И встал на свое любимое место.
Около иконы святителя Николая.
Ему всегда хорошо и уютно было здесь.
Но сегодня сразу стало не по себе…
Что-то мешало молиться.
Думать о Боге и Вечном.
Да и даже просто стоять!
Что?..
Неужели — эта его размолвка с Леной?
«Ну да, конечно!», — привычно проанализировав ситуацию, вздохнул Стас.
Что тут долго размышлять?
Бог есть — Любовь.
Не та, земная, которая, как правило, только копни ее глубже — эгоистична, из-за чего многие в другом человеке прежде всего любят самого себя, делая его несчастной жертвой такой любви, капризна, ревнива, излишне страстна, коварна, способна на все, только бы добиться своего…
А та, что не требует ничего взамен, все терпит, никогда не заносится, не гордится, не превозносится, не бесчинствует, не осуждает, не помнит никакого зла, наоборот, тут же прощая обидчика и воздавая ему даже за самое страшное зло — добром…
И все, что противится этой Любви, больше того, сеет зло, обиды, не хочет прощать другого — чужеродно Ей.
И в первую очередь здесь, в храме, месте особого присутствия Божьего!
И вот совесть — этот Глас Божий, живущий в каждом человеке, укорял теперь Стаса.
Призывал как можно скорее последовать закону Любви.
Да он бы и сам был рад тому.
Но как…
Как это сделать?
Переступив через себя…
Стас с понуро опущенной головой вышел из храма.
Побрел, куда глаза глядят…
Он собрался было пойти по второму кругу вдоль Старого Арбата.
Но только тут заметил, что уже подошел к самому дому.
И — больше того — у подъезда, словно поджидая его, стоит отец…
7
— Ленка, это что — правда?! — ворвавшись в прихожую, закричал Стас.
Трудно было предположить, что Сергей Сергеевич вышел подышать свежим воздухом.
Его просто не было этим мартовским вечером на Старом Арбате.
Кроме того, он терпеть не мог всей его пестроты и шума, из-за чего несколько раз хотел переехать в другой, более спокойный район.
Но жена была категорически против.
Такое жилье казалось ей достойным и престижным для академика и такого светила медицины, как он.
В итоге Сергей Сергеевич вынужден был ограничиться установкой таких окон, сквозь которые не проникал ни один посторонний шум.
И открывать их, проветривая квартиру, только когда все постепенно стихало, то есть, ночами.
А уж если он вышел и стоит вот так здесь — то дома явно произошло что-то из ряда вон выходящее.
«Не с Леной ли что? Или — с мамой?..» — подумал Стас и даже похолодел от этой мысли.
Но виду не подал, а как шел, так и продолжил идти.
Сергей Сергеевич пожал его вялую руку крепче обычного.
И это только подтверждало, что Стас, кажется, не ошибся.
Но не успел он задать вопрос, как отец опередил его, причем таким тоном, что сразу стало ясно — если и есть новости, то не из разряда страшных:
— Чего это ты бредешь так, словно вчерашний день ищешь? — спросил он.
— Да я и сегодняшний потерял! И вообще… — Стас безнадежно махнул рукой.
— Ну! Ну! — остановил его отец. — Нельзя тебе так раскисать. Тем более, теперь!
— А что — сегодня праздник какой? — огрызнулся Стас.
— Да для всех остальных людей, вроде бы, нет! Пятница, — ответил отец и как-то загадочно улыбнулся: — Но для тебя… Ты ведь все же мужчина. Можно сказать, почти уже сам отец!..
— Что?!
Стас с изумлением взглянул на Сергея Сергеевича.