Все люди устроены таким образом, что готовы приложить максимум выдумки и усилий, чтобы что-то сделать лучше, особенно если лучше надо сделать другого человека. Это правило универсальное, оно распространяется на всех. Вспомните, сколько раз вам давали советы, как избавиться от вредных привычек и безобидных слабостей. Причем самое интересное, добровольные помощники готовы тратить массу личного, а то и рабочего времени, «помогая» вам научиться, ну, скажем, убирать в конце рабочего дня папки со стола, но сами не в силах преодолеть проблему «немытых кружек» после чаепития.
Я также имел, как мне казалось, незаурядный педагогический потенциал, и он из меня выпирал непрерывно. Традиционной жертвой моей жажды воспитывать был сын, немного в меньшей степени страдала жена и коллеги по работе. Но это все были активные участники процесса воспитания. Они огрызались, приводили какие-то доводы в свое оправдание, сами пытались меня воспитывать. Кому это понравится? Каждый «педагог» мечтает заполучить в свои руки такого ученика, который бы все понимал, но при этом сказать ничего не мог. Одним словом, собака — идеальный вариант. Эту несчастную собаку звали Кардан. Вся наша охотничья компания, в том числе и я, пыталась сделать из него настоящего подружейного пса. Поверьте, бедняге было нелегко, ведь каждый из нас имел свое личное мнение, как именно это надо делать.
Семен Александрович был уверен, что в Кардане «все заложено от природы», надо лишь дать ему пару пинков, и природа возьмет свое. Сан Саныч не верил в генетическую теорию старшего брата, он всегда говорил, что Кардан «собачий даун» и поэтому может выполнять лишь самое простое — гавкать и путаться под ногами. Сашка, как всегда, бросался в крайности. То он считал, что Кардан еще слишком молод для натаски, то, что уже слишком стар, но в любом случае, что бы наш помощник ни делал на охоте, Сашка всему находил рациональное объяснение и придерживался мнения: какие охотники, такая у них и собака. Все жаркие споры о собачьих талантах заканчивались одной и той же Сашкиной репликой.
— Сами в сидячего голубя с третьего раза попадаете, а от Карданчика хотите совершенной работы. На себя посмотрите.
В соответствии со своей генеральной концепцией каждый дрессировщик подбирал соответствующие приемы дрессуры и по-своему оценивал собаку. Происходило это так. После выстрела сизый голубь, судорожно вздрагивая побитыми крыльями, валится в невысокую траву метрах в двадцати от стрелков. Глаза Семена Александровича вспыхивают дьявольским огнем.
— Кардан… возьми, возьми, вон он пошел, сволочь, в траве прячется. Эх, как я его, видел?
Бедная собака мотает головой, изо всех сил стараясь понять, что же рассказывает хозяин.
— Кардан, падла… что ты на меня вылупился? Ты иди голубя ищи.
Дальше следует пинок, и первую пару метров до подранка Кардан преодолевает в «бреющем» полете. Понимая, что надо что-то делать, наш чудо-спаниель бежит, куда глаза глядят, изо всех сил при этом гавкая и изображая активное участие в охоте.
— Опять ваша «умная» собака не в ту сторону побежала, — замечал Сан Саныч, — голубь же намного правее. Ну не придурок… а, Сашик?
— Ну почему придурок, он просто заходит на ветер, чтобы подранка лучше чуять.
Как правило, в большинстве подобных случаев подранка находит Сан Саныч.
Понятное дело, мириться с полным невежеством Кардана как подружейной собаки мы не могли, особенно я. Вся эта «интуитивная», от случая к случаю, натаска мне казалась бесполезной. Нужен был системный, даже научный подход. Но поскольку научный подход требовал много времени, пришлось ограничиться полунаучным — изучением журнальных публикаций. Две недели упорного листания толстенной подшивки «Охоты и охотничьего хозяйства» превратили меня в величайшего кинолога в окрестностях пяти-шести ближайших сел. Я выучил на память классификационные стандарты, названия распространенных собачьих болезней, даже пару команд на английском языке. В запасе имелось несколько четких, теоретически обоснованных схем дрессировки, а также несколько не менее теоретически обоснованных оправданий на случай провала. Одним словом, я был полностью готов к триумфу. Даже жаль было, что этот великий спектакль, эту демонстрацию торжества разума и таланта над серостью и формализмом увидит так мало людей.
