— Вот так, благодаря встрече с отцом Тихоном и нашим беседам с генералом Вихровым, во мне все будто перевернулось. И — встало с головы на ноги. Нет, ничего такого сверхъестественного не произошло. Я просто стал регулярно, вечером каждую субботу и в воскресенье с утра ходить в храм. Исповедоваться. Причащаться. Читать вместе с сыном утреннее и вечернее правило. По силам соблюдать все посты, включая среду и пятницу. И, по благодати Божией, все как-то постепенно, само собой стало меняться. Не только в голове, но и в сердце! Порой, к моему величайшему изумлению, когда я, спустя какое-то время, оглядывался на себя, тогдашнего, то даже не понимал, и как это я мог раньше так неправильно, точнее неправедно — поступать и думать!
— А ведь и я, — подхватила Лена, — иной раз так не хочется идти в храм, да еще и выстаивать целую службу, особенно Великим постом, когда она по несколько часов! И все равно встаешь с теплой постели и идешь по промерзшему селу. Стоишь. Поёшь. Ничего, вроде, такого чудесного в это время не чувствуешь. Только понимаешь, не столько умом, сколько, как вы правильно сказали — сердцем, что без этого никак не спастись… И на следующий день снова встаешь через силу. И идешь… идешь…
— Ты это верно заметила, что идешь, — одобрительно кивнул Сергей Сергеевич. — Главное — куда и к Кому? Ко спасению, к Богу!
За такими разговорами они даже не заметили, как, словно каким-то чудом, дорога перед ними расчистилась.
Светофоры постоянно давали зеленый свет.
И они уже без всякого труда доехали до аэропорта.
Где Лена купила Стасу большую розу на длинном черенке и с нетерпением стала ожидать, когда, наконец, объявят о прибытии его рейса…
4
— Все ясно, следы дрессировки! — усмехнулся Стас.
Всего ожидала Лена от свекрови.
Упреков.
Словесных нападок.
Или, наоборот, ледяного, как дождь над Москвой, молчания.
Даже требования к сыну, после того, что узнала, немедленно развестись с инвалидом-женой.
Всего.
Но только не этого…
Свекровь, словно ни в чем не бывало, радостно поцеловала сына.
Охотно взяла из его рук розу.
Поставила ее в вазу посередине — Лена глазам своим не поверила, но подойдя ближе убедилась, что это действительно так — празднично накрытого стола.
И принялась приветливо разговаривать с мужем, невесткой…
А со Стасом общалась так — словно он занял первое место.
Ни разу не обмолвившись о том, что он — проиграл.
Хотя — еще перед самым отъездом на душе у нее было совершенно иное.
Что же произошло здесь за это время?
Неужели свекровь, без молитвы, без помощи Божьей вдруг разом все поняла?
Или что-то задумала?..
Размышлять об этом сейчас не хотелось.
Лена просто сияла от счастья.
Рядом с ней, после бесконечно короткой разлуки снова был самый дорогой человек на свете, ее защита, ее — муж!
— А вот и наш Стасик! — вводя его в комнату после ужина, радостно проговорила она. — Что нужно сказать, Горбуша?
— Стасик кар-р-стяпа! Стасик позор-р-р! Кошкараул!!! — с готовностью отозвалась та.
— Ой, Стасик! — ужаснулась Лена. — Это не я! Я совсем другому ее учила!
— А кто же? — с недоумением взглянул на нее Стас. — Впрочем, погоди! Давай, не спеша, рассудим. В доме пять живых существ. Тебе я верю. Папа тоже на нашей стороне. Горбуша сама до такого бы никогда не догадалась…
— Горбуша кар-р-рошая! — подтвердила ворона. — Ур-р-ра!!!
— Вот, — согласно кивнул ей Стас и подытожил: — Остается только одно. Точнее — одна!
— Да. Но она — твоя мама! — напомнила Лена. — И ее вполне можно понять…
Она подошла вплотную к клетке и, увидев лежавшую рядом с ней большую красную бисеринку, прошептала:
— Стасик, смотри! Я ее икрой не кормила…
— Икар! Икар! — сразу запрыгав, заволновалась Горбуша.
— Все ясно, следы дрессировки! — подойдя, усмехнулся Стас. — Как говорится, нет ничего тайного, что не стало бы явным!
— Эх, ты, на икру купилась! — с укоризной покачала головой Лена.
— Икар… — уже не так уверенно попросила ворона.
— А кошкараула не хочешь?
— Кар-р! — огрызнулась Горбуша.
И обиженно отвернулась от Лены.
Разговор с ней был закончен.
Зато со Стасиком — только начинался!
5
— Стасик! Неужели ты начнешь писать? — боясь дышать, уточнила Лена.