Войдя в палату, Лена с изумлением обошла ее.
Это была не палата, а целые апартаменты!
Надо же: две комнаты, причем вторая, огромная, как холл, с большими пальмами и удобным диваном с креслами, в которых можно утонуть.
И еще — кухня: с плитой, холодильником столом — букетиком цветов в вазочке, приборами и салфетками на нем.
Свекровь тоже, судя по всему, была здесь впервые.
— Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты так любишь задерживаться на работе! — с легким подозрением взглянула она на мужа.
— Да будет тебе! — приобнял ее тот и объяснил: — Эта палата предназначена для самых высокопоставленных правительственных чиновников. Но они здесь почти не лежат: предпочитают свои кремлевские клиники с отличным питанием и сервисом. Меня туда только вызывают для консультаций и на консилиумы. Но, тем не менее, здесь за редчайшим исключением, как сейчас, никогда не бывает пусто!
— А кто же тогда в ней лежит? — не поняла Лена.
— Так скажем — люди, которым это по карману! — ответил ей Сергей Сергеевич. — Или, «свои человечки» от нашего главного. Но сегодня, она, словно для вас — к вашим услугам! А мне, извините, пора… Уже 10 часов 000 минут!
3
— И чего же это, интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.
На кухне свекровь деловито развернула свои пакеты, налила из термоса чай и приказала начавшей было отказываться от всего этого Лене:
— Ешь! А то ты мигом превратишься из здоровой сельской жительницы в болезненную москвичку!
Вздохнув, Лена послушно взялась за бутерброды…
Сергей Сергеевич был прав.
Она действительно сильно переживала.
Все ее мысли были там — в Лондоне.
Стасик, наверное, сейчас еще только встает, представляла она.
Может быть, тоже уже завтракает вместе со всеми, пока еще многочисленными участниками олимпиады.
И тоже только и думает о том, каким будет для него результат отборочного тура.
Заботила ее и предстоящая консультация у окулиста.
Точнее, разговор со свекровью после нее.
Потому что, в отличие от лондонских итогов, она еще до начала осмотра у профессора прекрасно знала, чем он закончится…
Конечно, их областную больницу, где она лежала по настоянию своей мамы, никак нельзя сравнить с этой клиникой.
И ее лучшего окулиста — с бесценным Кривцовым.
Но тот врач был по-настоящему безценным, обладающим огромным опытом человеком, состарившимся на своей работе — а он прямо сказал:
«Диагноз твой, дочка, на первую группу инвалидности. И, к моему великому сожалению, по всем врачебным меркам, уверен, любых специалистов — уже до конца твоих дней… Если, конечно, не поможет тебе Господь! Чего я от всей души тебе желаю и о чем, обещаю, буду молиться…»
Да и сердце не обманешь.
Она чувствовала, что со зрением у нее все слишком серьезно…
Позавтракав под неусыпным взглядом свекрови, Лена вместе с ней перешла в уютную комнату, которую она сразу прозвала пальмовой.
Увы, она перестала быть оазисом, как только свекровь увидела телевизор.
Она тут же включила его.
И Лене сразу захотелось бежать как можно дальше от замелькавших на экране кадров.
Куда?
Конечно же, в храм!
Но показывали новости, в которых ведущий сказал всего несколько язвительных — чем-то похожих на укусы — слов в адрес Церкви.
И свекровь не преминула прокомментировать это Лене:
— Вот видишь? Видишь?! Что в вашей церкви творится! Какое безобразие! А вы туда еще ходите!
— И будем ходить! — твердо ответила Лена.
— Да у тебя что, уже и со слухом не все в порядке? Или ты не поняла, что он сказал?
— Почему? Отлично все слышала, — стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри все так и вскипело, ответила Лена. — Даже то, чего не слышали вы!
— И чего же это, интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.
— А голос за кадром!
— Какой еще голос? Чей?!
— Суфлера. А еще и давнего заказчика нападок — от кровавых до таких вот словесных — на Церковь. Если хотите, могу прямо сказать — сатаны! Этот ведущий, который читает по тексту, и журналист, готовивший этот текст — лишь его слепые орудия. Они даже не понимают, что творят! Тявкают, словно жалкие шавки на то, о чем не имеют ни малейшего представления. Потому что если бы имели, ну хоть граммулечку, то ни за что бы не стали делать такого. Побоялись бы. Ведь Бог поругаем не бывает. И за каждое слово им — и не только им, но и тем, кто с одобрением слушал и после повторял все это, — придется понести страшный ответ. Больше того — возмездие. Не здесь, так там!
Лена — она сама удивлялась, и откуда только у нее только такие слова берутся! — с благоговением показала глазами наверх и продолжила:
— Церковь-то нашу создал – Сам Христос! Да так, что, по Его словам, даже врата адовы не одолеют ее. Что уж говорить о жалких потугах телеведущих, журналистов, да и всех тех, кто оплачивает им всю эту страшную, в первую очередь, для них же самих, музыку!
— Но ведь они — правду говорят! — попыталась вставить, несколько озадаченная таким незнакомо-уверенным для нее тоном невестки свекровь. — По справедливости обличают!
— Какую там правду! — отмахнулась Лена. — Да даже если бы оно так и было, ну ведь нет же людей, которые живут и не ошибаются, которые совсем не грешат. Один Христос был безгрешным! И вообще, других за подобное — только хвалят. Называют уважаемыми, предприимчивыми, достойными подражания людьми, чуть ли не героями. А тут за куда более меньшее — просто мешают с грязью! Ищут самый ничтожный повод, зачастую просто выдумывая его, чтобы оклеветать самое высокое, чистое и святое, что только есть на Земле — Христову Церковь! А вы еще говорите о справедливости!..