И вот долгожданная сентябрьская суббота начала клониться к вечеру. Солнце уже уперлось в тонкие «рожки» телевизионных антенн на крышах соседних четырехэтажных домов. Стало немного прохладней, лавочки перед подъездами постепенно заполнялись всезнающими пенсионерками, девочки разрисовывали мелками асфальт, мальчишки сбивали палками орехи, молодые мамы трясли коляски и тайком курили.
К пяти часам с ревом и скрипом, распугав всех котов, во двор закатила Сашкина «копейка».
Почти вся команда была в сборе, не хватало только Семена Александровича.
— Ну что, — спросил Сан Саныч, — куда сегодня рванем? Может, в седьмое отделение, там просо косят? Если там ничего не будет, переедем ближе к степи.
Он посмотрел на меня вопросительно.
— Чего молчишь, тебя спрашиваю?
Выдержав паузу, как и положено, когда хочешь сообщить что-то важное, я многозначительно и шумно вздохнул, благородно наклонил голову слегка набок и произнес:
— Не имеет значения куда. Я обдумал в голове все варианты охоты и намерен, для начала, поставить Кардану правильный «челнок». Конечно, предпочтительно, чтобы в угодьях была средняя плотность птицы, чтобы собака работала по местной популяции и чтобы в структуре этой популяции преобладали особи женского пола, а также окрепший молодняк. Желательно преобладание злаковых культур в месте проведения охоты. В таких условиях поведение перепела не аномально и легко прогнозируется. Таким образом, создаются идеальные условия для обучения подружейной собаки классическому стилю работы по полевой дичи.
Для начала было неплохо. Мои попутчики проглотили языки. До самой молочной фермы, где нас ждал Семен Александрович, они молчали, как партизаны на допросе.
— Ну, куда поедем? — забравшись в машину, спросил поборник большого кнута и маленького пряничка. — В каком месте перепелам сегодня не повезло, а, Карданчик? Он начал трепать за уши любимца, тот сразу заскочил на руки хозяину, выражая свой восторг шершавым языком.
— Ну, ну, собачка моя, хватит. Небось, сегодня раз пять уже яйца свои лизал, а теперь мой нос лижешь.
— А чего вы все как в рот воды набрали? Куда мы все-таки едем? Тишину нарушил Сашка. — Туда, где злаковая популяция представлена женским молодняком средней плотности.
— О, вот это да. Ну, вы, мужики, даете. Какие особи средней плотности, мы что, на охоту не едем?
— Да едем, батя, едем. Не знаю, что из этого получится. Петя собирается Кардана научить правильному, слышишь, правильному челноку. Он тут сейчас такого «намолотил» — мы с Санычем ни фига не поняли, а он рассчитывает, что собака его поймет.
Семен Александрович достал из полиэтиленового пакета заранее припасенное пиво, открыл бутылку, с наслаждением сделал несколько глотков.
— Хорошо, пусть потренируют друг друга, ты-то чего волнуешься. Не тебе же челнок учить.
Дорога к месту охоты была длиной в одну бутылку пива. Этого времени мне хватило для краткой лекции по зоопсихологии, приблизительной оценки экстерьера Кардана и двух пошлых анекдотов. Я был убедителен и красноречив, меня несло. В середине пути Кардан уже был ни кто иной, как «перпетуум-мобиле сухих степей и влажных низин», длинноухий ларец с генетическим кодом всех спаниелей. Мне казалось, что достаточно произнести как заклинание несколько правильных команд, надеть на собаку «строгач», и произойдет чудо. Мой авторитет был неоспорим, мой план великолепен.
Просяное поле, куда мы так стремились, сиротливо прилепилось на самой дальней границе колхоза «Дружба народов». С одной стороны к нему подступал большой, как море, участок жнивья с колючей стерней, с другой — брошенная после июльской засухи кукуруза, две другие стороны упирались в дикую степь, настолько дикую, насколько дикой может быть балка в двести гектаров среди тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий.
Как только перестала пыхтеть и кашлять «копейка», окружающий мир предстал во всей своей обкультивированной красе с «диким» степным рудиментом.
Жара медленно оседала тяжелой серой пылью на высохшую траву. Жаворонки, трепеща крыльями, повисли над степью, как маленькие воздушные змеи, привязанные невидимыми нитями к земле. Уставший за день ветер еле колыхал большие листья молодых ореховых деревьев, растущих вдоль полевой дороги. Воздух ритмично вибрировал от трескотни миллионов невидимых насекомых. Стебли проса таинственно перешептывались, касаясь друг друга пышными кистями.
