Просыпаюсь от того, что кто-то внаглую забирается ко мне под одеяло. Обнимая сзади, нежно и властно сгребает к себе в охапку. Этот кто-то очень теплый, голый, вкусно пахнущий и ещё слегка влажный после душа…
Мне не нужно открывать глаза, чтобы узнать его. Я делаю это на первой же секунде пылкого объятия, от которого и сама вспыхиваю как спичка. Но, стараясь не улыбаться и даже не размыкая веки, продолжаю лежать в неподвижности.
— Ты очень смешно делаешь вид, что спишь, — дразняще шепчет мне в ухо этот змей-искуситель. Спускается жаркими губами вниз по шее, слегка покусывая ее до мелких мурашек, и я наконец сдаюсь, не выдержав этой пытки.
Широко распахиваю глаза и смеюсь, поворачиваясь к нему. Алекс тонко чувствует меня, паршивец, мгновенно «считывая» наше взаимное притяжение. И тут же настойчиво тянется своими губами к моим, желая говорить сейчас только на языке тела.
Однако я капризно отворачиваюсь, ускользая, озадачивая его этим так, что он даже удивленно замирает в неподвижности на секунду-другую, нависая надо мной.
Мужчины странно устроены! Им кажется, что если ты однажды сказала о своей любви, то и секс с тобой, в любой момент, дело само собой разумеющееся.
Надо сказать, в последний раз мы были близки, если не считать последних моих целомудренных ночевок в его компании, конечно — целых пятнадцать лет назад! Это много.
В тот вечер откровений, который наступил для нас уже здесь, в Эфиопии, или вернее продолжился после разговора в самолёте, секса не было. Вместо него мы погружались в наше прошлое, и посмеявшись и погоревав о многом, вместе переживая заново то боль неожиданного расставания, то зарождающуюся любовь.
Это был момент стопроцентного выплеска эмоций, когда, несмотря на жгучую физическую тягу друг к другу, рано на рассвете я просто уснула. Вот так, на его груди — уютно свернувшись калачиком и глубоко расчувствовавшись перед этим.
Уверена, Алекс не решился тревожить меня в тот момент ласками и поцелуями, хотя, возможно, хотел. А может быть, его израненное сердце также плакало в унисон с моим, и физическая близость — это было бы уже слишком для нас!
Но сегодня, как я погляжу, он настроен более чем решительно. Бросаю взгляд за окно, туда, где небо едва розовеет занимающейся зарей.
— Я и вправду спала, вернее, пыталась заснуть, — притворно зеваю.
Алекс неожиданно запускает руку в мои трусики, касаясь столь смело везде, где ему хочется, что у меня просто перехватывает дыхание. Взвиваюсь, хватая его за руку и пытаясь вытянуть ее оттуда, с округлившимися глазами… но это сладкая борьба, где силы изначально неравны.
И вот он уже шепчет мне о том, чего уже не скрыть, и что теперь не поверит мне… а я молю его о пощаде, краснея. Поборовшись безуспешно с минуту в тесных объятиях его идеального тела, и учащенно дыша, прошу:
— Алеск, пожалуйста… ну, я не готова сейчас.
— А что случилось? — тут же отзывается он, сбавив обороты и прожигая внимательным взглядом, но не позволив сбежать от него окончательно.
— Да ничего, — смеюсь от постановки вопроса, хлопая его по плечу, и все таки размыкаю наши чересчур горячие объятия. Отодвигаюсь, машинально прикрываясь одеялом. Сказать честно, внутри меня уже пылает пожар, но я не обращаю на это никакого внимания. Торопливо перевожу нашу беседу совсем в иное русло, — это лучше ты расскажи, что случилось! Там, на фазенде?
— Там, на фазенде, — Алекс садится, вдруг становясь печальным и серьёзным, — несколько часов назад, я овдовел.
Эта информация звучит для меня как гром среди ясного неба.
— Да ты что?! — я сажусь тоже, ожидая подробностей, и не в силах до конца поверить в сказанное.
Алекс рассказывает, хоть и коротко, но емко, каждым своим словом затрагивая какие-то болезненные струны моей души — о двух смертях, о предательстве Талера, а ещё, о том, какую во всем этом роль сыграла его собственная жена.
Он повествует по-мужски скупо, без особых эмоций, однако я отчетливо вижу и глубину его боли, и горечь разочарования. Алекс не скрывает от меня ничего.
— Я думаю, он хотел использовать ее против меня! И Максу действительно каким-то образом удалось заморочить ей голову, — говорит он в заключение, — но, все получилось наоборот. Она послужила главной причиной его гибели и спасла меня, или спасала, как ей, возможно, думалось в тот момент, но действовала она очень осознанно. Это точно! Поэтому сказать, что я благодарен Женевьеве — ничего не сказать..
Он скорбно умолкает. Вздыхаем. Сидим еще какое-то время в тишине, бок о бок, оба глубоко задумавшиеся.
За окном занимается новый день, а усталость такая, как будто и не было того кусочка ночи, когда я успела немного подремать. Хотя, Алекс умеет снимать сон как рукой.
В голову мою закрадывается нехорошая мыслишка о том, что мне-то вроде бы надо радоваться! Только радости почему-то нет. Есть растерянность и удивление, даже шок. Неужели она настолько сильно любила его, что пожертвовала собой в той критической ситуации? А может быть, она просто не ожидала, что тоже погибнет?
