Быстро прикладываться к святым мощам и проходить дальше.
И Лена лишь, поцеловав стеклянное окошечко, под которым виднелась под облачением голова святой, попросила:
— Матушка, помоги!
Ей бы, по уму, объяснить все — что да как…
Но нужно было уступать очередь Стасику.
Тому — Сергею Сергеевичу.
А уж ему — всем тем, кто пропустил их и стоял на улице.
Растянувшись плотной очередью в сотни и сотни метров…
Тысячам…
Десяткам тысяч людей.
У каждого из которых также были очень и очень серьезные просьбы и даже мольбы о помощи!
Ожидать которую больше было уже не от кого…
В распахнутых воротах Покровского монастыря — Стас чуть отстал, идя под руку с бабушкой, а Сергей Сергеевич, наоборот, прошел вперед туда, где поставил машину, к Лене неожиданно подошла юродивая.
Одетая не то чтобы в лохмотья, как это видела Лена на картинках в старинных книгах…
Но уж очень необычно — в длинном, до пят, байковом платье из разноцветных лоскутков!
— Ну что, мамаша — еще год потерпеть, а? — с абсолютно серьезными и даже грустными глазами и смеющимся ртом полюбопытствовала она.
— Почему это год? — не поняла Лена и машинально сказала: — У меня уже целых три месяца.. Значит, осталось — немного больше, чем полгода!
— А вот и нет — ровно год! Так велела передать тебе матушка! Запомни ее слова!
— Какая матушка? Почему год? И откуда она вообще узнала, что я непраздная? — принялась допытываться, рассказав все Стасу, Лена. — Неужели это уже так заметно?
— Нет, конечно! — оглядев ее, улыбнулся Стас. — Но ведь она же — юродивая, а им, если они, разумеется, не прикидываются, много открыто Богом! Тем более что все это мы легко можем проверить!
— А как?
— Очень просто!
Стас достал свой мобильный телефон и принялся нажимать на нужные кнопки.
— Сейчас я заведу специальный будильник, и ровно через год, минута в минуту, он… — Стас подумал, какую мелодию выбрать для такого случая и нашел: — … Ударит во все колокола!
2
Ахилл невольно покосился на свои руки, на золото...
Золотые ауреусы щедрым потоком лились на стол перед лицом изумленного Ахилла.
— Вот он — твой первый заработок! — довольным тоном приговаривал сенатор Мурена. — Весь в золоте! А? Ну-ну, не вороти нос! Как гласит римская пословица, сначала ищи деньги, а уж потом — добродетель! Здесь тебе хватит и на всаднический ценз, и чтобы жить на широкую ногу до следующего доноса!
— Жить? После всего этого?! И... как ты сказал — до следующего?! — поднял умоляющие глаза на сенатора Ахилл.
— А ты что — забыл?
Ахилл прикрыл глаза и покачал головой:
— Как бы я хотел уснуть и забыть о том, что было...
— А, проснувшись, опять увидеть эти золотые? — с усмешкой поинтересовался Мурена и придвинулся почти вплотную к лицу Ахилла. — Нет, мой мальчик, так не бывает! Чтобы вкусный овощ вырастить, надо и в грязи покопаться! Да! А то и в навозе! Руками!
Ахилл невольно покосился на свои руки, на золото...
— Так-то, мой мальчик! — успокаивающе похлопал его по плечу сенатор. — Для первого раза ты неплохо сыграл свою роль. Но — только для первого! И потому, что я был рядом. А дальше, особенно когда будешь работать сам, будь осторожнее. Я забыл предупредить тебя, что если кому-нибудь из обвиняемых удастся опровергнуть донос, то тогда уже не ему, а тебе не сносить головы! Хотя Нерон и разрешил верить всякому доносу, все-таки надо соблюдать какие-то меры предосторожности... А то, гляжу, развел слезные разговоры с Титом Элием! Тут надо быть жестким, без тени сентиментальности! А ты — разнюнился! Дочь, видите ли, ему нашел! Да ему теперь до следующего цезаря будет не до дочери!
— Почему?
— Потому что, не дожидаясь суда, он, согласно римскому закону, добровольно удалился в изгнание. И поверь мне, зная, что я слышал про Синопу, будет устраивать пока свои дела где-нибудь в Малой Азии или на Боспоре! Скорее всего — в Херсонесе! Со времен своей последней ссылки он был так осторожен, что все деньги вложил туда, а в Риме оставил столько, что мне его четверти и на неделю не хватит!
— Так это его... ты? — с болью в глазах посмотрел на сенатора Ахилл. — Значит, и ты тоже — доносчик?!
— Не путай меня с собой! — нетерпимым жестом отстранил себя от Ахилла Мурена. — Я делаю это в интересах Римского государства! Для укрепления уже готовой пошатнуться власти! Ибо, если она рухнет, то погребет под собой и меня! Поэтому, если ты косвенно — чтобы одни, видя муки других, прикусили языки и перестали плести заговоры — помогаешь отечеству, то я делаю это прямо!
— Ты хочешь сказать, что Тит Элий — заговорщик? — недоверчиво спросил Ахилл.
— Нет! — поморщился Мурена и нехотя признался: — Я выдал его потому, что он слышал твой разговор с сенатором и сам мог донести на нас! Жаль его, конечно... Я как раз мимо шел, так крики прощающейся с ним жены до сих пор стоят в ушах. Хорошо хоть детей у него от этого брака нет...
— А у сенатора, на которого донес я, — есть?
— Да, пятеро! Теперь им осталось только вспоминать, каким был их отец!
— Был?.. — с ужасом уточнил Ахилл. — Ты хочешь сказать, что он... его...
— Да. Казнили! — невозмутимо подтвердил его страшную догадку Мурена.
— Нет... я больше так не могу! Я не буду!!
— Будешь! Будешь, мой мальчик! И вот тебе имя следующей твоей жертвы! — Мурена прошептал на ухо Ахиллу несколько слов, подбадривающе улыбнулся, сказал, что если все пойдет по его плану, то он даже усыновит Ахилла, чтобы было удобнее продвигать его выше и выше, и удалился.
Ахилл, оставшись один, бессильно опустился на ложе и долго сидел, вспоминая выданного им сенатора, Тита Элия...
Незаметно стемнело.