Виктория опять помолчала…
- Дальше – больше. Серафима Серафимовна – имя-то какое! – часами на память читала мне псалмы, отрывки из Евангелия. Я, хоть и с высшим образованием, мало что понимала. А она – как любила говорить о себе: четыре класса с коридором! – мне все растолковывала. Но все равно одной, хоть и очень нужной информации, было мало. Умом я уже начала что-то понимать. Но сердце еще молчало, - пожаловалась Виктория. И глаза ее просветлели: - А тут вдруг однажды пришел причастить ее священник. Отец Григорий. Старенький, седенький батюшка… Глаза – само понимание и Любовь!
Виктория даже улыбнулась, вспоминая священника.
- Он исповедовал, причастил Серафиму Серафимовну. Я, чтобы не слушать о ее грехах попросила медсестру надеть мне наушники на голову, да включить музыку погромче. Поэтому не знаю, о чем говорила со священником насчет меня бабушка, но затем он подошел ко мне. И представляете, поговорил со мной всего пять минут. Торопился кого-то соборовать в другое отделение, - сама удивляясь тому, что рассказывает, едва заметно качнула головой она. - А у меня после этого – целый день слезы из глаз! Вот тогда я впервые в жизни поняла, что такое Божья благодать! После этого я без нее уже не смогла! Как говорится, только тот, кто вкусил мед, знает, что он – сладкий! Словом, узнала у Серафимы Серафимовны его телефон. Позвонила. Полчаса все свое сокровенное и постыдное, никого не стыдясь, выкладывала. И упросила крестить меня. Прямо здесь, в больнице. Он пару раз еще пришел, поговорил со мной… Стасик, как это называется?
- Провел огласительные беседы или проще – огласил!
- Вот-вот. Он так и сказал, - подтвердила Виктория. - И покрестил! Ох, и воды тут было!.. После меня, кстати, еще двое из этой палаты крестились! Правда, как более легкие, уже в больничном храме. После того, как Серафиму Серафимовну выписали домой, папа привез из дома Евангелие. И я попросила так и оставить меня здесь. Думала-думала. И все же решилась вам… Попросить прощения за все. Поблагодарить – потому что некоторые зерна истины посеяли во мне и вы, прости, Стасик, особенно ты, Лена! А еще спросить…
Виктория сделала над собой немалое усилие и прошептала:
- Как там Ваня? Еще не женился?
- Да ты что? – удивилась Лена. – Нет, конечно!
- Слава Богу, - выдохнула с облегчением Виктория. – А то он все-таки такой крепкий, красивый, Герой России! И где только раньше глаза мои были? Как говорится, что имеем, не храним, потерявши – плачем! И что он теперь – по-прежнему в вашей Покровке?
- Нет, этот Герой России уже в монастыре! – поспешно ответил Стас. – Даст Бог, будет еще священником-монахом…
- Надо же… - с легким беспокойством сказала Виктория.
Попыталась привстать, но не смогла.
- И в каком?
- Прости, но этого мы не может тебе сказать, - ответила за двоих Лена.
- Почему?
- Потому что это будет неполезно для вас обоих!
- Понимаешь, как бы тебе это объяснить… - заговорил уже Стас. - Приняв постриг, Ваня умер для мира. За него даже свечку об упокоении поставь – и ему не повредит.
- Но я-то живая! – простонала Виктория. – И как только поднимусь, сама сразу найду, где он… поеду к нему и – уговорю вернуться, то есть принять свою образумившуюся жену. Ведь я знаю, он любит меня!
- Но Бога он любит больше! – подала голос Лена.
- Ну, это мы еще посмотрим! – с вызовом сказала Виктория.
И Стас с Леной поняли, что в ней еще осталось немало от той – прежней, жестокой и взбалмошной дочки генерала…
- Да… - протянула Лена, когда они вышли из больницы. – Нелегко теперь Ваньке придется.
- На гранату и то, наверное, было проще лечь, - согласился Стас. – Тут ведь не просто начнется война за тело, а - за душу. Страшная духовная брань! Мир попытается через Викторию вернуть его себе! Но ничего, будем надеяться, что он выдержит. Старцы, братия, стены монастыря помогут. К тому же, и мы будем горячо за него молиться вдвоем!
- Втроем! – поправила Лена.
И Стас, никогда не любивший, когда его хоть в чем-нибудь поправляли, на этот раз охотно принял это уточнение!
10
После того, как они обособились, Стас рассчитывал теперь только на себя.
До появления на свет ребенка оставалось чуть меньше месяца.
У Лены все чаще и чаще были «головокружения».
И еще больше ухудшилось зрение.
Стас даже боялся теперь далеко отходить от нее.
Разве что пылинки с нее не сдувал.
Но она держалась молодцом.
Ни на миг не теряла надежды, что все в конце концов, с Божьей помощью, будет хорошо.
И то и дело подшучивала над собой.
Увидит изо всех сил в зеркале, как располнела, и сразу:
- Вот слепышка!
В смысле, как объясняла при этом мужу: большая, толстая, да к тому же еще и плохо видящая, пышка.
Запачкается где-нибудь, да не заметит, пока Стас не поможет, и:
- Вот слепчушка!
Но тут уже не нужно было никаких комментариев.
И так все понятно…
Деньги в портмоне Стаса таяли быстрее снега в конце весны.
Но он с радостью продолжал приносить с рынка все самое лучшее.
Овощи, фрукты, дорогой сыр, домашний творог, диетическое парное мясо, деревенские яйца…
Обновил почти весь гардероб Лены.
Для ее новой фигуры понадобился сначала летний сарафан, затем более теплая одежда, включая демисезонное пальто.
- Зачем? – узнав, сколько оно стоит, пыталась остановить его в магазине Лена. – Ведь это же все равно временно! Неужели ты думаешь, что я все время буду такая?