К примеру, хотела вытолкнуть Талера из вертолёта, оставшись там с Алексом, но так уж трагично сложились обстоятельства, что… в любом случае, правды мы уже не узнаем!
Замечаю несколько ссадин на его теле и тут же тянусь к ним, нежно поглаживая, желая снять боль. Он поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются.
— Позволь выразить тебе соболезнования, — начинаю немного робко, но искренне. Алекс не даёт мне продолжить, касаясь моих губ пальцами. Затем крепко обнимает и просит:
— Не надо! Оставим прошлое прошлому. Так не должно было быть, да, но я не хочу больше говорить об этом… просто не отталкивай меня… пожалуйста.
— Я не отталкиваю, — отвечаю, что он тут же понимает по-своему.
Приникает к моим губам жадным поцелуем, распаляя вновь, ещё более мучительно и мощно! Я отвечаю. Нас обоих трясёт и выкручивает от дикого желания стать как можно ближе друг к другу. Но, уже в следующее мгновение я заставляю себя оторваться от него, понимая, что так будет лучше и правильнее для нас обоих.
Это оказывается тяжело и сложно. Я даже пугаюсь остроты своих ощущений, чувствуя себя в этот момент не человеком, а магнитом. Только не сейчас, не тогда, когда он сообщил мне о смерти своей жены! Кем бы она ни была для него в действительности, и как бы ни относилась ко мне. Точка.
— Послушай, Алекс… хотела сказать. Я собираюсь сегодня в аэропорт, домой! Это срочно, — выпаливаю, восстановив дыхание и глядя в его потемневшие, с поволокой глаза, — надо уладить кое-какие вопросы с работой. Мой отпуск, к сожалению, закончился. И потом, скоро у Кати операция…
— Когда?
— Точно не знаю, — немного мнусь, размышляя. Я ведь на самом деле не в курсе точной даты, но знаю, что она планируется на ближайшие дни, — через недельку где-то. Выясню на месте! Ты сможешь закончить тут сам, без меня?
Он замолкает ненадолго, изучая мое лицо, а у меня все так и скручивает где-то в желудке от волнения и от затянувшегося странного молчания.
Вообще-то, изначально моей целью было «переключить» немного Алекса, когда ситуация стала выходить из-под контроля. Но что-то пошло не так.
— Знаешь, я не хочу выглядеть шовинистом, ломающим твою карьеру и все такое, — тепло усмехается он, как ни в чем не бывало нежно обнимая меня, — но… как тебе идея переехать в Лондон?
— Это… гм, — затрудняюсь описать шквал своих эмоций.
Но это точно вау! Взрыв мозга, разрыв шаблонов — в хорошем смысле.
— А конкретнее?! — уточняет он. Смеёмся.
Нет, я конечно ожидала чего-то подобного. Алекс очень-очень дорог мне, хотя… мучительно размышляю дальше — столько всего произошло и, наверное, глупо размышлять о таких серьёзных вещах на рассвете, в растрепанных чувствах и с мозгами набекрень, как у меня сейчас.
— Если бы ты не предложил мне этого, — честно признаюсь ему, — мне было бы очень больно. Ты уже стал важной частью моей жизни! Но…
— Но?
— Но, понимаешь, нужно все очень хорошо обдумать! Про переезд, про нас… Так правильнее. Давай лучше я обработаю тебе ссадины, есть чем?
Алекс кивает, но смотрит пристально, желая, очевидно, разгадать мои мысли. Такой решительно-серьёзный вид у него я видела всего однажды, когда он делал мне предложение руки и сердца, много лет назад.
Приносит какую-то коробочку с медикаментами и смотрит с придыханием, как я, подрагивающими от его пристального внимания руками, не особо умело обрабатываю его раны. Перед глазами стоит картинка из прошлого — как я лечила его после памятной драки в казино.
Когда он дрался за меня. А я, девчонка, смотрела на него с обожанием и восторгом… и терялась иногда — совсем как сейчас!
— Да. Надо подумать, — глуповато повторяю, закончив, — и тебе..
— А я давно подумал, — спокойно откликается, — мне все стало понятно ещё тогда, в Нью-йорке! Я жалею только о потерянном времени.
И это самое время вдруг останавливается для нас.
Замираем в трогательной неподвижности, друг напротив друга. Непослушными пальцами, я долго и ровненько укладываю зачем-то пластыри, перекись, бинты… И хочется, и колется.
Впрочем, отправить бы Алекса поспать — наверняка же он очень устал после такой сумасшедшей, страшной ночи! Это становится решающим аргументом для меня, когда я говорю, стараясь не смотреть ему в глаза и понижая тем самым накал страстей, пронизывающих воздух вполне осязаемым электричеством:
— Кстати, почему бы тебе теперь не пойти, передохнуть немного? Может быть… поспим… в своих кроватях? — поспешно уточняю.
Но Алекс дожидается, пока я решаюсь поднять на него взгляд. И вдруг неожиданно, весело предлагает:
— А хочешь посмотреть мое оружие? Ты, помнится, интересовалась.
— Хочу, — так же неожиданно для себя отвечаю.