно.
— Не называй меня милой, — Женевьеву передергивает, — слишком мало информации, одни домыслы. Ты не пробовал приставить к нему наружку?
— К агенту А первого уровня?! Ты шутишь, должно быть, — нервно отзывается он, — может выйти себе дороже, знаешь ли. Я итак кручусь, как могу, Джен! Не хочешь сама позвонить ему и спросить о планах?
Она звонко смеётся.
— Это было бы проще всего, да?
— Да. И вправду, — он берет вторую сигарету. Предлагает ей — Дженни соглашается, — как ты себе представляешь вашу встречу?
— В идеале, — она смеётся, но тут же иронию в ее взгляде сменяет мечтательность, — я останавливаюсь в том же отеле, что и он, где-нибудь возле океана. К примеру, мы встречаемся после завтрака, у бассейна… Знаешь, как бы я хотела, чтобы он послал всех к черту и решил просто отдохнуть!
— Узнать о его планах такому маленькому человеку, как я, непросто, — в его словах сквозит плохо скрытая зависть, но Женевьева не замечает этого, — мне никогда не стать агентом первого уровня! Алекс же у нас особь голубых кровей, легко идёт по карьерной лестнице, перепрыгивая через ступеньку. А я так, болтаюсь среди ищеек под ногами… Но есть реальная надежда на информацию от одного пилота нашего борта! Я кручу шашни с его сестрой, не без пользы для себя. Так, ничего серьёзного — не ревнуй, дорогая..
— Прекрати обращаться со мной фамильярно! Почему я должна ревновать? Мне все равно, Макс, но ты должен отработать свои деньги. Ничего большего от тебя я не жду..
— Ну конечно, я не такой красавчик, как наш доблестный агент А, — он хитро прищуривается, и осторожно кладёт свою руку поверх ее руки. Женевьева не отнимает ее, но смотрит на Макса с откровенной неприязнью, — так жаль. Но я помню твой маленький грязный секретик, Дженни…