И без них просто нельзя укрепиться в вере.
Это — как дерево лучше укореняется, когда его раскачивает ветер.
Поэтому она была готова к ним.
Но чтобы вдруг — да такое…
Впрочем, поначалу ничего не предвещало ужасного, чего не увидишь даже в самом кошмарном, или как бы сказала Горбуша — кошкараульном — сне...
В прощеное воскресенье Стас, Лена и Сергей Сергеевич сходили на вечернюю службу.
Где вместе со всеми остальными прихожанами попросили у священника и друг у друга прощения.
Свекровь в этот день напекла целую гору толстых ноздреватых блинов.
«Как никак, сегодня — масленица! — сказала она. — Верим мы или не верим, а обычаи предков нужно уважать!»
И предложила их — кто с чем желает!
С маслом.
Сгущенкой.
Сметаной.
Красной икрой.
Каждый, хоть вскоре уже не было сил больше есть, попробовал — и с тем, и с другим.
Одна только Горбуша предпочитала есть одну икру, без блинов.
— Ешь! Ешь! — посмеивался над ней Сергеевич. — Завтра ее уже не увидишь! Не все коту масленица!
— А вороне икра! — поправила свекровь. — Хотя она и будет по-прежнему на столе!
Не обошлось, правда, без небольшого столкновения двух мнений относительно поста.
Между ней и остальными верующими членами семьи.
До этого, осторожно выведав под видом беседы на духовную тему у сына, что пост послабляется для учащихся, путешествующих и больных людей, она каждый раз убеждала: что Стас учится, причем, очень интенсивно, а Сергей Сергеевич много ездит и к тому же у него проблемы с желудком.
Они, впрочем, без особого на то сожаления, вынуждены были с ней соглашаться.
Но теперь, когда привыкшая строго поститься в святую четыренадесятницу и Страстную седьмицу Лена заявила, что не будет вкушать ничего скоромного. И даже с растительным маслом есть только в разрешенные Церковью дни. Стас с Сергеем Сергеевичем сразу перешли на ее сторону.
— Ладно, буду готовить вам все, как скажете! Сухое, невкусное, одним словом, постное, — бросив недовольный взгляд на Лену, нехотя сдалась свекровь, но при этом как-то загадочно усмехнувшись — мол, посмотрим еще, чья возьмет! — предупредила: — Но себе продолжу делать — то, что захочу. Пельмени, оладьи со сметанкой и сгущенным молоком, ту же икру с маслом, котлетки… И не обессудьте, если это будет очень питательным и вкусным!
Вечером Стас с Леной, прочитав, сменяя друг друга, по очереди молитвы и затеплив на всю ночь перед иконами лампаду, легли на разных диванах.
Наутро тоже все шло, как обычно.
Добавили в лампадку масло.
Помолились, прибавляя к обычному утреннему правилу великопостную молитву святого Ефрема Сирина:
«Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! (земной поклон)
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми рабу Твоему! (земной поклон)
Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь.»
Еще один земной поклон.
А затем 12 раз:
«Боже, очисти мя грешнаго» (Лена, разумеется, говорила – «грешную»), с поясными поклонами.
И вновь всю молитву Ефрема Сирина целиком, по окончании которой положили один великий — земной — поклон.
После этого все наскоро позавтракали.
Мама, как и грозилась накануне, похваливая да причмокивая, любимыми оладышками мужа и сына: тонкими, румяными, со свежайшей — не поленилась чуть свет сбегать на рынок! — сметаной.
Лена — одним чаем.
А Сергей Сергеевич с сыном — кофе.
Оба — с постными сухарями.
Лене было полегче — она привыкла поститься и к тому же почти не видела того, что находилось на столе.
Разве что слышала невероятно вкусные и приятные запахи.
А вот им было куда сложнее!
Мало того, что всегда трудно со скоромного сразу переходить на строго постное.
Да еще и такой соблазн совсем рядом!
Только тут привыкшая к тому, что дома, в Покровском, ее все только поддерживали, она постигла, наконец, смысл слов Спасителя, что «и враги человеку домашние его».
Разумеется, когда они не дают, всячески мешают, а то и просто запрещают идти к Богу!
Когда Стас, собираясь в институт, пообещал продолжить вечером пересказ книги, Лена поинтересовалась, и как это ему удается находить такие интересные сюжетные линии и неожиданные повороты в них.
— Все очень просто, — отозвался он. — Ведь для писателя главное — что?