Поднес микрофон к губам.
И на весь зал прогремело:
—- Внимание! Экстренное сообщение! Слово для очередного тоста предоставляется не кому бы то ни было, а — жениху, точнее, одному из молодоженов, Герою России — Ивану Будко!
Ваня благодарно кивнул Молчацкому и медленно встал.
Вид у него был самым серьезным.
Отчего смех быстро стих.
— Я, конечно, не поэт, как мой друг Стасик, но мой тост будет стихами! — извиняющимся тоном сказал он, показывая глазами на удивленно взглянувшего на него Стаса. — Точнее, стихотворением. Мы его часто читали там, — он мотнул головой в сторону окна, за которым уже было темно. — И я хочу, чтобы вы ценили мирную жизнь здесь. И всех тех, кто ее вам защищает. А главное, желаю, чтобы все вы сами были воины Христовы. В общем, так…
Ваня прокашлялся и, как ни останавливали его мама с женой, наполнил до краев свою рюмку, поднял ее:
Бывает в людях качество одно,
Оно дано нам или не дано:
Когда строчит в горячке пулемет,
Один лежит, другой бежит вперед!
Услышав эти слова, сидевший тихо и неприметно в самом дальнем углу стола церковный сторож Виктор вдруг вздрогнул.
Встал.
Невольно вытянулся по стойке смирно.
Затем быстрым шагом подошел к Ване, положил ему руку на плечо и стал говорить вместе с ним:
И так во всем, и всюду и всегда,
Когда на плечи свалится беда,
Когда за горло жизнь тебя возьмет,
Один лежит, другой бежит вперед!
Они стояли, чем-то похожие на вылитый из суровой бронзы памятник, крепко обнявшись друг с другом, один со Звездой Героя Советского Союза на вылинявшем офицерском кителе, другой — Героя России на солдатской форме, и слезы, не переставая, текли, из их глаз.
В конце концов, Виктор, не выдержав, уткнулся лбом в плечо Вани.
И тот уже один закончил:
Мой первый тост и мой последний тост
За тех, кто поднимался в полный рост!
5
Стас, прикоснувшись своим пальцем к губам Лены, велел ей не шевелиться…
Свадьба пела, сверкала, звенела на все голоса.
Стасу с Леной было радостно, весело от сознания, что все это для них, и они, наконец, навсегда вместе.
Навсегда — потому что даже смерть после венчания теперь не в состоянии разлучить их.
Одно лишь мешало.
Вся эта праздничная суета и непривычный для них шум.
И уж очень им хотелось, хоть ненадолго остаться вдвоем, очень хотелось побыть только вдвоем.
Когда, без страха согрешить, можно было крепко обнять друг друга.
И даже поцеловаться.
То есть, для начала хотя бы научиться этому…
Во время очередного, медленного танца, который Молчацкий почему-то торжественно назвал «Вальсом невесты», они, не сговариваясь, бочком-бочком подплыли к дверям.
Незаметно выскользнули из огромного, многолюдного зала.
Походили по дому, ища тихого уединенного места.
И найдя небольшую темную комнату, вошли в нее.
Осветив ее, как фонарем, экранчиком включенного телефона, Стас подвел Лену к окну.
И в полной темноте, закрыв глаза, приблизился лицом к ее, тоже доверчиво потянувшемуся к нему лицу…
Позабыв обо всем на свете, они даже и не заметили, как крадучись, в эту комнату вошла Виктория.
Очевидно, она тоже хотела уединиться.
Даже от мужа.
Очнулись, вздрогнув, лишь от ее голоса:
— Пап, ты? Здравствуй!
Лена, стыдливо высвободившись из объятий Стаса, хотела дать понять, что Виктория тут не одна, и они сейчас выйдут.
Но дальше вдруг началось такое, что потребовало пойти на нарушение элементарных правил вежливости.