Сижу на стульчике, заботливо завернутая в бушлат или как там это называется, принадлежащий кому-то из числа тех, что вывели меня из подвала.
Учитывая мой озноб, который до сих пор бьет по телу, я ничуть не воспротивилась бушлату. И теперь, несмотря на тёплую ночь, грею руки о давно остывшую чашку с чаем, которую мне всучили, уж и не знаю откуда, но сразу после того, как усадили на стул.
Где же Алекс?
Это первое, о чем я спросила у этих вежливых, немногословных людей, которые помогли мне выбраться, и даже были настолько любезны, что сняли свои балаклавы при этом. Вероятно, чтобы не добавлять мне стресса. Говорить с людьми, у которых только прорези вместо глаз, не слишком комфортно.
Алекс в порядке и скоро появится, спокойно заверили меня они, утрясает дела с начальством! Хотя, я верю этому только первые полчаса томительного ожидания на стульчике.
Невольно наблюдаю за ними исподтишка, стараясь при этом остаться незамеченной. Они тоже дисциплинированно ждут кого-то или чего-то, изредка тихо переговариваясь.
Это все молодые ребята. Я, несомненно, очень благодарна им за спасение, но не могу не задуматься и о тех людях, которые ждут их прямо сейчас дома, а ведь они наверняка есть. Мамы, папы, жены, дети… И какая страшная эта работа — сознательно погружаться в эпицентр опасности, рискуя жизнью в каждую свою «рабочую смену».
Алекс сказал мне когда-то — кому-то надо это делать. Да! Когда это твой ребенок или, к примеру, брат, то у тебя просто нет иного выбора, кроме как ждать. Кроме как, надеяться и верить. Каждый раз. Но многие ли готовы подписаться на такое добровольно, влюбляясь и связывая себя узами брака с таким воином света?
Далеко не любая способна умирать и возрождаться из пепла тягостного ожидания, будучи далеко от него, дома, где-то там… А я?
Очень хочется стряхнуть с себя оцепенение и подвигаться. Но, держусь к ребятам поближе, опасаясь пройтись даже пару метров, потому что пугаюсь одного только вида лежащих вдалеке рядами лицом вниз, бандитов-эфиопов.
Ух, и закрутило же меня в жесткий водоворот событий.
Усмехаюсь, представив на секунду шок папы и Элеоноры Юрьевны, узнай они, что меня таскает за собой по миру практически Джеймс Бонд, а сама я сталкиваюсь напрямую с вооруженными уголовниками, и остаюсь при этом жива, и даже почти весела.
Почти! Что же все-таки за дела такие срочные сейчас у Алекса? Похоже на бред — это якобы его начальство и прочее, да откуда они здесь, почему он мне ни о чем таком не рассказывал, не доверяет?
Ведь мне казалось, мы здесь по делу Артиста — выходит, что нет. Нарисовались вдруг и начальство и жена…
И тут, в разгар моих мыслей, он появляется. Сразу идёт ко мне. Но выглядит поникшим и усталым. Странным.
— Привет, — целует в висок, поднимая со стула и притягивая к себе. Забирает чашку из моих рук, ставит ее на землю. Внимательно заглядывает в глаза, но только на короткий миг, и вообще кажется мне сейчас каким-то отстраненным. Словно мысли его витают где-то далеко, — как ты?
— Я в порядке, — тихо отвечаю, боясь задать вопрос о Женевьеве. Интересно, они уже встречались-общались? Не из-за нее ли он так задержался? Впрочем, пусть расскажет все сам, — а… что произошло?
— Давай потом расскажу, подробно, — снова смотрит мне в глаза, но я ничего не могу прочесть в его взгляде, — у меня ещё дела здесь, а тебе лучше поехать сейчас домой. Хорошо?
— Если я скажу нет, это что-то изменит?
— Боюсь, что нет, — он не улыбается.
Мы остались живы, но что-то произошло, серьезное. Почему он не говорит?
К нему подходят, и Алекс отвлекается на подошедших, извиняясь. Общается с ними на пониженных тонах, в сторонке, словно я абсолютно посторонний здесь человек, который случайно может подслушать чужие тайны.
Он тепло общается с ними, я вижу. Ловлю на себе изучающий взгляд одного из них, по-видимому, главного в группе — он ведёт себя очень уверенно с остальными. Но это всего лишь доля секунды, и мне даже думается, что просто показалось, его интерес ко мне.
Нет, я не то чтобы ожидала, что Алекс будет представлять меня им. Да и кем он меня представит, если все они знают и видели здесь Женевьеву?! На его сестру или друга я как-то не тяну.
Мне вдруг становятся то ли стыдно, то ли неловко.
Я даже опускаю голову, не в силах больше встречаться с чьими-то случайными или не очень, любопытными взглядами. Просто сижу и отхлебываю холодный чай с независимым видом. В конце концов, мне с ними детей не крестить, как говорится, или, иными словами, мне все равно, что обо мне подумают.
Кто-то приносит мою отобранную эфиопами сумочку. Не Алекс.
Он слишком занят другой женской сумкой — высокий мужчина протягивает ему ее, а после они достают оттуда какие-то документы и вещи. Вероятно, это сумочка Женевьевы, никаких других женщин я не видела. А где же она сама, в таком случае? Или Алекс вернёт ей сумку где-то в другом месте лично?
Наконец, он подходит ко мне, но не один, а с парнем, которому любезно меня представляет. Молодого человека зовут Чарльз.
Чарльз готов отвезти меня домой, объясняет Алекс, а сам он приедет попозже. Даёт нам ключи от квартиры. Дополняет сам себя чем-то абстрактным о том, что постарается побыстрее, и чтобы я не волновалась. Это все, серьёзно?!
После моего невероятного похищения, мытарств по подвалам и тревог о нем? Ну, круто Алекс, спасибо. Сажусь в машину, даже не оборачиваясь.
Наверняка, он потом спишет это на мой «постстресс». В боевиках обычно, после того как главные герои побеждают всех врагов, они радостно обнимаются и начинаются титры. У нас же просто титры, без всяких объяснений происходящего.
Пока едем, достаю свой телефон и, взглянув на время, решаюсь таки набрать Котенка! Она, наверное, жутко переволновалась.
Так и есть. Радуюсь ее взволнованному голосу, тут же сообщая, что со мной все прекрасно. Катины же новости неутешительны — приезжал Гриша, привез мои вещи и торжественно передал папе. Мучительно закусываю губу, слушая подробности. И, удар под дых — звонили с работы, есть опасность, что уволят за прогулы, и просят срочно выйти на связь!
Ну что ж. Решаемо, я уверена. Сразу по приезду сама пойду к замдекана, повинюсь и совру что-нибудь более-менее приемлемое.
Спрашиваю у нее не о работе, а о самочувствии. Катя вся в предвкушении и ожидании операции! Радостно щебечет. Радуюсь вместе с ней.
Принимаю решение немедленно — завтра же утром выезжаю в аэропорт. Пусть Алекс заканчивает свои дела сам, а мне нужно поддержать сестру. Она так робко, но настойчиво спрашивает меня о том, когда я вернусь, что сжимается сердце…
Войдя в квартиру и поблагодарив Чарльза, я закрываю за ним дверь. Согреваюсь под горячим душем, съедаю банан со стола и, плотно прикрыв дверь в спальню, заваливаюсь спать.
Скорее всего, Алекс теперь явится утром. Вот тогда и сообщу ему о своем решении лететь домой.