— Так я же от счастья! — всхлипнув, возразила Лена и тыльной стороной ладони принялась вытирать с глаз слезы.
— Что вы делаете? Осторожнее! — в ужасе воскликнул профессор.
Он предостерегающе поднял руку, но подержал ее на весу и лишь махнул ею:
— А впрочем, теперь это уже безразлично! Ваша сетчатка абсолютно здорова. Она — восстановилась без всякого медицинского вмешательства. И я решительно ничего не понимаю. Больше того — просто отказываюсь что-то понимать! Может, наш уважаемый академик Теплов подскажет?
Стас с Леной оглянулись.
И увидели бежавшего к ним так, что только полы белого халата вразлет, Сергея Сергеевича.
— Стасик! Лена! — подбегая, спросил он. — Мне только что позвонили… сообщили… сказали… Это что — правда?!
И, не дожидаясь ответа, потому что по взгляду Лены сразу понял, что она видит его, сам, не сдерживая слез, принялся, тесно прижимая друг к другу, обнимать ошеломленных счастьем детей.
А затем, оставив свое отделение на заместителя — повез их домой…
15
— Кто?! — с полным недоумением взглянула на Зою мама Стаса.
… А дома Зоя развлекала проснувшегося ребенка большими фотографиями, на которых было множество людей.
— Вот это — дядя Сережа! — говорила она. — Это тетя Люда! И это тоже Люда, точнее, Людочка, потому что еще тоже маленькая! Видишь, как бы сказала твоя мама, какая я «однолюдка».
Она даже не услышала, как входная дверь открылась.
И только увидела вошедшую в спальню маму Стаса, у которой сохранился свой старый ключ от этой квартиры.
— Вы?..
— Вы?! — в один голос удивились обе женщины.
— А где…
Мама Стаса хотела спросить — Стасик и Лена.
Но тут ее взгляд упал на внука.
— Ой, — прижав ладонь к щеке, умиленно воскликнула она. — Да ведь это же — вылитый Стасик! Нет — Сергей Сергеевич в детстве. Да и от меня что-то есть. И от Лены…
Тиша, словно почувствовав родную кровь, что-то по-своему залепетал и потянулся ручонками к бабушке.
— Можно? — спросила та у Зои.
— Конечно! Ведь это же — ваш внук!
— Внучок… внучок, — осторожно доставая Тихона из кроватки, заворковала мама Стаса, впервые назвалась медсестре по имени отчеству: Людмила Ильинична. И счастливо вздохнула: — Господи, как же давно я не держала на руках таких малышей… И такой радости лишилась на целых полгода!
Тут вдруг она вспомнила о главной цели своего приезда и с беспокойством спросила:
— А что, собственно, здесь случилось?
Зоя рассказала ей, что знала сама.
И тогда Людмила Ильинична, не на шутку встревожившись, бережно передала внука Зое и набрала номер Стаса.
— Мам, прости, я сразу тебе все не сказал… — виновато начал он.
— Где Лена! — перебила его мать. — С ней все в порядке?
— Да, да! Более чем! Ты даже не представляешь!
— Надеюсь, ты рядом с ней и сопровождаешь ее?
— Да ей теперь никакой провожатый не нужен!
— То есть как это не нужен?
— Мам, прости, батарейка в телефоне садится. Приедем — сама все увидишь! Да, и папе, пожалуйста, сейчас не звони. Он как раз везет нас домой, а на дороге такие пробки, что как бы из офтальмологии в травматологию не попасть!
— Вот так у него всегда! — пожаловалась Зое Людмила Ильинична. — Сплошные тайны!
Зоя предложила ей чаю.
Они сели за стол — Тиша на коленях у бабушки — и Людмила Ильинична, кивая на фотографии, спросила: — Это что, ваши сослуживцы? Или одноклассники со своими детьми?
— Нет, это мои дети!
— То есть? — с полным недоумением взглянула на нее мама Стаса.
— Ну, как бы вам сказать… Вообще-то это довольно-таки длинная и грустная история. Но — со счастливым концом!
— Тем более! Нам все равно еще долго ждать. И чтобы не терзаться всякого рода сомнениями — расскажите! — попросила Людмила Ильинична.
Зоя тяжко вздохнула и не спеша поведала, что когда ей было восемнадцать лет — ну, посчитала себя уже достаточно взрослой, повстречалась с одним мужчиной, забеременела от него и, так как он, в конце концов, ее бросил, вынуждена была сделать криминальный аборт. Осложнение было очень тяжелым. Таким, что уже почти не оставалось шансов выжить, и ей в беспамятстве было видение. Она увидела своего ребенка. Причем, там и таким, что как только пришла в себя, первым делом поехала в один из немногих открытых тогда монастырей. Здесь она рассказала все старцу. И тот, после того, как она прожила рядом со святой обителью, ютясь в углу у одной сварливой, просто несносной по характеру старушки — но таким было непременное условие старца, постриг ее в монахини. Было тогда такое понятие — тайный постриг… И дал при этом послушание: поступить в медицинское училище. Стать акушеркой. И отговаривать от абортов всех идущих к ней в больницу женщин, несмотря ни на что…
— Все теперь ясно… — понимающе кивнула Людмила Ильинична и, вглядевшись, показала пальцем на стоящую в центре Зою в монашеском облачении: — Ой, да вот же вы! Как же вам идет эта одежда! Постойте, погодите… — оборвала она себя на полуслове. — Не хотите ли вы сказать, что все эти люди…
— Да, — подтвердила ее догадку Зоя. — Это те самые дети, которых мне удалось спасти. Ну, конечно, не все! Одни живут далеко на севере, другие на юге… Да где только не живут: здесь, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Хабаровске, Киеве, Минске, городах, деревнях… На мой юбилей сумела приехать лишь небольшая часть. Это вот — главный инженер завода. Это — так сказать, новый русский. Кстати, очень помогающий в восстановлении и строительстве новых храмов. Это — домохозяйка, сама мать пятерых детей. А вот это — артист, вы наверняка его часто по телевизору видите!
— Ой, да! — узнала мама Стаса. — Я его так люблю!
— Этот, к сожалению, страдает алкоголизмом, — посетовала Зоя. — Но будем надеяться, что Господь, по нашей общей, соборной молитве, когда-нибудь вразумит его. А это, между прочим, двойняшки! Таня и Тоня. Честно говоря, никто кроме меня, даже родная мать не может их различить, поэтому они и одеты по-разному… Теперь вот и Тишу надо сфотографировать!
— Вы… вы… — голос Людмилы Ильиничны пресекся, и она только махнула рукой.