Ранний вечер — лучшее время для охоты на степных птиц. Мы, не торопясь, сложили ружья, прислушиваясь к перепелиным голосам и показывая друг другу направления, где раздавалось страстное «поть-плоть, поть-плоть», позаглядывали в стволы, поснимали лишнюю одежду (чтобы еще и позагорать заодно), переложили в патронташах «под руку» полузаряды с девяткой.
— Ну, Петя, — сказал Сан Саныч, натягивая патронташ поверх живота, — давай, делай правильный челнок.
Красиво и элегантно, как фокусник достает кролика из шляпы, я вытащил из ягдташа взятый в долг у знакомых «собачников» строгий ошейник, к которому был привязан длинный капроновый шнур.
— Кардан, иди ко мне, сейчас мы найдем всех птичек.
Кардан сразу почувствовал что-то неладное, поджал хвост, сделал пару коротеньких прыжков в сторону, как бы стараясь превратить все это в шутку, робко протявкал и после строгого взгляда Семена Александровича обреченно лег на спину, готовый ко всему.
Ошейник Кардану не понравился. Пока мы шли к прокосу, он несколько раз попытался его стащить через голову. От этих попыток длинная шерсть на собачьей шее намоталась на шипы, еще надежней посадив на «строгач» будущую грозу перепелиных выводков. Вопреки ожиданиям инструменты дрессировки, на которые было возложено столько надежд, не придали нашей собаке желанных качеств. Кардан, низко наклонив голову, безразлично плелся немного впереди развернутой плотной шеренги охотников. Уши его уныло волоклись по земле, как знамена поверженных армий, а белый капроновый шнур, словно змей-дистрофик, рывками продирался сквозь стерню и сухие комья земли. Перепела на подходе смолкали, затаивались намертво. К середине поля еще никто из нас не имел счастья пальнуть по поднявшемуся комочку жира в перьях.
Тишина сопровождала нашу мрачную процессию. Никто не смел позволить себе высказать мысли вслух, хотя было ясно, что мысли эти уже подступают к выходу, выпирают на лицах, придавая им то удивленное, то злорадное выражение.
На Кардана не действовали никакие команды — ни на английском языке, ни на матерном. Натяжение шнура воспринималось им как старым мерином — он останавливался. Осужденные на смертную казнь идут к эшафоту более бодрым шагом. Я весь ушел в процесс.
— Вперед, вправо, на голос птицы, ищи, ищи, ищи.
Старания были напрасны. Ни вскидывание ружья, ни энергичные забегания, ни другие способы как-то стимулировать печального спаниеля не помогали.
Лаской надо, лаской, вдруг подумалось мне, надо успокоить собаку, дать ей понять, что она тут для охоты и все так же любима, несмотря ни на что.
Нежные слова с поглаживаниями дали желанный результат. Кардан повеселел, завилял хвостиком, перешел на рысь. Но был и побочный эффект — бегая взад-вперед, собака наматывала шнур на ноги охотников, затягивая неимоверные узлы.
— Петя, — робко спросил Сашка, высвобождая лодыжки из объятий капронового змея, — давай сегодня как-нибудь без правильного челнока обойдемся, уж очень шнур ходить мешает. Я не спорю, ты так красиво рассказывал, может быть, просто сейчас не то время.
— Нет, Сашик, дело не во времени, — хитрое лицо Сан Саныча приняло притворное выражение наивного простака, — я знаю, здесь просто, как там, в популяции этой, нет молодняка женского пола — одни извращенцы голубые живут. А Карданчик наш ничего общего с этим мусором иметь не хочет, он гордо проходит мимо, пускай они себе там орут, аж головой об землю бьются. Правда, Петр Николаевич?
Я понимал, что любые оправдания будут расценены как признание своей неспособности научить собаку челноку, но все же начал выдавать заранее приготовленные отговорки про жару, про «первый блин комом», про направление ветра, я даже сказал о врожденной скромности Кардана, о том, что он стесняется посторонних взглядов.
— Ну да, ты посмотри, какой он интеллигент. Гадить на наших глазах под кустами он не стесняется, а перепелов из травы выгонять ему неудобно.